Стихи и песни

Долина Вероника

К средневековью

Всех прикроватных ангелов, увы, Насильно не привяжешь к изголовью. О, лютневая музыка любви, Нечасто ты соседствуешь с любовью. Легальное с летальным рифмовать — Осмелюсь ли — легальное с летальным? Но рифмовать как жизнью рисковать. Цианистый рифмуется с миндальным. Ты, музыка постельных пустяков — Комков простынных, ворохов нательных — Превыше всех привычных языков, Наивных, неподдельных. Поверишь в ясновиденье мое, Упавши в этот улей гротесковый, Где вересковый мед, и забытье, И образ жизни чуть средневековый. Ищу необнаруженный циан, Подлитый в чай, подсыпанный в посуду… Судьба — полуразрушенный цыган, Подглядывающий за мной повсюду. А прикроватных

ангелов, увы, Насильно не поставлю в изголовье, Где лютневый уют, улет любви И полное средневековье.

Вся Россия к нему звонит…

Вся Россия к нему звонит, Говорит ему: — Извините. Ну конечно же, извинит. Если можете, не звоните. Вся Россия в дверях стоит, Плачет пьяной слезой калека. — Ну, опять учудил, старик, Ну и выкинул ты коленце. Погляди любой протокол — Там старшой уже все подправил. Допотопный ты протопоп — На кого же ты нас оставил? Тут — отравленная вода, Там — подходят филистимляне, И рождественская звезда Сахаристо блестит в тумане.

Аэротика

Геральдика и героика подтаивают во мглах, Вся жизнь моя — аэротика, тела о шести крылах. Подвешенная над бездною, увидела тень свою, Над бездною разлюбезною плыву да еще пою. Предвижу его, курортника, обтянутый свитерок. Вся жизнь моя — аэротика, неси меня, ветерок. Должно быть, водица мутная клубится на самом дне. Вся маетная, вся ртутная, колышется жизнь во мне. От плохонького экспромтика до плавящей пустоты Тащи меня, аэротика, — кто же, если не ты? Я рыпаюсь, а ты раскачивай на самом крутом краю И трать меня, и растрачивай, покуда еще пою.

Говорила мне тётя, моя беспокойная тётя…

Говорила мне тётя, моя беспокойная тётя, А глаза её были уже далеки-далеки: "Что посеяли, то, говорю тебе я, и пожнёте, Ну пожнёте, пожнёте, всё мелочи, всё пустяки". Ой, тётя, худо мне, тётя, Худо мне, тётя, худо мне, тётя, От этих новостей, Ой, трудно мне, тётя, Трудно мне, тётя, трудно мне, тётя, И страшно за детей. Говорила мне тётя, моя беспокойная тётя, Поправляя нетвёрдой рукою фамильную седину: "Что посеяли, то, говорю тебе я, и пожжёте, Я с других берегов на дымы эти ваши взгляну". Ой, тётя, худо мне, тётя, Худо мне, тётя, худо мне, тётя, От этих новостей, Ой, трудно мне, тётя, Трудно мне, тётя, трудно мне, тётя, И страшно за детей. Говорила мне тётя, моя беспокойная тётя, Убирая серебряный дедушкин портсигар: "И земли не осталось, а всходов откуда-то ждёте, Не туман над Москвою, а сизый плывёт перегар". Ой, тётя, худо мне, тётя, Худо мне, тётя, худо мне, тётя, От этих новостей, Ой, трудно мне, тётя, Трудно мне, тётя, трудно мне, тётя, И страшно за детей. Ой, тётя, худо мне, тётя, Худо мне, тётя, худо мне, тётя…

Годовщина, годовщина…

Годовщина, годовщина! Встречи горькая причина. Наступила тишина — Помяни его, страна. Годовщина, годовщина. Не свеча и не лучина, Не лампадный фитилёк — В пепелище уголёк. Годовщина, годовщина. Эта новая морщина На моём живёт лице Будто память о певце. Годовщина, годовщина. А тоска — неистощима. И несётся над Москвой Хриплый голос твой живой. Годовщина, годовщина. Мать-страна качает сына: "Баю-баю, спи, сынок! Я с тобою сбилась с ног". Годовщина, годовщина! Города умолкли чинно. Но рыдает, как вдова, На груди его Москва.

