Уезжаем, уезжаем, укладывай чемоданы,На тысячу рублей билетов я выстоял у судьбы,Мы посетим наконец мои отдаленные страны,Город Блаженное Детство и город Родные Гробы.Мы посетим, если хочешь, город Любовного Страха,Город Центифолию и город Рояль Раскрыт,Над каждым городом вьется бабочка милого праха.Но есть еще город Обид.Там у вокзала стоит бронепоезд в брезенте,И брат меня учит стрелять из лефоше.А в городе Музыки дети играют сонаты Клементи,И город покинут и чужд потрясенной душе.Ты угадаешь по влажной соли,Прочтешь по траве, что вдали, на краю земли, —Море за степями шумит на воле,И
на рейде стоят корабли.И если хоть что-нибудь осуществимоИз моих обещаний, то я тебе подарюГород Море, и город Пароходного Дыма,И город Морскую Зарю.– Мне скучно в твоих городах, – ты скажешь.– Не знаю,Как я буду в городе Музыки жить, никого не любя,А морская заря и море, выгнутое по краю, —Синее море было моим без тебя.1937
Портрет *
Никого со мною нет.На стене висит портрет.По слепым глазам старухиХодят мухи, мухи, мухи.– Хорошо ли, – говорю, —Под стеклом в твоем раю?По щеке сползает муха,Отвечает мне старуха:– А тебе в твоем домуХорошо ли одному?1937
«Лучше я побуду в коридоре…» *
Лучше я побуду в коридоре, —Что мне делать в комнате твоей?Пусть глядит неприбранное гореИз твоих незапертых дверей.Угол, где стояли чемоданы,Осторожной пылью занесло.День опустошенный, тюль туманный,Туалетное стекло.Будут гости – не подай и вида,Что ушла отсюда навсегда:Все уйдут – останется обида,Все пройдет – останется беда.Тихо-тихо, лишь настороженныйЖенский голос плачет за стеной,Дальний голос, голос раздраженныйВ нетерпенье плачет надо мной:– Никому на свете не завидуй,Я тебя забыла навсегда,Сердце есть – пускай сожжет обиду,Пусть в крови перегорит беда.1938
Петух *
В жаркой женской постели я лежал в Симферополе,А луна раздувала белье во дворе.Напряглось петушиное горло, и крылья захлопали,Я ударил подушку и встал на заре.И, стуча по сырому булыжнику медными шпорами,С рыжим солнцем, прилипшим к его гребешку,По дворам, по заборам, – куда там! – на юг, над заборамиПоскакало по улице «кукареку».Спи, раскинув блаженные руки. Пускай пересмешникиГоворят, как я выпрыгнул вон из окна и сбивал на бегуС крыш – антенны и трубы, с деревьев – скворешники,И увидел я скалы вдали, на морском берегу.Тут я на гору стал, оглянулся и прыгнул – бегу над лощинами,Петуха не догонишь, а он от меня на вершок.– Упади! – говорю и схожу на песок. Небо крыльями бьет петушиными.Шпоры в горы! Горит золотой гребешок!1938
Дождь *
Как я хочу вдохнуть в стихотвореньеВесь этот мир, меняющий обличье:Травы неуловимое движенье,Мгновенное и смутное величьеДеревьев, раздраженный и крылатыйСухой песок, щебечущий по-птичьи, —Весь этот мир, прекрасный и горбатый,Как дерево на берегу Ингула.Там я услышал первые раскатыГрозы. Она в бараний рог согнулаУпрямый ствол, и я увидел крону —Зеленый слепок грозового гула.А дождь бежал по глиняному склону,Гонимый
стрелами, ветвисторогий,Уже во всем подобный Актеону.У ног моих он пал на полдороге.1938
«Я так давно родился…» *
Я так давно родился,Что слышу иногда,Как надо мной проходитСтуденая вода.А я лежу на дне речном,И если песню петь —С травы начнем, песку зачерпнемИ губ не разомкнем.Я так давно родился,Что говорить не могу,И город мне приснилсяНа каменном берегу.А я лежу на дне речномИ вижу из водыДалекий свет, высокий дом,Зеленый луч звезды.Я так давно родился,Что если ты придешьИ руку положишь мне на глаза,То это будет ложь,А я тебя удержать не могу,И если ты уйдешьИ я за тобой не пойду, как слепой,То это будет ложь.1938
25 июня 1935 года *
Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,Но все мне кажется, что розы на окне,И не признательность, а чувство полной мерыБывает в этот день всегда присуще мне.А если я не прав, тогда скажи – на что жеМне тишина травы, и дружба рощ моих,И стрелы птичьих крыл, и плеск ручьев, похожийНа объяснение в любви глухонемых?1938
«Кем налит был стакан до половины…» *
Кем налит был стакан до половиныИ почему нет розы на столе?Не роза, нет! А этот след карминный,А этот слабый запах на стекле?К рассвету соскользнуло одеяло,И встала ты, когда весь мир затих,И в смутный час кувшин с водой искала,И побывала в комнатах моих.Не твой ли свет – игра воды в стакане?А на стекле остался легкий след,Как будто мало мне напоминанийО той заре, куда возврата нет.Ты в белом спишь, и ты, должно быть, рада,Сквозь явь и сон, как белый луч, скользя,Что о себе мне говорить не надоИ ни о чем напоминать нельзя.1939
Колорадо *
(Из Дж. Хогта)
Какой ни мерещится сон,А все-таки сердце не радо,Пока не приснится каньонДалекой реки Колорадо.Мне глиняных этих колоннИ каменных срывов не надо,А все же – приснись мне, каньонРеки Колорадо!Всегда обрывается он,Мой сон о реке Колорадо,Мне жаль, что прервался мой сон,Будить меня лучше не надо,Быть может, мне снится каньон.Подумаешь, тоже отрада —В младенчестве виденный сон —Глубокий безлюдный каньонДалекой реки Колорадо!1939
Чечененок *
Протяни скорей ладошку,Чечененок-пастушок,И тебе дадут лепешку —Кукурузный катышок.Удивился мальчик бедный,Судомойкин старший сын:Слишком ярко в лампе меднойРазгорелся керосин.Просто чудо, или этоКеросинщик стал добрей?А на мальчике – надетаШапка в тысячу рублей.И в черкеске с газырямиМедной лампы господин,Все стоит он пред глазами,Алладин мой, Алладин!1939