Степан Эрьзя
Шрифт:
— Видите, как редко с вами встречаемся.
— В таких обстоятельствах лучше не встречаться.
— У меня что-нибудь серьезное? — спросил Степан.
— У вас круппозное воспаление легких.
— Черт возьми, в такую жару схватить воспаление легких! Да кто в это поверит?..
Степан пролежал в больнице больше месяца и вышел оттуда страшно исхудавший и бледный. Первым делом он наведался на станцию. Оказывается, вагон уже давно стоял в тупике, и со Степана взяли большой штраф за простой. Он, хоть и поворчал немного, но остался доволен что снова видит свои сокровища. Раздумав переадресовывать вагон в Москву, Степан нанял людей и все скульптуры перевез к Федорову, попросив его присмотреть за
Москва... Как она изменилась с той поры, когда Степан видел ее в последний раз! Тогда, в тяжелом двадцать первом году, голодная и холодная, она погружалась ночами в кромешную тьму, а днем пустынные улицы и площади придавали ей вид заброшенного города. Теперь они полны людской толчеи и неумолкающего шума. Фасады домов сверкают свежей краской, на улицах великое множество магазинов, ресторанов, пивных, закусочных и всяких прочих забегалок. Вся она, словно молодая нарядная женщина, хохочущая и распевающая веселые песни. Степан целыми днями бродил по улицам, радуясь великолепию возрожденного города... Остановился он у Сутеевых. Ни Григорий Осипович, ни Зинаида Васильевна из деликатности не спросили, почему он приехал один. Из его немногих писем они знали, что Елена была с ним — и в Батуми, и в Баку. Сам Степан счел излишним объясниться по этому поводу. Вскоре он снял пустующую мастерскую скульптора Коненкова и переехал туда жить.
В Москве незадолго до его приезда организовалось так называемое Общество русских скульпторов, куда охотно приняли и Эрьзю. Общество готовилось к первой большой выставке, и он очень жалел, что оставил свои скульптуры в Новороссийске. Если их вытребовать сюда, к открытию выставки они могут не прибыть. Куда проще сделать несколько новых вещей. Тем более, что у него уже есть замыслы, и неплохие. Он давно собирался создать еще один образ революции Пятого года. Вот за это он и возьмется. Но прежде примется за юный образ, навеянный впечатлениями от помолодевшей Москвы. Для этого он уже приглядел прекрасный прототип — это была соседка Сутеевых, красивая девушка Лия, которая вечерами иногда заходила к ним поболтать.
Степан попросил Зинаиду Васильевну передать Лие его предложение попозировать. Она охотно согласилась. И, когда они встретились, Лия восторженно воскликнула:
— Ой, Степан Дмитриевич, я с удовольствием буду бывать у вас! Я ведь тоже увлекаюсь скульптурой. Мне бы хотелось у вас поучиться.
Ее темные волнистые волосы были зачесаны назад и обхвачены узенькой зеленоватой тесемкой. Когда она говорила, большие серые глаза с расходящимися лучами длинных ресниц вспыхнули веселым задором, овальное лицо слегка зарделось.
— Вот уж не думал заполучить в вашем лице ученицу, — сказал он. — Только недолго придется вам ходить ко мне, после выставки собираюсь в Париж.
— А мне разве в Париж нельзя? — произнесла Лия и засмеялась. — Страсть как хочу увидеть Париж!
Ее настырность смутила Степана.
— Этак, черт возьми, мы с вами до самой Америки доберемся.
— А что, можно и в Америку. Я немного знаю английский. Французский тоже знаю...
В тот же вечер Степан написал письмо в Баку Айцемик Урарту и посоветовал ей принять участие в предстоящей выставке Общества русских скульпторов. Ее «Лежащую женщину» и «Беспризорника», которых она слепила в его мастерской, вполне можно выставить на людской суд.
