Степан Разин. Книга вторая
Шрифт:
Степан покачал головой.
— Он сказывал — хочет идти Нижегородчину побивать. А мне пошто так далеко вперед глядеть? Пустил вон я Федорова с мужиками из-под Саратова в Пензу — доселе все слуха нет… Жалко будет, коли Максим пропадет.
— Вся земля нам навстречу встает, батька. Пошто пропадать Максиму? — возразил Наумов. — Мужики земляков уважают. Я приду с войском под Нижний — и столь не сберу мужиков, как Максим без войска подымет… Я бы слал нижегородского атамана под Нижний, тамбовского — под Тамбов: кто откуда!
Степан отпустил Максима в Нижегородчину, наказав ему каждый день слать отписки о том, как воюет и сколько набрал нового войска…
Не прошло и недели
— Степан Тимофеич! Максимка Алатырь пожег. Воевода-то, князь Урусов, от него в Арзамас убежал!.. Ныне Максимка далее пошел, а нам шлет отписку!
Наумов с хитростью говорил Степану о высылке атаманов, желая избавить войско от засилия «мужиков». Когда Степан согласился, Наумова стала мучить совесть. Он не верил в то, что «мужицкие» атаманы сумеют без казаков воевать. Получив от Максима Осипова письмо, он был счастлив сказать Разину, что его затея увенчалась успехом…
— Бежал воевода, Степан Тимофеич, а Максимка нам пишет, что ныне на Нижний пошел. Как вышел, то с ним всего только с тысячу было, а ныне он пишет, что войска его тысяч пять! Вот тебе и мужик!
— Ищи, тезка, еще атаманов удалых, кого посылать по уездам, — сказал Степан. — Барятинский, верно, воротится снова сюда, под Синбирск. Надо навстречу ему послать до самой Казани, чтобы все у него по пути горело, чтобы, прежде чем он сюда доберется, его атаманы наши повсюду били. Синбирский острожек мы в день не возьмем. Надо, чтобы на выручку под Синбирск не могло подойти ниоткуда дворянское войско.
— Да что ж, Тимофеич, ведь что ни день, то приходит народ из ближних уездов. Тех и слать, кто откуда родом. Всю местность ведают и биться станут «за домы свои», как царь написал дворянам. А за домы-то люди станут крепче стоять. На неделе к нам много сошлось чувашей, свияжских татар, черемис. У всех свои атаманы. Я мыслю для выучки им казаков подбавить да астраханских стрельцов, и пусть строят засеки по дорогам да бьют дворян по пути к Синбирску.
Симбирские кузни грохотали. Волжский белый туман мешался с кузнечным дымом. Разин готовился к решающим приступам на Симбирский острожек. Город был почти неприступен. Если бы не сами жители, его бы не взять и в год, но взять острожек было еще труднее. Разин знал, что в острожке всего лишь один колодец, в котором только на четверть аршина воды, что там почти нет запасов пищи. Каждый день осажденным было тяжелее держаться в осаде. Он взял бы их просто измором, но время не ждало.
У Нижнего были построены сто стругов с морским ходом и сорок пять волжских; их снаряжали к походу. Кроме того, от устья Казанки должен был снова начать наступление уже разбитый возле Симбирска воевода Барятинский. Разин хотел во что бы то ни стало прежде его прихода занять Симбирский острожек, тогда бы Барятинский был бессилен…
В прошлый раз Барятинский был побит потому, что пришел под Симбирск без пехоты.
Только один Степан понимал, что эта победа — далеко не победа. Бодря свое войско, он говорил о том, как легко им далось разбить воевод, но сам знал, что главное впереди, что воеводские рати лишь начинают скопляться у него на пути.
«Добил бы его под корень, и был бы я грозен иным воеводам, а ныне оправится он и полезет. А хуже нет, когда битый тобою идет на тебя!» — думал Разин.
Удачи пока еще не изменяли Степану: атаманы, высланные Разиным из-под Симбирска вперед с отрядами казаков и крестьян, гнали к нему день за днем гонцов с вестями о взятии Корсуни, Саранска, о восстаньях крестьян в Нижнем Ломове и в Темниковском уезде, где, всем на удивленье, вела семь тысяч восставших посадская вдова, беглая монахиня, которую народ звал
37
Старица Алена — атаман, бывшая монахиня («старица»), по происхождению — крестьянка Арзамасской слободы. Ее отряд в шестьсот человек действовал в Темниковском и Шацком уездах. Захвачена под городом Темниковом войсками князя Ю. А. Долгорукого. Была сожжена заживо в деревянном срубе как колдунья в конце 1670 г. Стала широко известна смелостью и спокойствием в бою, на допросе, под пыткой и во время казни.
— Попов в атаманах видали, а женок еще отродясь не бывало! — воскликнул Наумов.
— Народ атаманом обрал — знать, удалая женка! — сказал Степан.
— Хоть глазом бы глянуть на экое чудо!
— Постой, доведется!..
Со всех концов по указу Степана сходилась великая рать под Симбирск.
В эти дни с Дона от Фрола Минаева примчался гонец. Привез от Алены Никитичны свежих яблок. Сказал, что к полковнику Ивану Дзиньковскому в Острогожск, на Белгородскую черту, Минаев выслал отряд казаков с письмом Разина и, по вестям от Дзиньковского, ныне уже взяты Острогожск и Ольшанск. Одного воеводу утопили в реке Сосне, другого скинули с башни. Сам острогожский полковник Иван Дзиньковский писал к Степану, что хочет ударить на Коротояк и поднимет к восстанию Старый Оскол и Новый Оскол.
«…Да друг у меня воевода веневский [38] , в Веневе-городе, сам, горожан и стрельцов собрав, читал им твое письмо, и веневские горожане да с ними стрельцы меж собою крест целовали, чтобы им стоять за великого государя, за царевича Алексея, за патриарха и во всем тебя слушать, Степан Тимофеич. Да шлю тебе свежего меду в сотах, да вишневой наливки бочонок добрый, женка моя, тебе ведомо, оную делать искусна», — писал старый друг и соратник Иван Дзиньковский.
38
Веневский воевода — Дорофей Солнцев. Как известно из доноса веневского стрелецкого головы, в октябре 1670 г. читал жителям города «прелестное письмо» Разина.
Степан засмеялся.
— Вдовка посадская в атаманах — не диво ныне. В Веневе сам воевода полез в атаманы — вот диво!
Фрол Минаев также писал, что брат атамана, Фрол Тимофеич, собрал людей, чтобы идти из Кагальницкого городка в Паншин, да оттуда по Дону под Коротояк.
— Жара воеводам! — с теплой усмешкой сказал Степан. — Гусляр наш за саблю взялся!
Гонцы из-под Алатыря и Курмыша приехали с вестями о том, что Курмыш и Алатырь взяты. Атаман Иван Белоус писал, что идет из Алатыря на Арзамас, где укрылись бежавшие воеводы:
«И я то гнездо осиное начисто выжгу, Степан Тимофеич. Чего с ними бавиться! Далее пусть бегут. А с Арзамаса я, батюшка, мыслю, коль бог поможет, ударить на Муром. Оттоле дорога тебе на Москву прямей да короче: от Мурома будет верст триста, не более. И лесов там довольно, где засеки ставить».
— Развязать бы нам руки с Синбирском, пошли бы мы дальше, по всей широкой Руси! — говорил Степан в нетерпеливой досаде на то, что так долго не взята макушка Симбирской горы.
Приступы на острожек Степаном велись не раз. В первый раз «навивали» в телеги солому и сено, подвозили под город и зажигали у стен, в то же время с другой стороны ведя приступ.