Степная дорога
Шрифт:
Тут-то и наскочили на него комесы Винитария. Светловолосые, рослые, смешливые, начали кружить поначалу издалека, перебрасываясь ядовитыми замечаниями насчет пришельца. Мол, кто таков, откуда выскочил, не таит ли в себе угрозы.
Арих, тоже не обращаясь к комесам прямо, принялся бормотать себе под нос разные слова, которые можно было истолковать как случайные мысли вслух, посетившие недотепу-путешественника, и как ответы на те самые шуточки, что излетали из уст насмешников.
Мол, превосходная крепость, оборонить такую много силы не нужно. Всю работу за тебя бревна
По одной только этой повадке сегваны начали смекать, что пришелец-то, похоже, знаком с воинским обычаем – осыпать новичка язвительными замечаниями, дабы испытать его выдержку, а заодно и поглядеть – каков он в словесной перепалке. В Степи существовал точно такой обычай, а язык свой Арих с детских лет вострил о сестру – вот уж кто за словом за пазуху не лазил, так это Алаха!
Тут и разговор завязался более дельный. Подойдя вплотную, старший из комесов кивнул Ариху и заговорил с ним так:
– Добрым ли был твой путь, уважаемый?
– Различно, – отозвался Арих, не спеша принимать дружелюбный тон. – А нынче, как я погляжу, вновь моя дорога сделала петлю…
– Может, и так, – согласился комес. – В наших краях редко встретишь человека из Вечной Степи.
"Догадался, – удивился Арих. – Надо же!" Он уже привык, что лесные люди таращили на него глаза, как на диковину, а дети начинали показывать пальцами и громко вопрошать краснеющих за невоспитанность отпрысков матерей: "Что за урод такой, мама? Это – человек? Его можно потрогать?"
Сами лесные люди с их белыми, как мочала, патлами и круглыми, глупыми, птичьими глазами, на погляд Ариха, выглядели сущими чучелами – одним Богам известно, как на этого комеса (небось, красавцем себя мнит!) стали бы показывать пальцами степные дети, куда менее церемонные против здешних…
– В Вечной Степи моя дорога пресеклась, – сказал Арих неопределенно. Пусть что хотят, то и думают! Он не собирался рассказывать им о гибели своего рода. Тем более, что этот Винитарий, по слухам, точно так же поступил с Серыми Псами. – Ищу же я сильного вождя, который не пренебрегает крепкой рукой, верным сердцем и острым глазом.
– Кто знает, не нашел ли ты того, что искал, – молвил комес и прищурился. – Мои люди называют меня Бледа. Как обращаться к тебе, если приспеет нужда?
– Можешь звать меня Арих, – кратко ответил степняк.
– Как же случилось, Арих, – продолжал комес, – что ты, воин, явился наниматься на службу нашему кунсу, а оружия при себе не имеешь?
– Стрелы расстрелял дорогою, – невозмутимо сказал Арих, – а лук оказался слабее меня и сломался.
Бледа не столько выспрашивал Ариха, сколько приглядывался к нему: как отвечает, как держится, чем позволяет себя смутить, а чем не смущается.
Диво молвить: чужак начинал сегвану нравиться. Арих был спокоен и опасен.
– Ступай со мной, если хочешь, – сказал Бледа, – а там поглядим, каков ты стрелок из лука!
Ежегодно по осени объезжал кунс
Среди селян исподволь росло недовольство кунсом, впрочем, пока еще незаметное. Так, разговоры между собой. Да и те быстро смолкали, едва только показывалась дружина. Не поболтаешь тут, когда у Винитария молодцы как на подбор, высоченные, широкоплечие, хорошо кормленные, готовые чуть что – и дать по зубам не в меру говорливому пахарю, который почему-то недоволен поборами.
И потому помалкивали – до поры. Только все чаще раздавалось старое прозвание кунса Винитария – еще привезенное с островов его собственным племенем, островными сегванами, – Людоед. Иной раз и впрямь казалось, что совесть Винитария отягощают какие-то людоедские подвиги…
Арих прижился среди комесов. Что неразговорчив был, что слова иной раз произносил забавно, коверкая, – что ж, и среди сегванов молчуны встречались. Был даже один косноязычный – заика. Только вот смеяться над неловким выговором заики не следовало. Себе дороже выйдет. Нравом был лют, да и статью не прогадал: высок, широкоплеч, ударом кулака мог свалить быка и убить человека. А звали заику Магула, что означало "Детинушка".
Арих хоть и другого замеса – невысокий, щупловатый, точно подросток, особенно рядом со здоровенным сегваном, – а сдружился с ним. И комес Бледа жаловал и отличал меткого стрелка. Когда Винитарий выезжал со свитой, место Ариха было во втором ряду по левую руку от кунса – отсюда лучше всего было оборонять владыку стрелами.
Арих вернулся к тому образу жизни, который был ему сызмальства привычен, – посреди буйной воинской ватаги, в молодецких забавах и бесконечном совершенствовании искусства стрельбы из лука и владения саблей, в скачках на боевом коне. Только вот унестись далеко в степь теперь ему уже не приводилось, и все пляски на изумленной поведением всадника лошади Арих проделывал перед крепостью Винитария. Зрителей, охочих до дивного искусства степняка, всегда было много. Комесы не уставали любоваться удалью и прытью нового товарища. Иной раз задевать его пытались:
– На лошади-то ты и вправду ровня Богам, – говорили они, – а ну как придется пеший переход одолевать? Падешь, как конь, Арих, и костей от тебя не останется!
– На тебе, жеребце, верхом поеду, – скалил зубы Арих.
А друг его Магула добавлял:
– И еще п-п-пришп-поривать б-будет…
Осень поразила Ариха многоцветьем деревьев. Не смущаясь смешками новых товарищей, он без устали разглядывал листву, подбирал опавшие листья, как мальчишка, раскладывал их у себя на коленях и цокал языком. Наутро листья засыхали, но Арих набирал новых. Цветные прожилки, то красные, то темно-зеленые, посреди золота восхищали его.