Стихотворения о любви

Асадов Эдуард Аркадьевич

1962

Стихи об одной любви

Он так любовь свою берег, Как берегут цветы. И так смущался, что не мог Сказать ей даже «ты». Он ей зимой коньки точил, Для книжек сделал полку, Все чертежи ее чертил И тайно в паспорте хранил Зеленую заколку. Она смеялась — он светлел. Грустила — он темнел. И кто сказал, что будто нет Любви в шестнадцать лет?! К тому, что будет впереди, Навстречу всей вселенной Бежали рядом два пути, Сближаясь постепенно. Робея под лучами глаз, Не смея губ коснуться, Он не спешил: настанет час, Когда пути сольются. Когда придут взамен тревог Слова «люблю» и «да» И над скрещеньем двух дорог Не робкий вспыхнет огонек, А жаркая звезда. И жизнь была бы хороша, Презрей он ту «услугу». Но раз не вынесла душа, И он, волнуясь и спеша, Во всем открылся другу. Тот старше был и больше знал И тем слегка гордился. — Ты просто баба, — он сказал, — Как маленький, влюбился! Любовь не стоит ни гроша, Коль сердце только тает. Запомни: женская душа Несмелых презирает! Она ж смеется над тобой Почти наверняка. Да где характер твой мужской И твердая рука?! Потребуй все. Не отступай! Смелей иди вперед! Она — твоя! Не трусь и знай: Кто любит — не уйдет! И

чтоб в любви не знать обид, Запомни навсегда: Что грубость девушка простит, А глупость никогда! Весенний ветер ли подул, Коварен и лукав, Иль друга речь, иль крови гул, Но парень, выслушав, кивнул: — Возможно, ты и прав… Звенела ночь, луна плыла, Как ворон, мгла кружила, И хоть растеряна была, Она и вправду не ушла, Наверное, любила. Гремели зори у реки Кантатами скворцов, И мчались дни, как огоньки, Как стрелы поездов. Теперь волнениям конец! Победа и покой! Но почему же стук сердец Подавленный такой? Он так любимую берег, Как берегут цветы. И так смущался, что не мог Сказать ей даже «ты». Но друг явился и «помог». И он сумел, он вырвать смог Растерянное «да»… Так почему ж в конце пути, Куда он должен был прийти, Не вспыхнула звезда?! Тебе б смеяться поутру, А ты весь будто сварен. Зачем стоишь ты на ветру? О чем ты плачешь, парень? Эх, снять бы голову ему — Скотине, другу твоему!

1962

Таежный родник

Мчится родник среди гула таежного, Бойкий, серебряный и тугой. Бежит возле лагеря молодежного И все, что услышит, несет с собой. А слышит он всякое, разное слышит: И мошек, и травы, и птиц, и людей, И кто что поет, чем живет и чем дышит, — И все это пишет, и все это пишет На тонких бороздках струи своей. Эх, если б хоть час мне в моей судьбе Волшебный! Такой, чтоб родник этот звонкий Скатать бы в рулон, как магнитную пленку, И бандеролью послать тебе. Послать, ничего не сказав заранее. И вот, когда в доме твоем — никого, Будешь ты слушать мое послание, Еще не ведая ничего. И вдруг — будто разом спадет завеса: Послышится шишки упавшей звук, Трещанье кузнечика, говор леса Да дятла-трудяги веселый стук. Вот шутки и громкие чьи-то споры, Вот грохот ведерка и треск костра, Вот звук поцелуя, вот песни хором, Вот посвист иволги до утра. Кружатся диски, бегут года. Но вот, где-то в самом конце рулона, Возникнут два голоса окрыленных, Где каждая фраза — то «нет», то «да». Ты встала, поправила нервно волосы, О дрогнувший стул оперлась рукой, Да, ты узнала два этих голоса, Два радостных голоса: твой и мой! Вот они рядом, звенят и льются, Они заполняют собой весь дом! И так они славно сейчас смеются, Как нам не смеяться уже потом… Но слушай, такого же не забудешь, Сейчас, после паузы, голос мой Вдруг шепотом спросит: — Скажи, ты любишь? А твой засмеется: — Пусти, задушишь! Да я, хоть гони, навсегда с тобой! Где вы — хорошие те слова? И где таежная та дорожка? Я вижу сейчас, как твоя голова Тихо прижалась к стеклу окошка. И стало в уютной твоей квартире Вдруг зябко и пусто, как никогда. А голоса, сквозь ветра и года, Звенят, как укор, все светлей и шире… Прости, если нынче в душе твоей Вызвал я отзвук поры тревожной. Не плачь! Это только гремит ручей Из дальней-предальней глуши таежной. А юность, она и на полчаса — Зови не зови — не вернется снова. Лишь вечно звенят и звенят голоса В немолчной воде родника лесного.

