Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Брехт Бертольд

¹⁹³⁷

ЧИТАТЬ НА НОЧЬ И УТРОМ

Тот, кого я люблю, Мне сказал, Что ему без меня трудно. Потому Я так себя берегу, Я смотрю на дороге под ноги, Я боюсь каждой капли дождя, Как бы она меня не убила.

¹⁹³⁷

ПРОЕЗЖАЯ В УДОБНОЙ МАШИНЕ…

Проезжая в удобной машине, Мы заметили в сумерках, под проливным дождем Человека в лохмотьях на грязной обочине, Который махал нам рукой, чтобы мы его взяли, И низко кланялся. Над нами была крыша, и было еще место, и мы ехали мимо. И услышали все мой неприязненный голос: «Нет, Мы не можем взять никого». Мы проехали путь, равный, возможно, дневному пешему переходу, Когда я вдруг содрогнулся от сказанных мною слов. От моего поступка и от всего Этого мира.

В

МРАЧНЫЕ ВРЕМЕНА

Говорить не будут: «Когда орешник на ветру трепетал», А скажут: «Когда маляр над рабочими измывался». Говорить не будут: «Когда мальчишка прыгучие камешки в реку швырял», А скажут: «Когда готовились большие войны». Говорить не будут: «Когда женщина вошла в комнату», А скажут: «Когда правители великих держав объединились против рабочих». Говорить не будут: «Были мрачные времена», Но скажут: «Почему их поэты молчали?»

СОМНЕВАЮЩИЙСЯ

Каждый раз, когда нам казалось, Что ответ на вопрос найден, Один из нас дергал за шнурок: Висевший на стене свернутый в рулон китайский экран, падая, Раскрывался, и с него смотрел на нас человек С выражением сомненья на лице. «Я — Сомневающийся, — Говорил он нам. — Я сомневаюсь в том, что Работа, которая съела у вас столько дней, Вам удалась. В том, что сказанное вами, Будь оно хуже сказано, само по себе могло бы Кого-нибудь заинтересовать. Но также и в том, Хорошо ли вы это сказали, не положились ли только на Силу правды сказанного вами. В том, что вы выразились ясно и однозначно, — если вас не так поймут — Ваша вина. Но это может быть и однозначно, настолько, что Противоречия предмета исчезли — не слишком ли однозначно? Тогда то, что вы говорите, не годится, ваш труд оказался безжизненным. Находитесь ли вы действительно в потоке событий? Согласны ли Со всем, что будет? А будете ли вы? Кто вы? К кому Вы обращаетесь? Кому будет полезно то, что вы говорите? И кстати: Насколько это трезво? Можно ли это перечесть утром на свежую голову? Связано ли это с тем, что реально есть? Использованы ли идеи, высказанные до вас, или, По крайней мере, опровергнуты? Все ли доказано? Чем — опытом? Каким? Но прежде всего — Каждый раз и прежде всего: как надо действовать, Если поверить тому, что вы говорите? Прежде всего: Как надо действовать?» Задумчиво и с любопытством смотрели мы на Сомневающегося, Синего человека на экране, смотрели друг на друга и Начинали работу сначала.

ПРОЩАНИЕ

Мы обнимаемся. Я возьмусь за богатую тему, Ты — за скудную. Короткое объятие. Тебя ожидает трапеза, За мной — шпики. Мы разговариваем о погоде и о нашей Давней дружбе. О чем-либо другом Было бы слишком горько.

