Стихотворения и поэмы

Пастернак Борис Леонидович

Из цикла "Стихи из романа"

(1946 – 1953)

Март

Солнце греет до седьмого пота, И бушует, одурев, овраг. Как у дюжей скотницы работа, Дело у весны кипит в руках. Чахнет снег и болен малокровьем В веточках бессильно синих жил. Но дымится жизнь в хлеву коровьем, И здоровьем пышут зубья вил. Эти ночи, эти дни и ночи! Дробь капелей к середине дня, Кровельных сосулек худосочье, Ручейков бессонных болтовня! Настежь все конюшня и коровник. Голуби в снегу клюют овес, И всего живитель и виновник, Пахнет свежим воздухом навоз.

Белая ночь

Мне далекое время мерещится, Дом на стороне петербургской. Дочь степной небогатой помещицы, Ты на курсах, ты родом из Курска. Ты мила, у тебя есть поклонники. Этой белою ночью мы оба, Примостясь на твоем подоконнике, Смотрим вниз с твоего небоскреба. Фонари, точно бабочки газовые, Утро тронуло первою дрожью. То, что тихо тебе я рассказываю, али похоже! Мы охвачены тою же самою Оробелою верностью тайне, Как раскинувшийся панорамою Петербург за Невою бескрайней. Там вдали, по дремучим урочищам, Этой ночью весеннею белой Соловьи славословьем грохочущим Оглашают лесные пределы. Ошалелое

щелканье катится. Голос маленькой птички лядащей Пробуждает восторг и сумятицу В глубине очарованной чащи. В те места босоногою странницей Пробирается ночь вдоль забора, И за ней с подоконника тянется След подслушанного разговора. В отголосках беседы услышанной По садам, огороженным тесом, Ветви яблоновые и вишенные Одеваются цветом белесым. И деревья, как призраки, белые Высыпают толпой на дорогу, Точно знаки прощальные делая Белой ночи, видавшей так много. Весенняя распутица Огни заката догорали. Распутицей в бору глухом В далекий хутор на Урале Тащился человек верхом. Болтала лошадь селезенкой, И звону шлепавших подков Дорогой вторила вдогонку Вода в воронках родников. Когда же опускал поводья И шагом ехал верховой, Прокатывало половодье Вблизи весь гул и грохот свой. Смеялся кто-то, плакал кто-то, Крошились камни о кремни, И падали в водовороты С корнями вырванные пни. А на пожарище заката, В далекой прочерни ветвей, Как гулкий колокол набата, Неистовствовал соловей. Где ива вдовий свой повойник Клонила, свесивши в овраг, Как древний соловей-разбойник, Свистал он на семи дубах. Какой беде, какой зазнобе Предназначался этот пыл? В кого ружейной крупной дробью Он по чащобе запустил? Казалось, вот он выйдет лешим С привала беглых каторжан Навстречу конным или пешим Заставам здешних партизан. Земля и небо, лес и поле Ловили этот редкий звук, Размеренные эти доли Безумья, боли, счастья, мук.

Объяснение

Жизнь вернулась так же беспричинно, Как когда-то странно прервалась. Я на той же улице старинной, Как тогда, в тот летний день и час. Те же люди, и заботы те же, И пожар заката не остыл, Как его тогда к стене манежа Вечер смерти наспех пригвоздил. Женщины в дешевом затрапезе Так же ночью топчут башмаки. Их потом на кровельном железе Так же распинают чердаки. Вот она походкою усталой Медленно выходит на порог И, поднявшись из полуподвала, Переходит двор наискосок. Я опять готовлю отговорки, И опять все безразлично мне. И соседка, обогнув задворки, Оставляет нас наедине. Не плачь, не морщь опухших губ, Не собирай их в складки. Разбередишь присохший струп Весенней лихорадки. Сними ладонь с моей груди, Мы провода под током. Друг к другу вновь, того гляди, Нас бросит ненароком. Пройдут года, ты вступишь в брак, Забудешь неустройства. Быть женщиной великий шаг, Сводить с ума геройство. А я пред чудом женских рук, Спины, и плеч, и шеи И так с привязанностью слуг Весь век благоговею. Но как не сковывает ночь Меня кольцом тоскливым, Сильней на свете тяга прочь И манит страсть к разрывам.