1963

За счастьем!

У них в ушах горячий звон. У ног лежит луна. Парнишка по уши влюблен. По маковку она. Шуршит, кружа под фонарем, Осенний листопад. Он вдруг сказал: — Давай пойдем Куда глаза глядят! И как огнем подожжена Волнением его: — Идем! — ответила она. — До счастья самого. И вот влюбленные в пути. Костром горит восход. Их где-то счастье впереди Неведомое ждет! И долго время их вело По магистралям гулким. А счастье, просто как назло, Все время дома их ждало, В родимом переулке…

1963

Ненужные споры

Двое ссорились, даже кричали, Потом устали в конце концов. Сердито затихли. И так молчали. Наверно, не меньше пяти часов. А где-то в это время смеялись, Ходили в кино и читали стихи, Работали, пели, мечтали, влюблялись, Смотрели спектакль, напряженно-тихи. Где-то дома к небесам возводили, Играли в теннис, ловили бычков — Короче, дышали! Короче, жили! А здесь будто склеп: ни улыбок, ни слов… И вряд ли обоим сейчас понятно, Что эти часы, как бессмысленный бег, Для них потеряны безвозвратно, Из жизни вычеркнуты навек! Наука на все ответы находит. Она утверждает: — Имейте в виду, Полчеловеческой жизни уходит На сон, на транспорт и на еду. А чем порой эта жизнь полна? И много ль отпущено нам от века? Ведь если подумать, то жизнь человека Не так уж и слишком, увы, длинна… Какой же статистик за нас учтет Время, ушедшее на раздоры, На злые слова, на обиды, на споры? А жизнь ведь не поезд, она не ждет. Конечно, можно хитрить, улыбаться: «Подумаешь, важный какой разговор!» А если по совести разобраться, Сколько на свете ненужных ссор! Поссорились, вспыхнули, побледнели… Только б не сдаться! Не уступить! А это ведь дни, а это недели И, может быть, годы, коль все сложить. И хочется мне постучать, обратиться В тысячи окон, в сотни квартир: — Кто в ссоре, прошу вас, идите мириться! Милые люди! Давайте учиться В собственном доме бороться за мир!

1964

Зимняя сказка

Метелица, как медведица, Весь вечер буянит зло, То воет внизу под лестницей, То лапой скребет стекло. Дома под ветром сутулятся, Плывут в молоке огоньки, Стоят постовые на улицах, Как белые снеговики. Сугробы выгнули спины, Пушистые, как из ваты, И жмутся к домам машины, Как зябнущие щенята… Кружится ветер белый, Посвистывает на бегу… Мне нужно заняться делом, А я никак не могу. Приемник бурчит бессвязно, В доме прохладней к ночи, Чайник мурлычет важно, А закипать не хочет. Все в мире сейчас загадочно, Все будто летит куда-то, Метельно, красиво, сказочно… А сказкам я верю свято. Сказка… Мечта-полуночница… Но где ее взять? Откуда? А сердцу так чуда хочется, Пусть маленького, но чуда! До боли хочется верить, Что сбудутся вдруг мечты… Сквозь вьюгу звонок у двери — И вот на пороге ты! Трепетная, смущенная. Снится или не снится?! Снегом запорошенная, Звездочки на ресницах… — Не ждал меня? Скажешь, дурочка? А я вот явилась… Можно? — Сказка моя! Снегурочка! Чудо мое невозможное! Нет больше зимней ночи! Сердцу хмельно и ярко! Весело чай клокочет, В доме, как в пекле, жарко… Довольно! Хватит! Не буду! Полночь… Гудят провода… Гаснут огни повсюду. Я знаю: сбывается чудо, Да только вот не всегда… Метелица, как медведица, Косматая голова. А сердцу все-таки верится В несбыточные слова: — Не ждал меня? Скажешь, дурочка? Полночь

гудит тревожная… Где ты, моя Снегурочка, Сказка моя невозможная?..

