Стихотворения
Шрифт:
Здесь в России мы тогда в восьмидесятые годы постепенно узнавали увезенную в далекие края, скрытую надолго от нас литературу соотечественников, чувствуя при этом, как меняется и к нам самим, и к нашей жизни отношение этих тоже изменившихся людей. Они постоянно искали во встречах с земляками внутренние перемены, ожидали глобальных изменений во всем, к чему в прошлой жизни были сами причастны. И когда однажды из редакции «Юности» позвонили в Париж А. Синявскому с просьбой сократить в его статье «Диссидентство – как личный опыт» полтора десятка строк, потому что они не умещались на полосе, там это было воспринято как маленькое доказательство больших перемен. Ведь за годы советской власти на Западе уже привыкли к тому, что в России
Сейчас, когда много пишут и говорят о творчестве бывших диссидентов, возвращающих нам свое будущее, от которого мы так бездумно отказывались долгое время, многих из нас охватило чувство вины и досады. Вины за всё, что случилось с ними и с нами тоже. Досады – за потерянные годы разлуки и запоздалый приход этой литературы в нашу сегодняшнюю жизнь.
Помню, холодной осенью в маленький городок Кассель, где должна была состояться презентация дайджеста «Юности» на немецком языке, приехал из Франкфурта выдающийся писатель Георгий Владимов с женой Натальей Кузнецовой, литературным критиком. Два с лишним часа немолодой уже человек, мучавшийся тогда болезнью ног, жал на акселератор, чтобы увидеться с земляками, пообщаться, поговорить, послушать новости и родную речь, по которой тосковала душа. Весь вечер мы просидели в уютном ресторанчике и говорили, говорили… Словно знали друг друга давно, еще по России, по былой молодости. И, когда мы рассказывали гостям о тогдашних серых очередях Москвы и всеобщем страхе перед будущим, об изобилии речей и отсутствии продуктов, – каждый из нас вновь переживал российскую жизнь. И вдруг после некоторого раздумья Владимов сказал:
– И все-таки мы завидуем вам…
А я вспомнил фразу Владимира Максимова из его интервью «Юности»: «Эмиграция для меня – потрясение. Я больше потерял, чем приобрел…» А сколько потеряли мы, что свои стихи Наум Коржавин отдавал на суд чужих людей, когда их так ждали тысячи искренних его почитателей в попранной стране. Сколько мы потеряли, когда лучшую книгу Александра Зиновьева «Зияющие высоты», достойную таланта Свифта, мы не только не поставили в этот высокий ряд литературы, но даже не имели возможности водрузить ее на свою книжную полку.
Впрочем, всё, наверное, сложнее, чем кажется поначалу. Известный журналист из «Литературки» Виктор Перельман обрел себя по-настоящему все-таки на Западе. Не зная языков, не имея базы, он сумел организовать сначала в Израиле, а потом в Нью-Йорке издание журнала «Время и мы», который широко известен не только в эмигрантских кругах. Да и сам Перельман пишет много, интересно. Сколько еще неведомого для всех нас таит в себе русская зарубежная литература. Помню, как я завидовал книжным шкафам и полкам, которые видел в тамошних домах В. Аксенова, В. Максимова, А. Синявского. Хозяева с радостью дарили нам редкие книги, о которых мы знали только понаслышке, и те, которые уже стали читаться у нас. Десятки изданий и рукописей со всего света приходили и в редакцию «Юности». Известные и неизвестные литераторы, пишущие по-русски, узнав, что мы широко стали печатать бывших диссидентов, присылали свои произведения. Литература возвращалась домой, как некогда возвращались с фронта солдаты.
Для многих «русских зарубежников» редакция «Юности» была в те годы открытым и добрым домом, когда они приезжали в Москву. И даже больше – местом первых встреч не только с редакторами, но и с новыми читателями. У нас перебывало много народу – Войнович, Коржавин, Аксенов, Максимов, Гладилин, Синявский, Копелев, Лимонов, Саша Соколов… Читайте их произведения. Это, наверное, самое главное в познании незнакомых миров, разлученных когда-то злой волей с нашим внутренним миром. Без лучших книг писателей Русского Зарубежья наша литература была беднее, ей не хватало воздуха, второго дыхания на быстром повороте истории, ей недоставало правды и откровений. Когда Анатолий
– Вроде и не расставались. А прошло столько лет…
Конечно, не расставались, потому что в душе каждого, кто верил в искренность и доброту, порядочность и честность поневоле отверженных от нас соотечественников, – разлука была внешней. Но оставалось в ней СЛОВО, произнесенное великой мученической литературой Русского Зарубежья.
И то, что мы сегодня стали другими, это они – честные наши коллеги, друзья, писатели, они сделали нас такими. И сколько бы мне ни осталось прожить, и как бы ни повернулась ситуация в стране, я буду верен этим людям, верен их позиции, их оценкам, их выстраданному опыту, потому что их опыт уже во мне. Я тоже его выстрадал через собственные ошибки, через заблуждения и открытия.
Сны о «Юности»
Андрей Дементьев – кентавр. Человеко-журнал. Журнало-человек. Нельзя говорить о «Юности», не говоря о Дементьеве. Нельзя говорить о Дементьеве, не говоря о «Юности». Не оторвать. Мы говорим «Юность» – подразумеваем… С ним просто разговаривать и в то же время – сложно. Потому что за спиной человека, потягивающего чай, – неотступная тень журнала. И что бы ни сказал Дементьев, журнал обязательно подправит, подредактирует. Он – зеркало Дементьева. В нем всё отражено – не спрячешься.
Понимаю, что Дементьев обижается. Он, поэт, издавший 20 книг, имеющий собственное поэтическое имя и своих читателей.
Многие считают, что читатели эти не относятся к читательской элите. Может, это и так. Но в эпоху, когда поэты всё больше пишут в пустоту, а сборники остаются девственно нераскрытыми, наличие читателя – благо. Тем более что пойди сегодня разберись, кто у нас элита. Так вот, Дементьев обижается, что я всё о журнале и о журнале, как будто поэтам уж и о стихах говорить зазорно.
Но я ничего не могу поделать с этой тенью, стоящей у него за спиной. Тенью уже почти трагической, поскольку Андрей Дементьев больше не редактирует «Юность». Ушел.
– Как решились-то, Андрей Дмитриевич?
– Мне это было нелегко. Ведь проработал в журнале 21 год. Из них 12 – главным редактором. Я еще чисто биологически продолжаю жить этой жизнью – звонками, встречами, рукописями, ожиданием новых литературных открытий. Всегда считал своим главным призванием поэзию. Но в журнал вложил всё лучшее, что во мне было. Он стал смыслом моей жизни.
– И вдруг…
– Нет, не вдруг. К этому уходу я готовился исподволь. Мог, кстати, и не уходить. Ведь не так давно меня единогласно избрали не только главным редактором, но и председателем правления создающегося товарищества «Юность». Но с какого-то момента я понял, что наступило время других людей, другого подхода к жизни и литературе, время, которое должно быть отражено людьми, не отягощенными тем знанием и тем опытом, которыми отягощены мы. И мне кажется, что я даже опоздал. Журнал ушел от меня раньше, чем я от него. Не дождался. И, может быть, только теперь своим уходом я догнал его, и мы вновь стали ровней.