Стихотворения

Чиннов Игорь Владимирович

* * *

Ну что – отмучился? «Залогом примиренья» Белеет роза на груди. Ну, если не обман блаженные селенья, То – Царство Света впереди. Но свет, пожалуй, был на будущей могиле, И воздух, как жасмин, расцвёл, Когда тебя, дружок, – ты помнишь? – положили На операционный стол. А в тот, нездешний мир ты, значит, под наркозом… И что же – Бог, блаженство, свет? К огромным, ангельским, крылатым, райским розам .. Так как же – неужели нет, Всё глупости (эх, хоть бы сон блаженный!), Лишь роза на

груди, где шов, Недолговечной, да, земной, земной заменой Небесных вечных лепестков?

* * *

Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?

И жало смерти, и победа ада. За два тысячелетия – не лучше. Без перемен… Ну, помечтаем лучше О лоне Авраамовом… (Прохлада, И Страшный Суд прошел благополучно.) Да, если бы… Пустые разговоры? Висит луна, как яблоко раздора, Познания добра и зла, греховный И мертвый плод. Так вот – когда? Не скоро?.. Долина горя, темный лес огромный. Прощение, спасение… Темница Не навсегда? «В начале было Слово». Да, хорошо бы. (Небо так сурово.) А впрочем, подождём. Как говорится, До скорого! Вернее, до Второго Пришествия…

* * *

Да, неудачи, и ночь, и так далее. (Струны давно отзвуча… отзвучали… и.) Что ж, начихать, наплевать. Да, не умел, проиграли баталию. Чёрный прибой, наплывай! (Навзничь, на нож – невзначай…) Вечность, ну-ка, встречай! Нету печали и Нет воздыхания Там, у чертей, в развесёлой компании. «Само-убийство»… Да нет, разумеется. Попросту – в жизни пришлось разувериться. Дело в тюрьме и суме, В глупой земной кутерьме. Кто ты? Овечка? Ме-ме. Слабый: не стерпится. Гордый: не слюбится. Жить не умел, так умей Ангела – нет, не Хранителя – слушаться, Смутного лика во тьме.

* * *

Сергею Маковскому

А я повидал бы жемчужно-блаженное царство, Алмазный оазис в лазурном дыханье фонтана, Сапфирную розу в тени голубого анчара. Змеиную тень у гробницы Омара Хайяма, Кристалл изумруда на мёртвой руке богдыхана, Пятно скарабея на мёртвой руке фараона. Колючую тень скорпиона над мальчиком сонным И лунный дворец над огромным скалистым обрывом, И тёмную змейку на тёмной груди Клеопатры.

IV

* * *

Мне даже думать об этом странно, Но если все-таки («вот-вот!») Моя рассеянная осанна Меня от гибели спасёт, – То в неземном Иерусалиме Взгляну туда – сквозь Божий гром, – Где был (любимый? – Ну да, любимый) Испепелённый Новый Содом. И успокоясь и улыбаясь, Гуляя в ангельском краю, Далёкий пепел посозерцаю И нежную песенку спою.

* * *

Всё темней тишина, это сон океаном синеет. Авраам, Авраам! Это Ной, это Ной и потоп… Над разбитым ковчегом… И волны — темнее, сильнее. Нет, какой Арарат, это айсберг, и кто там спасёт… Скоро воздух взорвётся — и станет светлее зари. Я

не знаю, успеет воздушный ковчег прилуниться? Вавилон, Вавилон, это башня упала, смотри, И, на камнях белея, в крови умирает блудница. Мне на миг показалось… Да нет, почему Азраил, Только мутные тучи и ночь, никаких Азраилов… Только ветер, пророк бородатый, я знал, я забыл. Он ночами стучался, но ты не пошла, не впустила. Хриплый голос, во сне… Ханаан, Ханаан, Ханаан… Мы вернёмся, вернёмся… Да нет, никогда не вернёмся. Обрывается дождь, осыпается дождь в океан. Видишь — Ангел Расплаты. Ну что же, иди — познакомься.

* * *

Хрустальным кристаллом Казался июль, И в зареве алом Проехал патруль. Играл на свирели Убитый солдат, И лилии пели Для малых ребят. И в струях напалма Горело село, И чёрная пальма Поймала крыло Того самолета, Который — ну да. И лётчик горел, Как большая звезда.

V

* * *

Не о войне – о том, что часто снится мне И сорок первый год, и страшный гость. О смутном угасающем огне Над городом в четвёртый год войны. Да нет, не о войне – о зверской той зиме, О зное, снившемся под Новый Год, О черном, окровавленном письме, О лунном береге другой страны. Не о войне, о нет – о страшной той весне, О сгустке крови с маленькую горсть, О том, что мы спаслись – в чужой стране, О чувстве – перед мертвыми – вины.

* * *

«Так вот, товарищи, – прошло полвека. »Перековали, значит, человека? »Затеяли, заворотили дело! »В копеечку, в копеечку влетело. »Свобода чтоб – и счастье без уродства… »Придётся подождать, уж как придётся. »Да, вкалывали так – порой хоть выжми! »И ждали, значит, лучшей, светлой жизни. »(А миллионы ж в жертву не хотели – »Ну, тех – «в расход, чего там, в самом деле!») »Наголодались мы, нахолодались, »Намучались, наждались, набоялись. »И в лагерях, на койках, 'доходили' – »Переплатили, брат, переплатили. »И я, брат, – большевик: пора б дождаться – »Товаров больше бы, и больше братства. »Ну, выпьем за живых. Мороз, простыл я. »Россия, да… Россия… Эх, Россия…»

* * *

Одному поэту в России

Терзали, кусали козявки, И мошки впивались больней. Холодные, черные пьявки К душе присосались твоей. (А все же – стихи, вдохновенье, Писать про земную красу?) Живьём обглодали оленя – Большой муравейник в лесу. Заели. Но больше не грозен Ничей муравьиный укус, И пьявки – багряные гроздья, Скелет – расцветающий куст. И к лучшему, значит: загрызли, Чтоб вышли стихи пободрей, Чтоб сердце училось при жизни Быть лакомым блюдом червей.