На следующий день утром Лия уже была в мастерской скульптора. Она пришла, запыхавшись, с капельками осеннего дождя на смуглом лице и ресницах. Бросив легкое пальто и платок на кушетку, провела руками по гладко зачесанным темным волосам, весело посмотрела на Степана и беспричинно, как ему показалось, засмеялась. Но потом он сообразил, что все время улыбается
— Не прохладно будет без пальто? — спросил он.
— Вы тоже без пальто.
— Я работаю, а вам сидеть.
— Ничего, не замерзну. Во мне много жару! — сказала она и опять засмеялась.
Жару в ней действительно было много, Степану даже показалось, что с ее приходом в мастерской стало куда теплее.
— Это ваши? — она показала на полку с несколькими гипсовыми головками.
— Здесь пока нет ничего моего. Ваш портрет будет первым...
Лия приходила ежедневно с утра и оставалась у него до самого вечера. Потом он ее провожал домой и заходил к своим друзьям — Сутеевым. Над ее портретом он работал около двух недель, назвав его «Новое поколение». До конца года он успел еще сделать «Узника» и принялся за большую группу «Жертвы революции пятого года». Лия стала не только его ученицей, но и оказалась расторопной помощницей. Он уже давно обращался с ней на ты.
— Что я стал бы делать без тебя?
В ответ она только смеялась.
— Вот видите, я тоже на что-то сгодилась! А мама говорит, что из меня никогда ничего не выйдет.
— Из тебя вышла прекрасная женщина. Разве этого мало?
— Я хочу быть скульптором!
— Стоит ли взваливать на себя этот непомерно тяжкий крест? — Степан понуро покачал головой. — Оставайся лучше женщиной!..
Незадолго до открытия выставки в Москву приехала Айцемик Урарту. Степан помог ей связаться с Обществом русских скульпторов, и ее работы были приняты без возражений.
— А где же Елена? — удивилась Айцемик, не увидев подруги в мастерской, когда Степан пригласил ее в гости.
— Елены здесь нет, — сказал Степан. — Хочешь, оставайся со мной, поедем вместе в Париж... Посмотришь Европу.
— А не случится со мной так же, как с Еленой?
— Это будет зависеть от тебя.
— Не думаю... Ведь мы, армянки, однолюбки...
Их разговор был прерван приходом Лии, которая и не подумала извиниться, что помешала им. Высокая и стройная, она прошлась широким шагом по мастерской, сняла пальто и не торопясь повязала фартук, всем своим видом показывая, что именно она здесь полновластная хозяйка.
— Степан Дмитриевич, нам сегодня непременно надо закончить отливку «Трубочиста», — сказала она нетерпеливо.
Айцемик сразу же засобиралась уходить. Степан проводил ее до выхода. Обратно в мастерскую вернулся злой и накинулся на Лию:
— Какого черта ты ее прогнала?
— И не думала, — спокойно отозвалась она. — Но ведь нам надо работать, иначе «Трубочист» не успеет к выставке.
— О женщина, ты всегда права, — покорно произнес он и принялся за работу.
Первая выставка Общества русских скульпторов, открывшаяся в здании Исторического музея в начале апреля 1926 года, явилась крупнейшим культурным событием Москвы. Как отмечали газеты того времени, это была вообще первая большая выставка скульптуры за всю историю России. Печать давала о ней подробные отчеты, публиковала статьи и отзывы. Имя Степана Эрьзи упоминалось почти во всех из них. Одни авторы отзывались о нем восторженно, с похвалой, другие наоборот — хулили. Последних, пожалуй, было больше. К этим последним, как ответ на их несостоятельную критику, несомненно, и была обращена известная статья Анатолия Васильевича Луначарского «Достижения нашего искусства», опубликованная в газете «Правда» от первого мая того же года. Достаточно привести из нее одну небольшую цитату: «Она (выставка) засвидетельствовала, что наше общее суждение о невысоком уровне скульптуры у нас поверхностно. Выставка была богата... Она показала мне новое лицо, лицо, глубоко меня заинтересовавшее, мало оцененного у нас, но уже имевшего громкое имя за границей, мастера Эрьзи...»