Лето в городе

Разговоры вполголоса, И с поспешностью пылкой Кверху собраны волосы Всей копною с затылка. Из-под гребня тяжелого Смотрит женщина в шлеме, Запрокинувши голову Вместе с косами всеми. А на улице жаркая Ночь сулит непогоду, И расходятся, шаркая, По домам пешеходы. Гром отрывистый слышится, Отдающийся резко, И от ветра колышется На окне занавеска. Наступает безмолвие, Но по-прежнему парит, И по-прежнему молнии В небе шарят и шарят. А когда светозарное Утро знойное снова Сушит лужи бульварные После ливня ночного, Смотрят хмуро по случаю Своего недосыпа Вековые, пахучие Неотцветшие липы. Ветер Я кончился, а ты жива. И ветер, жалуясь и плача, Раскачивает лес и дачу. Не каждую сосну отдельно, А полностью все дерева Со всею далью беспредельной, Как парусников кузова На глади бухты корабельной. И это не из удальства Или из ярости бесцельной, А чтоб в тоске найти слова Тебе для песни колыбельной. Хмель Под ракитой, обвитой плющом, От ненастья мы ищем защиты. Наши плечи покрыты плащом, Вкруг тебя мои руки обвиты. Я ошибся. Кусты этих чащ Не плющом перевиты, а хмелем. Ну, так лучше давай этот плащ В ширину под собою расстелим.

Бабье лето

Лист смородины груб и матерчат. В доме хохот и стекла звенят, В нем шинкуют, и квасят, и перчат, И гвоздики кладут в маринад. Лес забрасывает, как насмешник, Этот шум на обрывистый склон, Где сгоревший на солнце орешник Словно жаром костра опален. Здесь дорога спускается в балку, Здесь и высохших старых коряг, И лоскутницы осени жалко, Все сметающей в этот овраг. И того, что вселенная проще, Чем иной полагает хитрец, Что как в воду опущена роща, Что приходит всему свой конец. Что глазами бессмысленно хлопать, Когда все пред тобой сожжено И осенняя белая копоть Паутиною тянет в окно. Ход из сада в заборе проломан И теряется в березняке. В доме смех и хозяйственный гомон, Тот же гомон и смех вдалеке.

Свадьба

Пересекши край двора, Гости на гулянку В дом невесты до утра Перешли с тальянкой. За хозяйскими дверьми В войлочной обивке Стихли с часу до семи Болтовни обрывки. А зарею, в самый сон, Только спать и спать бы, Вновь запел аккордеон, Уходя со свадьбы. И рассыпал гармонист Снова на баяне Плеск ладоней, блеск монист, Шум и гам гулянья. И опять, опять, опять Говорок частушки Прямо к спящим на кровать Ворвался с пирушки. А одна, как снег бела, В шуме, свисте, гаме Снова павой поплыла, Поводя боками. Помавая головой И рукою правой, В плясовой по мостовой, Павой, павой,

павой. Вдруг задор и шум игры, Топот хоровода, Провалясь в тартарары, Канули, как в воду. Просыпался шумный двор. Деловое эхо Вмешивалось в разговор И раскаты смеха. В необъятность неба, ввысь Вихрем сизых пятен Стаей голуби неслись, Снявшись с голубятен. Точно их за свадьбой вслед, Спохватясь спросонья, С пожеланьем многих лет Выслали в погоню. Жизнь ведь тоже только миг, Только растворенье Нас самих во всех других Как бы им в даренье. Только свадьба, вглубь окон Рвущаяся снизу, Только песня, только сон, Только голубь сизый.

