Стихотворения

Павлова Вера Анатольевна

* * *

В четверть силы, вполнакала — еле-еле душа в теле. Уронила, потеряла, не заметила потери, не оплакала утраты (вполнакала, в четверть силы), не вскричала: стой, куда ты? Без гостинца отпустила.

* * *

Откупаться от мёртвых слезами, поцелуями — от живых, по субботам заглядывать к маме, наедаться за семерых. Подожди — горячо. Не горчит ли? Это папа солил грибы. Откупаться от Бога молитвой. И

стишатами — от судьбы.

* * *

Мужская линия: никотин и водка. Сдаётся мне — из папиных предков ни один не умер в трезвом уме. А я ни капли в рот не беру и, чокаясь молоком, знаю, что в трезвом уме умру, но, может быть, не в своём.

* * *

Кому мы нужны, ненаписанной книги герои, кому мы нужны, прихлебатели и дармоеды, матросы страны, не имеющей выхода к морю, пилоты страны, не имеющей выхода к небу? Но нам иногда кое-кто доверяет потомков. О, как мы умеем беречь невесомое тельце! Кому мы нужны, ненадёжных, запутанных, ломких воздушных путей и подземных распутий путейцы?

* * *

продаётся родина пианино чёрное потёртое две педали только что настроено строй не держит сто рублей измайлово самовывоз

* * *

Граждане Соединённых Штатов, знаете, как мы живём в России? — словно в ожиданье результатов биопсии. Станет ли диагнозом угроза? Верить ли растерянной гадалке, просыпающейся от наркоза на каталке?

* * *

Маленькое затишье, и снова воет в трубе страх, в котором боишься признаться даже себе. Ветер, ветер в ответе за то, что страшно хрупкби очень крупные дети, крошечные старики.

* * *

На родину! На свет, на запах, на звук застольных песен дружных, с пригоршнею ключей от замков песочных, снежных и воздушных, — хлебнуть молчанья проливного, разжиться гречневою речью в беличьих домиках Кускова, в скворечниках Замоскворечья.

* * *

Лицом к лицу лица не… Дальнозоркость. Надень очки для чтенья — и увидишь: пушистые ресницы поредели, у глаз проклёвываются морщины, горчит улыбка, губы стали мягче, понятливей, послушней, благодарней… Спокойной ночи! Ничего не бойся! Целебней не бывает поцелуев, чем эти, — перед сном, в очках для чтенья.

* * *

Весело, нежно, пылко пускаю себя в распыл. Сердце моё — копилка, которую ты разбил. Надолго ли нам хватит рассыпавшихся монет, пёстрых коротких платьев, ласк, снов, рифм, слёз, книг, зим, лет?

* * *

Ты нежный, я очень нежная. Мне так хорошо с тобою, что

кажется: жги меня, режь меня — я не почувствую боли. Так ласковы эти свидания, так лакомы любельки эти, что кажется: убивай меня — я не почувствую смерти.

* * *

засыхала на корню мандрагорой лопотала инженю тонкогорлой про гражданскую войну пела второй целовала простыню на которой

* * *

Дочки-матери на деньги, на кому-помыть-посуду, на простудишься-надень-ка, будешь-ужинать-не-буду. Почему-пиджак-прокурен? Что-сказал-эндокринолог? Мой язык литературен, твой — проколот.

* * *

тихо колышется колыбель в розе закрывшейся дремлет шмель спит аки пьяница в луже дождь где ж она шляется наша дочь

* * *

Открыть. Досаду превозмочь. Наполнить чайник доверху. Удочерить родную дочь труднее, чем детдомовку. Зачем она всё время врёт? Зачем, моя хорошая, всё делаешь наоборот, так на меня похожая?

* * *

Долги небесам отдашь ли, расходы им возместишь ли, поэт, не идущий дальше коротеньких восьмистиший, подслушанных в детских, в спальнях, записанных без помарки, доверчивых и нахальных, как белки в Центральном парке?

* * *

Уже дальнозорка. Ещё легка. Уже плаксива. Ещё тонкорука. Ещё могла бы родить сынка. Уже могла бы баловать внука. Ещё как раз, хотя и впритык, четыре узких свадебных платья. Ещё показываю язык. Уже догадываюсь о расплате.

* * *

Тебе я больше не кормилица — забудь о птичьем молоке. Сама себе однофамилица, обложку глажу по щеке. Тебя не первую кормила я и отнимала от груди… Распространённая фамилия. Однофамильцев — пруд пруди.

Солнечное сплетение

Спящая красавица! Она спала среди цветов, Под плеск любимых голосов. Спала…И для нее одной Снег рассыпался тишиной. И, нежный сон ее щадя, Тихонько пел орган дождя. А тот, кто так ее любил, Не целовал — и не будил.

* * *

В сплетенье рук твоих, как в колыбели, затихла я. Возможно ль в жизни большее доверье, чем я — твоя? Как это важно — слушать свое имя. едва дыша, и ощущать ладонями твоими, что — хороша.