Стерегущие золото грифы
Шрифт:
Темир поразился, как спокойно и без тени печали сказала она это. Рисунки говорили, что девушка предназначалась в жертву духам гор.
Сам же Темир был безмерно счастлив. По вечерам, закончив дневные труды, он встречался с Тиылдыс – сначала тайком, а к концу зимы уже не скрываясь ни от кого. Влюбленные уезжали далеко от стойбища, скакали наперегонки по привольным пастбищам. Тиылдыс распускала густые темные волосы, волнистые после тугих кос, и они развевались по ветру в танце свободы и юности.
Устав от бешеной скачки, Темир и Тиылдыс останавливались
Но быстро и неотвратимо наступала весна, то там, то здесь расцвечивая блеклую речную долину свежими красками и глазами цветов.
– Мне нужно вернуться домой, когда вы сниметесь с зимовья, – сказал Темир однажды, когда вечер был уже настолько теплым, что вполне позволял засидеться до звезд.
Облачко пара вместе со вздохом сорвалось с губ Тиылдыс.
– Я вернусь, ты же знаешь, – поспешно добавил он, хватая ее за руку. – И привезу выкуп за тебя. Станешь спутницей моей навсегда?
– Я уже отвечала тебе тысячу раз. Пока не остынет солнце, я твоя, – отозвалась девушка. – Но вернешься ли? Что скажет твой отец?
– Я не знаю даже, что сам ему скажу, – улыбнулся Темир. – Что уеду навсегда или что скоро приведу в дом жену?
Тиылдыс непонимающе посмотрела в ответ.
– Ну, пойдешь со мной в стан моего отца, или мне стать кочевником ради тебя?
– Не все ли равно? Только бы вместе. Ты же знаешь, я пошла бы за тобой прямо сейчас, но не могу оставить мать одну. У нее никого нет, кроме меня, да и старенькая она. Но если ты собираешься потом забрать меня вместе с ней, то это будет хорошо. Ей уже такую жизнь вести нелегко. Но тебе-то самому чего больше хочется?
Темир посмотрел в небо.
– Мне нравится, как вы живете. Ваша жизнь проста и понятна. Вас ничто не держит. Вы – как ветер, что обитает здесь.
– Ошибаешься. Каждый имеет то, за что приходится держаться. Каждый привязан, Темир, – задумчиво сказала девушка. – Я вот привязана к матери, привязана к тебе. Ты уйдешь – что мне тогда делать?
– Ждать, – просто ответил он. – Я возвращусь сюда к зиме или еще раньше вас отыщу. И тогда мы больше не расстанемся.
– А если твой отец все же будет против? – настойчиво повторила она.
Темир лишь пожал плечами, давая понять, что его это мало волнует.
– Я и без выкупа за тебя пойду, – прошептала Тиылдыс. – Но как хороший сын, ты не можешь просто пропасть, не объяснившись со своей семьей. Я понимаю.
Она прильнула к возлюбленному.
Ночь подбиралась. Уже не зимняя, но все еще зябкая. Холод посеребрил инеем земную поверхность, покрыл тонкой ледяной коркой мелкие болота. Хрупко застыли головки первых цветов. Казалось, дотронься до них – и зазвенят бубенцами.
Но двоим не бывает холодно даже в такую ночь. Брошенная наземь шуба Темира послужила им постелью, а спустившаяся на плато тьма – одеялом. Сами они стали друг другом, стали одним человеком, и раскинулись равниной, и устремились в небо горами, и летели ветром. Белая медленная Ак-Алаха19 шептала им дивные сказки, отражаясь в черной выси, глядя на себя саму – великую Молочную реку, бегущую меж далеких звезд.
Наутро Темир покинул Укок, но ни к зиме, ни раньше он не вернулся.
***
Каан не отпускал сына к кочевникам. Он решил, что Темир уже достаточно взрослый и должен помогать ему в управлении племенами. У Темира было двое старших братьев, чтобы наследовать отцу, но произойти могло всякое.
Темир маялся и упрашивал отца, но тот, узнав, что сын подыскал себе невесту среди «диких», лишь разозлился еще больше. Он считал, что Темиру еще рано жениться, еще есть чему поучиться в отцовском доме.
Юноша чувствовал себя пленником. С ним рядом все время кто-то находился. Даже ночью, когда он просыпался, то видел при свете очага неусыпный взор одной из служанок, готовой тут же разбудить остальных мужчин, если Темир попытается выйти из дома. Отцовы табуны охранялись денно и нощно. Каан не велел давать Темиру лошадь ни под каким предлогом, и он стал забывать, как держаться в седле. Пару раз ему все-таки удалось сбежать пешим, но его быстро поймали, и оба раза каан нещадно выпорол сына плетьми на глазах у всего стойбища. Да так, что Темир потом лежал несколько дней не вставая.
Тогда Темир сделал вид, что смирился. Он целыми днями сидел в аиле отца, принимая просителей, слушая одни и те же нудные жалобы на соседей, пытаясь разобраться, кто прав, кто виноват, совершенно не имея для этого ни опыта, ни чутья, ни желания. Расправленные на Укоке крылья обрезали ему. Темир был уверен, что однажды удастся убежать, но больше всего боялся, что Тиылдыс его не дождется. «Она решила, что я ее предал, обманул», – думал юноша.
От племени с Укока не было вестей. Они не всегда привозили дань и до этого, не привозили ее и теперь. Темир мог встретить их лишь на осенней ярмарке, но туда отец брал с собой только старших братьев.