1981

Годы прошли…

Годы прошли. Похвалил меня Пушкин. Простил меня Кушнер. Не стало Булата. В голове моей нет уже того молодого салата, который бы мог сойти, если акцент снести

на зеленость — Иногда за влюбленность, а чаще — за полную неутоленность. Годы прошли. Изменился мой цензор, исказился мой контур, я узнала свободу. Но хотела бы праздновать ее щедрей, веселей. Хоть мысленно, хоть еженедельно, как братья и сестры — субботу. Годы прошли. Все не так, как когда-то. Папа с мамой отметили дату. Померкли прекрасные принцы. Сюжет до сих пор непонятен, составлен из бликов и пятен, Не Кристи, так Пристли… Годы проходят. Любовь не совсем беспробудна. Судьба не всегда беспощадна. Грядущее — только ли грозно? Птицы кричат в поднебесьи, сердце стучит в подреберъи. Надо бы клясться и клясться в любви — покуда не поздно. Покуда не поздно. Покуда не поздно.

Гололед

Гололед — какая гадость, Неизбежная зимой! — Осторожно, моя радость! — Говорю себе самой. Ведь в другое время года Помогает нам судьба, А в такую непогоду Затруднительна ходьба. Я в дому — совсем другая: Раз на дню, наверно, сто Я сама себя ругаю И за это, и за то. А сегодня не ругаю И напрасно не корю. — Осторожно, дорогая! Осторожно, — говорю. — Как ты справишься с дорогой? Ведь ее не избежать. Равновесие! Попробуй Равновесие держать. Не волнуйся и руками Без стеснения маши. Равновесие! Как знамя Равновесие держи. Гололед — какая гадость, Неизбежная зимой! — Осторожно, моя радость! — Говорю себе самой. Не боюсь его нисколько. Я всю жизнь иду по льду. Упаду! Сегодня скользко. Непременно упаду!

1979

Голубоглазые брюнеты и кареглазые блондинки…

Голубоглазые брюнеты и кареглазые блондинки Заполнят улицы планеты, а мы с тобой — посерединке. А мы с тобой плывём на лодке меж берегов по узкой речке. А я кричу тебе: "Володька!", а у тебя глаза как свечки. А кареглазые блондины и синеглазые брюнетки Сегодня счастью заплатили одной единственной монеткой. И мы с тобой уплатим дани. Мы ей уплатим все налоги. Сегодня близки стали дали и оборвались все дороги. И нам вот не уплыть отсюда! Здесь даже ветра не бывает. А я, на берег выйдя, буду смотреть, как лодка уплывает! Потом смешаемся с толпою — и сразу станем синеглазы. Сюда приплыли мы с тобою, чтоб здесь не встретиться ни разу… Голубоглазые брюнеты и кареглазые блондинки Заполнят улицы планеты, а мы с тобой — посерединке. А мы с тобой посерединке! Но как же здесь мы оказались? Что мы друг друга половинки — нам на минуту показалось…

1974

Да я сама такой же тонкости в кости…

Да я сама такой же тонкости в кости Возьми и скомкай, и сломай меня в горсти. Но я не хлипкая, взгляни в мои глаза, Скорее гибкая стальная полоса. Не слушай, миленький, все это болтовня Уж как обнимешь, так отпразднуешь меня. Не бойся алого дразнящего огня, А бойся маленькой заплаканной меня.

О женской дружбе (Неальбомное)

Давно забыть тебя пора, А сердцу хочется иначе! Подружка юности, сестра, Я о тебе поныне плачу. Тогда сошла на землю мгла, Был одинок мой зов напрасный К тебе, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Как отсеченная рука Болит и ноет в месте жеста, В душе моей саднит пока Твоё пустующее место. Была как яблоко смугла, Была как облако прекрасна — Всё ты, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Немало дней прошло с тех пор, Когда душа любила душу. Ты нарушала уговор — Ну что ж, и я его нарушу. Я знаю все твои дела, Твой путь — прямой и безопасный. Ты — та, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Ни слова больше о тебе. А позабыть смогу едва ли. Ты по моей прошла судьбе, Но, слава Богу, лишь вначале! Когда бы юность не зажгла В груди моей тот свет бесстрастный — То ты бы снова предала В мой черный день, В мой день ненастный.