Стихотворения и поэмы

Сосюра Владимир Николаевич

230. «Шахтер, я хочу, чтобы песня поэта…»

Шахтер, я хочу, чтобы песня поэта тебя воспевала и ночью и днем, и в праздник и в будни, зимою и летом, простор соколиным взрезая крылом… Пускай о труде твоем люди узнают и славит шахтера народов семья. Пусть песнь о тебе никогда не смолкает: во всем, что я вижу, работа твоя. И в дымах фабричных, что вьются над нами, клубятся над нами, как тучи, плывут, в огнях поездов над стальными путями и в заревах домен таится твой труд! В домах, где глаза электричества ярки, где в комнаты льются потоки тепла, в мартенах с клокочущим пламенем жарким, — и всюду, и всюду, где жизнь расцвела! В каскетке угластой, красивый и смелый, идешь по просторам весны голубым. Прими

мою песню, герой подземелий, ее от души я пропел, побратим! 1951

231. «Водой подрытый белый камень…»

Водой подрытый белый камень, кукушки голос узнаю. Где б ни был я, а всё ж мечтами лечу в Донетчину свою. Лечу, как будто стал крылатым, и сердцем радуюсь своим, завидя шахту, где когда-то и я работал молодым. Донца сверкающие воды, поселка вижу я огни и даже садик у завода, где в давние гуляли дни, где мы любили, вырастали среди товарищей своих под вечный звон и грохот стали в цехах широких заводских. Еще сильней дымки клубятся, но жизнь — по-новому светла: копры рядами громоздятся, и новым шахтам нет числа. Гудки всё громче песнь заводят, как счастья знак, а за Донцом встают всё новые заводы во всем величии своем. Шумят сады над берегами в далекой юности краю. Где б ни был я, а всё ж мечтами лечу в Донетчину свою. 1951

232. «Ночные кричат паровозы…»

Ночные кричат паровозы, и в крике их — радость пути, каким мы прошли через грозы, чтоб к миру и счастью прийти. Ночные кричат паровозы, и в крике их — память тех дней, когда, грохоча, бомбовозы летали над степью моей. Не сдержат ни бури, ни грозы наш гордый порыв — в вышину. Ночные кричат паровозы, что мир уничтожит войну. 1951

233. «Как счастлив я сейчас — ведь снова я шагаю…»

Как счастлив я сейчас — ведь снова я шагаю в родном селении по золоту земли. Вот кареглазые шахтерки распевают, прощально над Донцом курлычут журавли. И содовый завод дымит над берегами, и дым плывет в лесок — приют для птичьих стай, — где осень сбросила прозрачными руками багряную листву… А сердцу снится май… Акаций аромат, покорные мне губы, и ласки, и слова, что мне не позабыть… А месяц в вышине очерчивает трубы, накинув на кусты серебряную нить. Как изменилось всё! Взгляни: над берегами заводы поднялись, где рвали мы траву, где молодой лесок шумел, шептался с нами и небо в вышине мерцало сквозь листву. Друзей встречаю я и, не тая волненья, их обнимаю вновь над зеркалами вод, а день шумит вокруг в рабочем напряженье, и всё дымит, дымит мой содовый завод. Как славно над Донцом! Качает ветер лозы. Идет, гремя, состав к приморским берегам. И золотом зари над грудью паровоза — Пятиконечная республики звезда. Донетчина моя! Любовь к тебе — без края! Цветешь ты радугой на полный небосклон. С высоких берегов, где Киев наш сияет, с далекого Днепра несу тебе поклон. 1952

234. «Звучали в дали неоглядной…»

Звучали в дали неоглядной могучие хоры гудков. Читал побратимам в нарядной я новые строки стихов. Читал, что наш край возродится, что злая развеяна мгла. Улыбкой светлели их лица, и радость во взорах цвела. А небо в дали неоглядной мерцало над лесом копров. Читал побратимам в нарядной я новые строки стихов. 1952

235. «Первый раз, когда она, волнуясь…»

Первый раз, когда она, волнуясь, с небом попрощавшись и с людьми, робко в клеть широкую шагнула,— сердце замерло у ней в груди. Клеть пошла, а дальше — полетела, где-то солнце было

и поля… Как огонь, щека девичья рдела, и казалось — падала земля. «Ты не бойся», — молвила другая, и лукаво улыбнулась вдруг, и плеча коснулась, согревая теплой лаской дружественных рук. И глаза, синевшие, как льдины, заискрились, счастья не тая… Девушку Карпатской Украины приняла шахтерская семья. 1952

236. «С рассветом ветерок сильней…»

С рассветом ветерок сильней вдруг поднялся, и смех шахтерок стал слышней и голоса. Не санки — фонари бренчат наперебой: толпа веселая девчат спешит в забой. Они идут, и ясен день, ни тучки в синеве. Как плавно самолета тень скользнула по траве! Девчат и в щеки и в уста целует ветерок. А рожь густа, а рожь густа за кружевом дорог. И солнце юное встает, свой щедрый свет струя. То не девчата, то идет Донетчина моя. 1952

237. «Гремит комбайн… И мерно, неустанно…»

Гремит комбайн… И мерно, неустанно агатовый блестящий ручеек струится, — словно силою титана направлен вдаль его сплошной поток. Гремит комбайн… Луч, тонкий, серебристый, над пыльною дорогою цветет. Ведом рукою твердой машиниста комбайн идет уверенно вперед, как тот, что в море жита, в блеске солнца среди колосьев золотых плывет, но там — зерно в автомашины льется, здесь — в вагонетки уголек течет. Покорный повеленью человека, туда, где клеть напружила канат, электровоз их полными вдоль штрека промчит и вновь воротится назад. Гигантский крот в земле — стальной и медный, ток электрический в союзе с ним. Гремит комбайн, как песня в день победный, и угольный поток неистощим. 1952

238. «Как сад шумит, как пахнут ветви…»

Как сад шумит, как пахнут ветви, так не напишешь никогда! Вот школьники, шахтеров дети, идут, смеются у пруда. Придет пора — трудом огромным они прославят свой Донбасс. А вдалеке сияют домны, за горизонтом день погас. На стыках рельсов — перезвоны колес отчетливо слышны, и озаряет терриконы приветный свет большой луны. Так тихо-тихо шепчут ветви, в пруде, как зеркало, вода, а там идут шахтеров дети — грядущие бойцы труда. 1952

239. «Вышли с песней за поселок…»

Вышли с песней за поселок, где в лучах янтарных луг, и стоит большой, веселый молодых шахтеров круг. А кругом шумит, бушует в летнем мареве Донбасс. Под гармошку заводскую в пляске девушка прошлась. Сапожки стучат искусно, ножка быстрая мала… То откатчица Ганнуся из полтавского села. Вся от солнца в позолоте, вся румяна, как весна, и на танцах и в работе — всюду первая она. Пролетит по кругу птицей, стан согнет, махнет рукой… На нее не наглядится ладный парень молодой. А девчонка жарким взглядом так и кличет паренька… Вот он вышел, стал с ней рядом и ударил «казачка». Только эхо всё сильнее, в двух сердцах цветет весна. Он, как сокол, вслед за нею, и голубкою — она. Вот догнал он полтавчанку — не смогла уйти она, — и кружатся по полянке, словно радуга одна. Эх, как ловко, как искусно! Только чуб у парня взмок! В шахту к нам пришел из Курска этот бравый паренек. Ветер веет и целует щеки юных всякий раз. А кругом шумит, бушует в летнем мареве Донбасс. 1952