1964

Одно письмо

Как мало все же человеку надо! Одно письмо. Всего-то лишь одно. И нет уже дождя над мокрым садом, И за окошком больше не темно… Зажглись рябин веселые костры, И все вокруг вишнево-золотое… И больше нет ни нервов, ни хандры, А есть лишь сердце радостно-хмельное! И я теперь богаче, чем банкир. Мне подарили птиц, рассвет и реку, Тайгу и звезды, море и Памир. Твое письмо, в котором целый мир. Как много все же надо человеку!

1965

Я провожу тебя

О, как ты щебечешь весело, И как хлопотлива ты: Жакетку на стул повесила, Взялась поливать цветы. С мебели пыль смахнула, Заварку нашла на окне И, как бы вскользь, намекнула На нежность свою ко мне. Вся из тепла и света, Ты улыбаешься мне. А я от улыбки этой В черном горю огне! А я сижу и не знаю: Зачем вот такая ты? И просто сейчас страдаю От этой твоей теплоты. Как много ты произносишь Сейчас торопливых слов! То дразнишь, то будто просишь Откликнуться на любовь. Грозишься, словно кометой, Сердцем мой дом спалить. А мне от нежности этой Волком хочется выть! Ну, как ты не чувствуешь только И как сама не поймешь, Что нет здесь любви нисколько И каждая фраза — ложь! Хуже дурной напасти Этот ненужный фарс. Ведь нет же ни грамма счастья В свиданье таком для нас. И если сказать открыто, Ты очень сейчас одна, Ты попросту позабыта И больше ему не нужна. А чтобы не тяжко было, Ты снова пришла ко мне, Как лыжница, что решила По старой пойти лыжне. Как будто бы я любитель Роли «чужая тень», Иль чей-нибудь заместитель, Иль милый на черный день. Но я не чудак. Я знаю: Нельзя любить — не любя! Напьемся-ка лучше чаю, И я провожу тебя… Сегодня красивый вечер: Лунный свет с тишиной, Звезды горят, как свечи, И снег голубой, голубой… В мире все повторяется: И ночь, и метель в стекло. Но счастье не возвращается К тем, от кого ушло. Всем светлым, что было меж нами, Я как святым дорожу. Давай же будем друзьями, И я тебя провожу!

1965

* * *

Все как будто сделал славно я: Кончил разом все сомнения. Понял вдруг, что ты — не главная: Не любовь, а увлечение. Ты, я верю, не плохая, Ни игры в тебе, ни зла, Ничего не ожидая, Все дарила, что могла. Только счастье невозможно Без клубящихся дорог, Слишком было все несложно, Слишком много было можно, Но ни бурь и ни тревог… Видно, в том была причина, Что любовь не жгла огнем, И была не ярким сном, А простой, как та рябина У тебя перед окном. И ушел я в синий вечер, Веря в дальнюю звезду. В путь! В пути я счастье встречу, Здесь — зачахну, пропаду. Все как будто сделал правильно, Кончил разом все сомнения: Понял ведь, что мной оставлено Не любовь, а увлечение. Значит, скоро распахнется Даль счастливых, новых дней. Сердце песней захлебнется. Годы мчат… Дорога вьется… Только сердцу не поется, Не поется, хоть убей! Только холодно и тесно Стало сердцу моему. Все как будто сделал честно, В чем же дело — не пойму! Отчего сквозь километры, Как в тумане голубом, Я все чаще вижу дом, Шторку, вздутую от ветра, И рябину под окном?!

