Стихотворения том 2
Шрифт:
Измерения текущего, не пятого...
Я в нём тоже доживаю то, последнее,
Что мне выдано с участием посредников,
Приучивших мою душу к неприятию
Равнодушия в любом его понятии...
Дождь ночной на человеке кровью пенится...
А в троллейбусе случалось вам роженице
Помогать, и курткой личною укутывать
Новорожденного где-то в Южном Бутово?
Не вопрос, и не начало эпилепсии,
А ирония, замешанная скепсисом –
Спи,
Может быть, к тебе придёт благодеяние...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
В точке, где сходятся лучи прошлого
и образуют нечто подвздошное,
материальное –
Я нахожусь!
И никакими шутками сальными
и картой гадальною
не уподобить меня стрижу,
скользнувшему ломким вектором
добровольно в руки прозектора –
Времени.
Эгоцентризм не болезнь мозга,
а нормальное
своё в доску
чувство реальное.
Если я вброшен в дни
для каких-то стратегических целей,
то будь любезен, мир, меня храни
в виде апостола и менестреля,
Аристотеля или Канта,
или безгрешного арестанта –
иначе зачем слова на вертеле
Поэзии
с её круговертями,
жужжащими фрезами,
и бытовой руганью,
раздробленной на сленги
в устах актёра Безуглова
и дворовой шлюхи с вывернутой коленкой?
Странное мироздание,
рождающее для гибели,
весь я -- непонимание –
до чего же трудно быть рыбою,
стекленеющей от избытка кислорода,
необходимого вроде!..
В точке, где лучи прошлого
сошлись,
я ворочаюсь,
цепляясь за жизнь
или проталкивая её
в конкретное небытиё,
отвратительное по сути:
для чего временнОй карман мне,
где сто тысяч прожитых суток
вдруг останутся без нирваны
Жизни???
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Температурить
и молча кутаться в клетчатый плед
иносказаний,
плыть в океане,
создавшем бред
из насыщенной потом ткани,
не ограничивать память
и насекать фрески
на пляшущих оригами
выдуманной стамеской.
В буйном мире пересекающихся фантазий
каждый живущий
ценен,
никто никого не сглазил,
не напрягались вены,
и камень,
вложенный за пазуху
собственными руками,
вытерт заранее насухо,
но он пропитался снова
цветом багряным, а вернее, багровым.
Это пройдёт,
расшибись
39 и 9 в корень!
Жизнь,
она
а участником общего хора,
вот сейчас заглотну,
как наживку, облатку-таблетку,
и настрою струну,
чтоб извлечь из горячечной клетки
ирреальность текущих минут…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Грохнул взрыв...
Летящий голубь
Кувыркнулся и пропал,
Вмиг его переборол и
Поглотил горячий шквал.
И меня задело крепко,
Отжевало часть ноги...
Эх, ты, жизнь моя, сурепка,
Полонившая мозги!
Помощь скорая, карета,
У хирурга нож в руке,
Медсестра стоит с пинцетом,
Как Снегурка на пеньке.
Зашивают что-то, пилят,
Ночь за окнами черна,
Он – очкастый старый филин,
Раскрасавица она...
Это так, не основное,
Главное – я жив опять,
Можно в ногу со страною
Дальше в светлое шагать.
А вот голубь...
Голубь сгинул,
Так сказать, ему труба,
Гексоген в автомашине –
Это не коту щелбан.
Громыхнуло – свету мало!
Уместился мир в горшок,
И нога, какая жалость,
Сократилась на вершок.
Остальное всё прекрасно,
Даже клюквенный финал –
Фээсбэшник с рожей красной
Террориста не поймал.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Как всегда, я пестую сомненья,
Сдерживая ироничный смех:
Есть ли у кого предназначенье
Быть светилом, светочем для всех?
Не ответит мне ни затаённый,
Ни с раскрытым сердцем человек,
Значит, я напрасно впал в бессонность,
Совершая мысленный забег.
По себе судить – пустое дело,
По знакомым – тоже ни в дугу...
Неужели так осиротела
Светочами Гея на бегу?
Два тысячелетия Христовых,
Порожденье тьмы, а не чудес,
И звенит копытом, не подковой,
Сатана, Исчадье, Мракобес.
Осыпая перья в чернозёмы,
Души павших улетают ввысь...
До чего же это мне знакомо,
До чего ты равнодушна, Жизнь!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Устаканился стакан
В котловане блюдца,
Заторчал, как истукан,
Не желает гнуться;
Очень тонкое стекло
С мелкою насечкой,
От него идёт тепло,
Как от русской печки.
Ради томных синих глаз
Подливал цикуту
Мне в него дружок не раз…
Это было круто!
А потом лилось вино
Пряною струёю…
Это было так давно –