Стихотворения и поэмы

Чиковани Симон Иванович

О, как он жаждет встретиться с собратом — В сад повести, на ток его позвать, Чтоб мысль грузина с родственным ей ладом Великой песни русской сочетать. И девушка из Зубовки протянет Ему дорогой сорванный цветок. Курганы туча низкая туманит, На Каспий тянет свежий ветерок. Но беды Картли в стих неудержимо Врываются, чтоб ведал их народ… Душа Сковороды проходит мимо И славу миру светлому поет. Как

свечи, голоса горят высоко — Свечам подобны, цвету миндаля. И богоматери лазурный локон, Звеня в душе, струится на поля. И так ты сам врифмован в Украину, Как крыльев шум в стоустый шум лесов, Где, сокровенных чувств открыв глубины, Поют, как пчелы, сонмы голосов.

Возвращение на родину

Сына лучше нет, чем юный — Тот, что мной усыновлен. Я десницею сыновней От врагов оборонен. Породил его я словом — И певцом да будет он, Лишь бы для меня не стала Песня звоном похорон. Давид Гурамишвили Бренный мир тебя состарил, Сделал яблоней безлистой, Без плода твой ствол оставил Вплоть до смерти ненавистной. И усыновил ты книгу, Назвал книгу сиротою, Скорбью наделил великой, В душу не внедрил покоя. Крылья, как орел небесный, Над тетрадью простирая, Сердцем выкормил ты песню, Колыбель страниц качая. Книга пела, расцветала — Хоть один ее ты слушал, — Водопадом клокотала, Обжигала стоном душу. Подымалась над бескрайной, Над глухой годиной горя, Облекалась вещей тайной, Рдела радугой в просторе. Но один ты песню слушал, С ней просиживая ночи, Не было удела глуше, Беспросветнее и жестче. Старился ты… Так друг другу Вы в ночах надоедали, Далека дорога друга, Бодрствовали вы и ждали, Но птенца ты не покинул, Дал созреть под отчей сенью — И послал в отчизну сына, Чтоб делил ее мученья. Вырастил на Украине И, в слезах, дорогой звездной В Грузию направил сына. Сын — твой сокол светоносный. Горькие твои скитанья В снеговой степи пустынной, Смертные твои метанья Мы прочли на крыльях сына. Если б сына — человека — Ты оставил, разве б смог он Перенесть над бездной века Повесть об отце далеком? Духом сына окрылил ты, Не

пропал птенец на свете: Долетел он — ран целитель — В Грузию через столетье.

Сад

Давид развел сад. Давид Гурамишвили К звезде востока руки ты простер, Тень родины была твоей иконой. И трепетал твой дух — степной костер, Холодной мглой и тьмою окруженный. Ты славил родину, с горящих крыл Со стоном отрясая дождь и иней, На Украину стих пересадил, Грузинский сад взрастил на Украине. Был сердцем чист великий садовод. И первым посадил ты древо притчи. И вдохновенный сладкий вызрел плод, И сад возрос в красе, в живом величье. Не почвою питал, а сердцем ты Чувств семена, что Картли заронила. И кровь твоя окрасила цветы, И сад родной бессмертье осенило. В нем роз не опадают лепестки, Плоды поющих яблонь не скудеют. Сад, созданный трудом твоей руки, Листвой неувядающею веет. Тоска и горе были твой удел, Народных бедствий горькое наследье. Но, как корабль, твой сад зашелестел И в Грузию поплыл через столетья! Как буйно он шумит в родном краю, Как в нем крылатый дух твой веселится! И в сад твой мы вступили — и твою Благословили мощную десницу.

Давид Гурамишвили уходит в поход

И я внезапно позван был в поход. В тот день в лесу грибы ты собирала. О сада юности цветущий свод, Как я искал тебя, а ты не знала! Достался жребий мне — идти в поход. Взгляни мне вслед, о лютик мой медвяный! Пусть мне вослед ветвями сад махнет, Как твой платок узорный, из тумана! Я оседлал походного коня. Растащат мой шатер чужие руки… Взгляни звездой далекой на меня Сквозь сумрак ночи в горький час разлуки! Коль суждена мне гибель на войне, Склонись во сне над смертною постелью, Вздохни, блесни, подобная весне, Дай мне испить целительного зелья! Мир мчит людей, как буря — желтый лист, Как вихрь кружит, не даст промедлить мига. Я — лишь названье и заглавный лист, А век мой — ненаписанная книга. Я гроздий не нарвал в тени твоей. Когда паду под вражьими мечами, Найди мой шлем и доверху налей Твоих очей алмазными слезами… Пусть мой собрат из шлема отопьет, Пусть боль моя потомку станет благом, И пусть он слезы надо мной прольет И осенит меня грузинским стягом.