Осень

Я дал разъехаться домашним, Все близкие давно в разброде, И одиночеством всегдашним Полно все в сердце и природе. И вот я здесь с тобой в сторожке. В лесу безлюдно и пустынно. Как в песне, стежки и дорожки Позаросли наполовину. Теперь на нас одних с печалью Глядят бревенчатые стены. Мы брать преград не обещали, Мы будем гибнуть откровенно. Мы сядем в час и встанем в третьем, Я с книгою, ты с вышиваньем, И на рассвете не заметим, Как целоваться перестанем. Еще пышней и бесшабашней Шумите, осыпайтесь, листья, И чашу горечи вчерашней Сегодняшней тоской превысьте. Привязанность, влеченье, прелесть! Рассемся в сентябрьском шуме! Заройся вся в осенний шелест! Замри или ополоумей! Ты так же сбрасываешь платье, Как роща сбрасывает листья, Когда ты попадешь в объятье В халате с шелковою кистью. Ты благо гибельного шага, Когда житье тошней недуга, А корень красоты отвага, И это тянет нас друг к другу.

Сказка

Встарь, во время оно, В сказочном краю Пробирался конный Степью по репью. Он спешил на сечу, А в степной пыли Темный лес навстречу Вырастал вдали. Ныло ретивое, На сердце скребло: Бойся водопоя, Подтяни седло. Не послушал конный И во весь опор Залетел с разгону На лесной бугор. Повернул с кургана, Въехал в суходол, Миновал поляну, Гору перешел. И забрел в ложбину, И лесной тропой Вышел на звериный След и водопой. И глухой к призыву И не вняв чутью, Свел коня с обрыва Попоить к ручью. У ручья пещера. Пред пещерой брод. Как бы пламя серы Озаряло вход. И в дыму багровом, Застилавшем взор, Отдаленным зовом Огласился бор. И тогда оврагом, Вздрогнув, напрямик Тронул конный шагом На призывный крик. И увидел конный, И приник к копью, Голову дракона, Хвост и чешую. Пламенем из зева Рассевал он свет, В три кольца вкруг девы Обмотав хребет. Туловище змея, Как концом бича, Поводило шеей У ее плеча. Той страны обычай Пленницу-красу Отдавал в добычу Чудищу в лесу. Края населенье Хижины свои Выкупало пеней Этой от змеи. Змей обвил ей руку И оплел гортань, Получив на муку В жертву эту дань. Посмотрел с мольбою Всадник в высь небес И копье для боя Взял наперевес. Сомкнутые веки. Выси. Облака. Воды. Броды. Реки. Годы и века. Конный в шлеме сбитом, Сшибленный в бою. Верный конь, копытом Топчущий змею. Конь и труп дракона Рядом на песке. В обмороке конный, Дева в столбняке. Светел свод полдневный, Синева нежна. Кто она? Царевна? Дочь земли? Княжна? То, в избытке счастья, Слезы в три ручья. То душа во власти Сна и забытья. То возврат здоровья, То недвижность жил От потери крови И упадка сил. Но сердца их бьются. То она, то он Силятся очнуться И впадают в сон. Сомкнутые веки. Выси. Облака. Воды. Броды. Реки. Годы и века.

Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела. Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме. Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела. На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья. И падали два башмачка Со стуком на пол. И воск слезами с ночника На платье капал. И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела. На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно. Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела.

Разлука

С порога смотрит человек, Не узнавая дома. Ее отъезд был как побег. Везде следы разгрома. Повсюду в комнате хаос. Он меры разоренья Не замечает из-за слез И приступа мигрени. В ушах с утра какой-то шум. Он в памяти иль грезит? И почему ему на ум Все мысль о море лезет? Когда сквозь иней на окне Не видно света божья, Безвыходность тоски вдвойне С пустыней моря схожа. Она была так дорога Ему чертой любою. Как морю близки берега Всей линией прибоя. Как затопляет камыши Волненье после шторма, Ушли на дно его души Ее черты и формы. В года мытарств, во времена Немыслимого быта Она волной судьбы со дна Была к нему прибита. Среди препятствий без числа, Опасности минуя, Волна несла ее, несла И пригнала вплотную. И вот теперь ее отъезд, Насильственный, быть может. Разлука их обоих съест, Тоска с костями сгложет. И человек глядит кругом: Она в момент ухода Все выворотила вверх дном Из ящиков комода. Он бродит и до темноты Укладывает в ящик Раскиданные лоскуты И выкройки образчик. И, наколовшись об шитье С невынутой иголкой, Внезапно видит всю ее И плачет втихомолку.