1965

Сердечная история

Сто раз решал он о любви своей Сказать ей твердо. Все как на духу! Но всякий раз, едва встречался с ней, Краснел и нес сплошную чепуху. Хотел сказать решительное слово, Но, как на грех, мучительно мычал. Невесть зачем цитировал Толстого Или вдруг просто каменно молчал. Вконец растратив мужество свое, Шагал домой, подавлен и потерян, И только с фотографией ее Он был красноречив и откровенен. Перед простым любительским портретом Он смелым был, он был самим собой. Он поверял ей думы и секреты, Те, что не смел открыть перед живой. В спортивной белой блузке возле сетки, Прядь придержав рукой от ветерка, Она стояла с теннисной ракеткой И, улыбаясь, щурилась слегка. А он смотрел, не в силах оторваться, Шепча ей кучу самых нежных слов. Потом вздыхал: — Тебе бы все смеяться, А я тут пропадай через любовь! Она была повсюду, как на грех: Глаза… И смех — надменный и пьянящий. Он и во сне все слышал этот смех И клял себя за трусость даже спящий. Но час настал. Высокий, гордый час! Когда решил он, что скорей умрет, Чем будет тряпкой. И на этот раз Без ясного ответа не уйдет! Средь городского шумного движенья Он шел вперед походкою бойца, Чтоб победить иль проиграть сраженье, Но ни за что не дрогнуть до конца! Однако то ли в чем-то просчитался, То ли споткнулся где-то на ходу, Но вновь краснел, и снова заикался, И снова нес сплошную ерунду. — Ну, вот и все! — Он вышел на бульвар, Достал портрет любимой машинально, Сел на скамейку и сказал печально: — Вот и погиб «решительный удар»! Тебе небось смешно, что я робею. Скажи, моя красивая звезда: Меня ты любишь? Будешь ли моею? Да или нет? — И вдруг услышал: — Да! Что это? Бред? Иль сердце виновато? Иль просто клен прошелестел листвой? Он обернулся: в пламени заката Она стояла за его спиной. Он мог поклясться, что такой прекрасной Еще ее не видел никогда. — Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный! Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!

1965

Вторая любовь

Что из того, что ты уже любила, Кому-то, вспыхнув, отворяла дверь. Все это до меня когда-то было, Когда-то было в прошлом, не теперь. Мы словно жизнью зажили второю, Вторым дыханьем, песнею второй. Ты счастлива, тебе светло со мною, Как мне тепло и радостно с тобой. Но почему же все-таки бывает, Что незаметно, изредка, тайком Вдруг словно тень на сердце набегает И остро-остро колет холодком… О нет, я превосходно понимаю, Что ты со мною встретилась любя. И все-таки я где-то ощущаю, Что, может быть, порою открываю То, что уже открыто для тебя. То вдруг умело галстук мне завяжешь, Уверенной ли шуткой рассмешишь, Намеком ли без слов о чем-то скажешь Иль кулинарным чудом удивишь. Да, это мне и дорого и мило, И все-таки покажется порой, Что все это уже, наверно, было, Почти вот так же, только не со мной. А как душа порой кричать готова, Когда в минуту ласки, как во сне, Ты вдруг шепнешь мне трепетное слово, Которое лишь мне, быть может, ново, Но прежде было сказано не мне. Вот так же точно, может быть, порою Нет-нет и твой вдруг потемнеет взгляд, Хоть ясно, что и я перед тобою Ни в чем былом отнюдь не виноват. Когда любовь врывается вторая В наш мир, горя, кружа и торопя, Мы в ней не только радость открываем, Мы все-таки в ней что-то повторяем, Порой скрывая это от себя. И даже говорим себе нередко, Что первая была не так сильна, И зелена, как тоненькая ветка, И чуть наивна, и чуть-чуть смешна… И целый век себе не признаемся, Что, повстречавшись с новою, другой, Какой-то частью все же остаемся С ней, самой первой, чистой и смешной. Двух равных песен в мире не бывает, И сколько б звезд ни поманило вновь, Но лишь одна волшебством обладает, И, как ни хороша порой вторая, Все ж берегите первую любовь!