Стихотворения

Павлова Вера Анатольевна

* * *

Сокровище, сокрытое в крови… Не обращенье — кровообращенье к тебе: живи, душа моя, живи, не сомневайся, не проси прощенья у горя и пощады не проси у счастья, но, весенне невесома, за тонкий стебелек себя неси, сама попутной музыкой несома.

* * *

Поцелуй огонек затеплит и раздует… Четвертый год мой цветок на твоем стебле распускается и цветет. Пчелы, бабочки над постелью… Нет, не годы — века, века мой цветок на

твоем стебле распускается, распуска…

* * *

Кому тоскливей? — Зимнему дереву, заглядывающему в окно зимнего сада, или дереву зимнего сада в середине лета? Принц и нищий.

* * *

Пресуществленье долларов в караты, воды — в потоки лучшего вина… Адам и Ева не были женаты. А значит, я такая не одна. Эрато, та и вовсе не почата и как январский мрамор холодна. Зачем же ты диктуешь мне, Эрато, слова: жених, невеста, муж, жена?

* * *

Обмирая, хмелея, ликуя, одиночество пишет с натуры на другом берегу поцелуя одинокую чью-то фигуру. На цветущем лугу. Акварелью. Тонкой кисточкой. Мокрой ресницей. Обмираю. Ликую. Хмелею. Солнце медленно в море садится.

* * *

Оглядывайся: где же ты? — закрыв глаза, смакуй цветущей липы-девушки воздушный поцелуй…

* * *

Звезды над барами сквозь конопляный дым… Взявшись за старое, станешь ли молодым? Можно ли бешеный воющий страх обмануть, взявшись за нежную теплую девичью грудь?

* * *

— Я тебя люблю. — Я тебя тоже. — Я тебя люблю. — Я тебя тоже. — Я тебя тоже люблю. Что, нечем крыть?

* * *

НА тебе слово божественное. Тело блаженное нА тебе. Свадебные путешественники, медовые лунатики (сон поцелуя слаще ли? Рук неразлучность порука ли?) вечером ночь выращивали, день до утра баюкали…

* * *

Мальчик-с-пальчик Адам плюс дюймовочка Ева возле древа-бонсай. Ну, давай, изгоняй.

* * *

Женщина движется четвертями, дитя восьмыми, пес шестнадцатыми долями бежит за ними, и всю компанию у калитки встречает кто-то: фермата взгляда, лига улыбки… Целая нота.

* * *

Заметалось междометье, захлебнулось поцелуем… Репетируя бессмертье, колыбельную танцуем. Тай на верхнем небе, тайна говоренья, растворенья! Нежность, нежность — обещанье Повторенья, повторенья.

Из книги “Площадь соловецких юнг”

Волга, 1999 N8

* * *

Завещание —

план прожитой жизни. Над своим гробом не хочу слышать си-минорный прелюд Рахманинова, allegretto из Седьмой Бетховена, ничего из любимого Чайковского. Хочу: А-dur-ный фортепианный Моцарта, adagietto из Пятой Малера и Девятую Брукнера, часть третью. А впрочем, можешь завести, что хочешь: кто плачет, тот и заказывает музыку.

* * *

Весть обызвестковалась. Смерть нашла в моей груди незанятое место и там в клубок свернулась и пригрелась, тиха, как подобает приживалке, хитра, как подобает компаньонке, коварна, как положено подружке. Когда смеюсь, она со мной смеётся, а плачу — так смеётся надо мной.

* * *

Зеркало по природе правдиво, поэтому оно легковерно, поэтому ничего не стоит ввести его в заблужденье: поворот головы, пары прядок размещенье, прищур и улыбка — и уже верещит, простофиля: “Всех милее, румяней, белее!..”

* * *

Надкусив эту смерть, как плод с пресловутого древа, потеряла свой рай, и вот я бездомна, как Ева. Я не в курсе блужданий души в пространствах Иного, но меня ты, как чести, лишил бессмертья земного. Я-то думала тридцать лет и три года, будто смерти в меня нет хода…

* * *

Твоя хладность — как грелка аппендициту. Твоя страстность — как холециститу лёд. Твоё сердце, даже когда разбито, как старый будильник, как старый политик, врёт. Увы! Моржовый не вышибить журавлиным клином — увы! — осиновым всё сошлось на тебе, созданье с ногами из красной глины, руками, губами, глазами из красной глины… Улетаю — когда журавлино, когда тополино. Остаёшься — раскинуты руки, ноги врозь.

* * *

Морщины вокруг лба взяли рот в скобки. Морщины в уголках глаз взяли глаза в кавычки. Морщины поперёк лба нотно лоб разлиновали. Морщины поперёк горла. Подвенечная седина.

* * *

Грудь на грудь, сердцами перестукиваться, чтобы сговориться о побеге (грудь на грудь, на пуговицу пуговица) в пресловутый край трудов и неги, где (к виску висок) нектары квасятся и крахмальные обеты стелются, где бухой охранник (сердце на сердце), целясь в одного, в обоих целится.

* * *

Покамест я всем детям тётя, всем баба мужикам. А буду я всем детям баба, всем тётка мужикам.

* * *

Спала, а потом досыпала, песок в часы досыпала и столько его насыпала, что доверху их засыпала, и струйка в часах иссякала, и сыпался на одеяло песок, и часы засыпало, и меня с головой засыпало…

* * *