Стеклянная женщина
Шрифт:
– Суеверия противны Богу, – отвечает она. Ее ладони мокры от пота. В кармане юбки лежит камень с гальдраставом, который дала ей мама, и она чувствует сквозь ткань его тепло.
Пьетюр насмешливо вскидывает бровь.
– До чего ты набожна, Роуса! Ты бы покорила даже моего дорогого пабби.
– Твоего дорогого пабби? – Он же сказал, что у него нет семьи.
Пьетюр склоняется ближе. От него исходит едкий, звериный запах пота.
– Я верю в то, во что верит каждый исландец, –
– А Йоун? – Роуса перестает дышать.
– И Йоун исландец. Однако ж правда крови не равна правде сердца. – Он впивается в Роусу взглядом, и она отводит глаза.
– А что prestur? Нравится ли ему мой муж?
– Эйидль-то? С ним лучше не знаться. Йоун тебе то же самое скажет. – Пьетюр угрюмо глядит в очаг.
Некоторое время они молчат, только потрескивает огонь да всхрапывает Сигридюр, и наконец Роуса спрашивает:
– Будет ли у меня служанка?
На миг она представляет девушку, похожую на нее саму, кареглазую, с волосами мышиного цвета.
Но Пьетюр качает головой.
– Дом не так велик, и помощь тебе не понадобится.
Образ девушки блекнет, и Роуса внезапно чувствует острое одиночество.
Пьетюр поднимает голову, и в свете огня его глаза сурово блестят.
– И вообще держись подальше от жителей Стиккисхоульмюра. Они только сплетничать и умеют.
Она открывает было рот, но наталкивается на его горящий взгляд и ничего не говорит.
Они пускаются в путь ранним утром. Небо давно уже залито бледным светом, но даже хуторяне еще спят, а коровы и овцы дремлют в полях.
Пьетюр держит стремя, пока Роуса взбирается на спину красивой каурой кобылы, до смешного лохматой из-за густой зимней шерсти. Роуса с детства не ездила верхом; она неуверенно чувствует себя в седле и крепко вцепляется в лошадиную гриву.
– Не волнуйся. – Пьетюр улыбается, видя, что она побаивается. – Это славная и выносливая кобыла. И не из пугливых. Сама увидишь, когда она перейдет на тёльт.
Замешательство Роусы, должно быть, ясно читается на ее лице, потому что Пьетюр оживляется и весело посмеивается:
– Вот, погляди.
Он легко взбирается на свою мышастую кобылу и ударяет ее пятками в бока. Лошадь трогается с места, переходит на рысь, а затем на крупный шаг, высоко выбрасывая ноги, и поступь ее столь ровна, что Пьетюр сидит в седле как влитой.
Он описывает круг и, улыбаясь, возвращается к Роусе.
– Тёльт. Лошадь может идти быстро и без устали целый день. Попробуй.
Роуса пришпоривает свою кобылу, и та пускается вперед ровным шагом, высоко вскидывая ноги. Вспомнив, как в детстве каталась на лошади торговца и тряслась в седле, словно мешок с мокрым тряпьем, Роуса смеется.
– Я будто лечу.
Пьетюр издает громкий клич – странный,
Из высокой травы перед нею вспархивают спугнутые птицы. Два ворона взмывают ввысь и с криками описывают круги в небе. По спине Роусы пробегает холодок: птицы-падальщики напоминают ей Хугина и Мунина, или Мысль и Память, – посланцев Одина, которые приносят ему вести от мертвых. Она гонит прочь эту мысль и понукает лошадь.
Только на вершине холма, натянув поводья, Роуса видит, что Скаульхольт раскинулся далеко внизу. Село осталось позади, а она даже не сразу это поняла. Их маленькая лачуга съежилась до размеров ногтя и превратилась в коричневую кляксу на зеленом фоне. Где-то там, в одном из рассыпавшихся по полю домишек, вот-вот проснется Паудль. Почувствует ли он, что она уехала?
Над головой кружат и каркают вороны.
Лошадь Пьетюра останавливается рядом. Ожидая, что он станет насмехаться над ней, Роуса вытирает глаза рукавом и отворачивается.
– Можешь воротиться ненадолго, если хочешь, – мягко говорит он. – Я подожду.
Роуса качает головой.
– Я уже попрощалась. – Ей представляется Паудль, понуро ссутулившийся, как во время их последней встречи, но она гонит прочь мысли о нем. – Едем. – И, повернувшись к Скаульхольту спиной, она переводит взгляд на укутанные облаками горы впереди.
Пьетюр пришпоривает свою кобылу.
– А ты сильней, чем кажешься, Роуса. Eigi deilir litr kosti.
Внешность бывает обманчива.
Она пропускает мимо ушей этот комплимент – или издевку? – и не отрываясь смотрит на серые тучи, клубящиеся в отдалении.
– Как звать мою лошадь?
– Хадльгерд. А мою – Скальм.
– Славные имена. В них есть сила.
– Имя многое говорит о том, кто его носит, Роуса.
Неужто он хочет ей польстить? Она ничуть не похожа на розу. «Пьетюр» означает «камень». Сперва ей показалось, что это имя – твердое, шершавое, неподатливое – очень идет к нему. Но ведь он только что смеялся, думает Роуса, он проявил участие к ее горю. Он прав: внешность бывает обманчива.
Она так погружена в свои мысли, что не замечает огромного камня прямо перед собой. Лошадь шарахается в сторону, чтобы не налететь на него, и сбрасывает Роусу на землю. Падать на мягкую траву не больно, но лицо обдает жаром, и Роуса поспешно поднимается на ноги.
– Ты не ушиблась? – Пьетюр отряхивает ее юбки.
– Нет, только… – Глаза щиплет от слез, и она с трудом сглатывает.
Пьетюр вытягивает запутавшийся в ее волосах стебель вереска.
– Здешние края не хотят тебя отпускать. Этот отважный стебелек пожертвовал собой, лишь бы ты не уезжала.