СЫНОВЬЯ ФРАУ ГЕРМЕР

Фрау Гермер перед судом — полотна белей: «Да смилуется господь над моими сынами!» И никто из сограждан руки не подал ей. «Герр мельник, бессовестно врали твои весы: Да смилуется господь над моими сынами!» И мельник прошел себе мимо, ухмыляясь в усы. «Герр пастор, в одних лишь поборах ты ведал толк: Да смилуется господь над моими сынами!» И пастор прошел себе мимо, сморкаясь в платок. «Герр лавочник, ты-то пять марок за нож огреб: Да смилуется господь над моими сынами!» И лавочник встал: «Ты еще мне должна за гроб!» — «Герр мясник, ты по опыту знаешь — где нож, там кровь: Да смилуется господь над моими сынами!» И мясник прошел себе мимо, насмешливо вскинув бровь. «Эй, сосед, ты ссудил им денег, ты сам им поднес: Да смилуется господь над моими сынами!» И сосед прошел себе мимо, напевая что-то под нос. «Герр писарь, ты сам пострадавшего звал подлецом: Да смилуется господь над моими сынами!» И писарь прошел себе мимо с неподкупным лицом. «Фрау докторша, муж твой бедняге дал кровью истечь тогда: Да смилуется господь над моими сынами!» И докторша мимо прошла, горя от стыда. «Капитан, ты сказал:-Кто с оружьем, тому поверит любой. — Да смилуется господь над моими сынами!» И мимо прошел капитан, любуясь собой. «Закон — он что дышло, — не ты ли сказал, герр судья? Да смилуется господь над моими сынами!» И судья прошел себе мимо: «Ну, конечно, не я!» «Герр учитель, ты сам учил нас, что награды сильнейшего ждут. Да смилуется господь над моими сынами!» И учитель прошел себе мимо: «Что и было доказано тут!» Тихо старая фрау Гермер ушла из суда: «Да смилуется господь над моими сынами!» И пошла в свой сарай, где веревка висела всегда.

ЦИТАТА

Поэт Кин говорил: Как писать мне бессмертные сочиненья, не будучи знаменитым? Как отвечать мне, если меня не спрашивают? Зачем мне терять над стихами время, если время их потеряет? Я пишу мои предложенья достаточно прочным слогом, Ибо я опасаюсь, что не скоро придет им время осуществиться. Чтоб достигнуто было большое — большие нужны измененья. Малые изменения — враги больших изменений. У меня есть враги. Значит, я должен быть знаменитым.

ЖАЛОБА ЭМИГРАНТА

Я ел свой хлеб, как и любой из вас, Я жил, как все, я врач, я был врачом, И я считал, что вовсе ни при чем Ни длинный нос, ни цвет волос и глаз. Жена, с которой спал я восемь лет Щека

к щеке, живот над животом, Вменила мне в вину перед судом Мой цвет волос, вот этот черный цвет. И ночью я бежал, почти без сил (Я матерью не той рожден на свет), Ища страну, где нам не быть в беде. Когда же я на хлеб себе просил, То все мне говорили о стыде. Я не бесстыден. Но исхода нет.

