Степь. Кровь первая. Арии
Шрифт:
– Хвать воду в реку лить, девичьи пугалки пережёвывать. Делом надо заняться.
Бабы замерли, даже теребить подолы перестали. Большуха продолжила:
– Вот чё бабаньки я вам скажу. В эту ночь снег стихнет, небушко проясниться и к нам на несколько деньков Дева Морозная заявится. Сразу предупреждаю злая, как волчара лютая. Знаем, эта Дева не мужик, за зад схватит бабью душу не согрет, а за чё хватит то и отвалится. В аккурат на Святки явилась. Надо ж как. Встретить надобно, как положено. Закормить, задобрить. Злой она нам, ой как не нужна.
Бабы дружно закивали, забубнили, создав гул, как в дубле с пчёлами. Дануха брякнула клюкой об пол. Замолчали, только
– Да, вы, сучки не скупитесь как-то было в прошлую зиму, принесли как обокрали.
Злобный взгляд её блеснул по потупившим глазки бабам.
– Чуют мои кости, - продолжила она уже тихо, по-старчески скрипуче, - эта зима лютой будет, да долгой.
Затем ещё раз обвела весь бабняк взглядом и уже привычным твёрдым тоном, словно подзатыльники раздавая, закончила:
– Дров запасти боле обычного. Пацанов отрядить всех. Атаману скажу, мужички подмогнут. Брат Данава будет в аккурат к половине дня. Детей всех и самим тоже, жиром мазаться. Мне ещё обморозков завтра не хватало.
И на следующий же день всё, что предсказала Дануха с погодой, оправдалось полностью. Небо за раз прояснилось, даже тучки не видать. Воздух с самого утра точно зазвенел от мороза. Размазанное в дымке низкое солнце на краю неба, светило тускло. Ветер стих, а снег под ногами заскрипел до противного мерзко и громко. Пацаны, в отличии от обычного, сделали в лес по две ходки, натаскав дров и для бабьих кутов, и для бань, и для общего костра в центре площади.
Они.
Клип четвёртый.
Данава.
К полудню со стороны змеиного источника, пробираясь сквозь заносы пожаловал родовой колдун, родной брат Данухи Данава. По летам он был не молод, чуть по моложе Данухи. Хоть и шёл он не очень из далека, по местным меркам, но такая путь-дорога далась бедняге тяжело. По крайней мере выглядел он уставшим и измученным. На нём была шкура бера-зверя, мехом внутрь, шапка волчья с волчьей же башкой поверх шапки, от чего издали казалось, что у Данавы две головы. Ноги укутаны в бобровый мех с деревянной вязанной решёткой снизу, эдакие укороченные снегоступы, руки в варежках-мешках с когтями непонятной зверюги. Во всём этом одеянии колдун казался большим и грозным, хотя без одежды был худосочен, как дрищ, за что Дануха вечно поддевала братца, но тот на неё, как водится, по его мягкости характера, никакой обиды не держал, внимания не обращал. Привык. Хотя, когда был весел, что бывало редко, нет-нет да огрызался, пройдясь мельком по её свинячим телесам, заплывшим жиром. Ко всему прочему колдун тащил за спиной огромный по размерам мешок самотканый из травяной нити, а в руках тягал увесистый длинный посох, с белым как снег черепом какого-то небольшого зверя в виде набалдашника.
Весь род вывалил на встречу, даже атаман Нахуша с мужиками пожаловал. Пацаны помогли колдуну забраться на пригорок, протаптывая тропку и освобождая его от поклажи. Тот тяжело вскарабкался, смачно плюнул на левое плечо, обнял сестру, обнял атамана, поздоровался с присутствующими, покивав всем обоими головами и никого не спрашивая, и ни с кем не говоря, прямиком прошлёпал
– Данух, дай чё горячего внутри согреться.
Большуха зачерпнув в ковш парящего варева, стоящего в широкой миске у самого очага, подала знак бабам, заполнявшим её жилище, мол готовьтесь и нырнула вслед за ним за полог.
– Есть чё будешь, братец?
– спросила она, протягивая ему ковш с травяным отваром.
– Не-е, я не голоден, - ответил он, протягивая ноги к банному камню и шумно прихлёбывая из поданного ему ковша, - как тут у вас? Всё спокойно?
Судя по выражению всего исчерченного, да изрисованного татуировками и ритуальными шрамами лица колдуна и по напряжённости заданного вопроса, что-то случилось. И большуха почуяв это, насторожилась.
– Тихо всё, - ответила она, вопросительно уставившись на брата, - ты б не явился, таки вообще благодать была, волки и то сильно не достают, а чё случилось, Данав?
Колдун, как и не услышал её будто или сделал вид, что не услышал. Он, не меняя позы и продолжая прихлёбывать отвар, опять, как бы между прочим, поинтересовался:
– Чужие не забредали?
Дануха подумала, прежде чем отвечать. К чему это он клонит? Потом прошуршала в своей памяти и ответила:
– На Гостевой седмице народ был от трёх соседей, а от Грабовских атаман, лично гостил. Волк его изрядно эту зиму потрепал, вот и приезжал по скоту торговаться. Три ара были, тоже торг вели. В общем как обычно. Да чё случилось то?
Но ответить он не успел, потому что входная шкура распахнулась и в баню ввалился артельный атаман, грузно плюхнувшийся на полог, распахивая тулуп.
– Чё смурной такой, колдун?
– встрял он в разговор скидывая остроконечную беличью шапку и разбрасывая ноги в стороны.
Данава опять никак не отреагировал на вопрос, продолжая хлебать из ковша. Пауза затягивалась. Наконец он оторвался от горячего отвара, поставил ковш рядом и пристально взглянув на атамана спросил:
– Атаман. Тебе охотнички ничего подозрительного не сказывали?
– Ты о чём?
– спокойно переспросил Нахуша, откидываясь спиной на стену.
– Чужие тут по твоим землям ни где не шастали? Я не имею ввиду гостей. Может где по лесам попадались, нечаянно заблудившиеся, аль где на дальних подступах натоптали, кто такие непонятно?
Атаман оторвался от стены, всем телом подавшись в сторону колдуна.
– Какой дурак в это время по лесам шастать будет, да ещё так далеко от жилья? Не мути Данава. Говори, что не так.
– Чёрная степная нежить в наших краях завелась, - выдал колдун полушёпотом, показывая всем своим видом и испуг, и волнующую заинтересованность.
– Тфу ты, отрыжка, - сплюнула Дануха, - и этот малахольный туда ж. Только давеча бабам языки укорачивала. Братец, ты это с каких пор в девкины страшилки играться начал?
– С тех пор, Данушка, как по нашему берегу четыре баймака поубивали под чистую.
Дануха переглянулась с сыном и оба уставились на колдуна. Тот продолжал:
– Хаживал я давеча тоже по гостям. Заглянул к своему давешнему приятелю, что на два с гаком перехода назад от нас проживает. Колдун он там родовой... был. Так вот он один от всего рода и остался. Мужики побиты, пацаны потоптаны, дети малые мужицкого пола по домам сожжены. Большуху с ближнецами тоже, кстати, - сделал он ударение на слове "кстати", обращаясь к сестре, - побили и сожгли, а что по моложе, да детей всех бабьего полу утащили в степь.