Стены молчания
Шрифт:
«Фин — мистер пунктуальность» принадлежало другой эре.
Пабло еще немного поругался, прежде чем успокоился.
— С тобой все в порядке? — наконец спросил он.
— Все болит, — сказал я. — Даже парик.
— Ты где?
Я посмотрел на водителя. Он слушал радио, и пластиковое окно, которое разделяло нас, было открыто всего на пару дюймов. Я полагал, что он не услышит много, если я начну говорить на пониженных тонах и мой рот будет рядом с микрофоном.
— Пятая авеню, у меня проблемы.
—
— У тебя тоже. Убери женщин и детей из дома, сотри с компьютера, сколько сможешь, и жди меня на углу твоей улицы и Лексингтон-авеню.
— Фин, а что мне сказать Джулии?
Я еще больше понизил голос:
— Скажи, что твой босс увозит детей из Бомбея в Штаты. Как проституток. Рабов, Пабло.
— Я не слышу тебя.
— Просто убери их из дома и жди меня на углу Лексингтон. Я скоро буду, — я отключил телефон.
Внезапно я почувствовал себя виноватым перед бомжом и его банками. Он орал на туриста, не так ли? Это было не по-соседски. И все же это не гарантировало того, что его бизнес должен был сгинуть в потоке движения.
49
Пабло не было на углу улицы.
Я вылез из такси. Какое-то время я стоял и шепотом проклинал все на свете. Прохожие странно смотрели на меня.
Мне было все равно. Без Пабло я был нигде.
— У тебя что, на твоей чертовой голове нет глаз?
Я хотел обнять его.
— Где ты был? — спросил я.
Он показал на автостоянку на другой стороне улицы.
— Я махал руками как сумасшедшая мельница, тупица. Боже. И ты стоишь здесь и похож на дорожный знак.
— Где остальные?
— По пути в Вермонт. У нас на берегу озера Чамплейн есть небольшой охотничий домик. Они полетят на самолете из Ла Гвардия до Берлингтона.
Чертовски далеко, но чем дальше, тем лучше.
— Где машина?
Пабло слегка шлепнул меня по щеке:
— На стоянке, а где же еще? Я не собираюсь оставлять серебристый «ягуар» без присмотра, чтобы какой-нибудь придурок разбомбил его, после того как покончат с моим домом.
— Прости, Пабло.
— Не стоит, Фин, — вздохнул он. — Мне следовало все проверить, прежде чем лезть к большим парням.
— Они тебя недостойны.
Он улыбнулся:
— Я знаю.
— Нам надо вернуться в дом, — сказал я. — Я должен уладить пару вопросов, — я потрогал парик. — Ужасно хочется избавиться от этого.
Пабло достал огромную связку ключей из кармана:
— Куда потом?
— Центральный остров.
Он постукивал ключами по ладони. Должно быть, они весили целый фунт. Боже, наверное, это было больно.
— Ты чертов британец. Ты же не хочешь сказать, что мы пойдем в дом Макинтайра?
— Просто дай мне ключи, Пабло. Я пойду сам.
Он поболтал ими в воздухе перед моим носом, а потом резко отдернул руку, когда я пытался выхватить их.
— Еще не родился такой человек, который может войти в мой дом, если он закрыт. Пошли.
Когда мы подъехали к будке офицера Миллера, уже стемнело. Я спрятался за передними сиденьями под двумя или тремя пальто и свитерами. Там было жарко, как в аду.
Я услышал голос Миллера. Веселый, но любопытный.
Пабло объяснил, что он едет в яхт-клуб. Там собирали старую одежду для благотворительности. Пабло еще добавил, что это было для детей.
Я надеялся, что офицер Миллер не обратит внимания на то, что одежда на задних сиденьях была для довольно больших детей.
Миллер и Пабло поговорили о погоде, о делах в яхт-клубе, о том, что дети бегают без присмотра, об обезглавленных трупах в «тойотах». Миллер сказал, что он сожалеет, что это произошло вне его юрисдикции, и добавил, что машина не доехала всего нескольких футов до его будки. Казалось, что это будет тяжелое лето. Он будет счастлив, когда наступит первое сентября — День Труда, и все поутихнет.
Пабло принялся рассказывать о его лодке.
Я услышал, как открылась дверь будки, затем приближающиеся шаги.
Черт, только не это.
— Да вот и она, — услышал я голос Пабло, очевидно, он показывал фотографию лодки.
— Красивая, — сказал Миллер. — Мне бы никогда не захотелось сходить на берег, если бы у меня была такая лодка.
Опять послышались шаги и обмен приветствиями. Затем я почувствовал, как машина поехала вперед.
— Тебе нравится твоя лодка, — сказал я, выползая, как медведь после зимней спячки, весь покрытый потом.
— Я люблю ее, — сказа он и быстро добавил: — практически так же сильно, как и Джулию. Он положил фотографию на руль. «Джулия I». В глазах Пабло была видна страсть. — Знаешь, — сказал он, — когда Макинтайр узнал, что у меня есть лодка, он сказал, что мне не доведется воспользоваться ею. Я буду работать слишком много. Во всяком случае, он признался, что он ненавидел лодки. Какого черта он держит здесь дом, если он не любит лодки? — Он убрал фотографию в бумажник. — Ублюдок.
— Можно спросить тебе кое о чем, Пабло?
— Вперед, — мило сказал он.
— Когда Макинтайр заставил тебя взяться за мое дело, что было тогда у тебя на уме?
К моему удивлению, он не стал колебаться. Никакого «О Боже», никакой брани.
— Сотрудничество, Фин. Чистое и простое. Я первый человек в семье, который чего-то добился. Не просто имею деньги, но являюсь важным человеком. — Он снял руки с руля и потер лицо. — Это немного затуманило мой ум.