ХВАЛА СОМНЕНИЮ

Хвала сомнению! Приветствуйте Радостно и с уважением того, Кто проверяет каждое ваше слово, как подозрительную банкноту. Будьте мудрыми и не считайте Ваше слово непогрешимым. Читайте историю, и вы узнаете, Как непобедимые армии спасались паническим бегством. Любые неприступные крепости Однажды берутся приступом. И хотя Отплывавшая Великая Армада была неисчислима, Вернувшиеся корабли Было легко сосчитать. Настал день, и человек одолел Неодолимую горную вершину, И корабль достиг берегов Безбрежного океана. Как прекрасно недоверчивое покачиванье головой По поводу бесспорных истин! Хвала врачу и его храброму вторжению В болезнь, почитаемую безнадежной! Но прекраснейший вид сомнения — это Когда отчаявшиеся и ослабевшие Вновь подымают головы, перестав верить В несокрушимую силу своих угнетателей! Сколь нелегок был путь к этому выводу! Скольких стоил он жертв! Как трудно было увидеть, Что это именно так и никак не иначе! Однажды, вздохнув облегченно, вписал человек свой закон в Книгу Знаний. Уже долго он значится в ней, и многие поколенья Живут, признавая его как вечную мудрость И презирают тех, кто ему не обучен. Но может случиться, что новый опыт Когда-нибудь возбудит недоверье к закону. Возникнет сомнение! И вот однажды Другой человек, все продумав и взвесив, Вычеркнет из Книги Знаний старый закон. Погоняемый грубыми окриками, выстукиваемый Бородатыми врачами на предмет определения Его годности для казармы и фабрики, надзираемый Блюстителями порядка со значками и бляхами, наставляемый Велеречивыми попами, которые вколачивают ему в голову Книгу, сочиненную самим господом богом, поучаемый Раздражительными педантами, — Стоит бедняк и слышит, Что наш мир есть лучший из миров и что дыра В крыше его лачуги богом самим предусмотрена. Конечно, ему нелегко Этот мир подвергать сомнению. Обливается потом рабочий, строящий дом, в котором не он будет жить, Но ведь ишачит и обливается потом и тот, кто строит дом для себя. Сколько их, благонадежных, никогда сомненья не ведавших! Их пищеваренье великолепно, непогрешимы их взгляды. Фактам не верят они, верят одним лишь себе. Коль на то уж пошло, Сами факты должны им верить. Их терпенье к себе Безгранично. И убедительнейший аргумент Встречают они с тупой подозрительностью стукача. Благонадежным, которые никогда не сомневаются, Противостоят размышляющие, которые никогда не действуют. Они сомневаются не для того, чтобы к решенью прийти, а Для того, чтоб от него уклониться. Головы им Затем лишь нужны, чтоб покачивать ими. С озабоченной миной Предупреждают они пассажиров тонущих лайнеров О том, сколь опасна вода Под топором убийцы Их занимает вопрос: а он разве не человек? Под нос себе бормоча, что предмет еще мало изучен, Они отправляются спать. Вся их деятельность состоит В том, что они колеблются. Их любимая фраза; Выводы делать рано. Итак, хвалу воздавая сомнению, Не превращайте его в самоцель — Так недалеко и до отчаянья! Чем поможет способность к сомненью тому, Кто решенья принять не способен! Тот, кто довольствуется немногими основаниями, Действуя, может ошибиться; Но кто нуждается в слишком многих, Тот в минуту опасности бездействует вовсе. Ты, коль скоро ты вождь, не забывай: Ты им стал потому, что ты сомневался в вождях! Так признай и за ведомыми Право на сомнение!

ХВАЛА ЗАБЫВЧИВОСТИ

Спасение в забывчивости! Как иначе Ушел бы сын от матери, его вскормившей, Передавшей ему свою силу, А теперь мешающей ему себя испытать? Как иначе Ученик покинул бы учителя, Передавшего ему знания? Ведь когда знания переданы, Ученик должен выходить на свою дорогу. В старый дом Въезжают новые жильцы. Если бы там оставались строители, Места для всех не хватило бы. Печка греет. О печнике Не вспоминают. Пахарь Не признает свой каравай. Как мог бы человек вставать с постели утром, Если бы не стирающая все следы ночь? Как мог бы шестикратно сбитый с ног Встать в седьмой раз, Чтобы перепахать каменистую землю, Чтобы взлететь в грозные небеса? Силу человеку Придает слабость его памяти.

КОСТЫЛИ

Много лет не будучи счастливым, К доктору пошел я на прием. — Для чего, — спросил он, — костыли вам? — Я ответил: — Я, профессор, хром. Молвил он: — Скажу тебе заране, Вовсе ни к чему тебе врачи. Ты хромаешь из-за этой дряни, Ну, теперь шагай, беги, скачи!.. Хохоча, взмахнул он костылями, И, переломив их пополам, Он обломки, точно старый хлам, Кинул в печку, где гудело пламя. Смехом исцелен я. Без усилья Я теперь хожу, как он и ты. Лишь увидев издали костыль, я Чую приближенье хромоты.