Стихотворения

Теннисон Альфред

9

Мы приплыли на Остров Колдуний, и певучий услышали зов — "О, придите, придите, придите!" — прозвучало над зыбью валов, И огнистые тени дрожали, от небес упадая к земле, И нагая, как небо, колдунья восставала на каждой скале, И толпы их белели на взморье, словно чайки над пеной валов, И толпы их резвились, плясали на обломках погибших судов, И толпы их бросалися в волны освежить белоснежную грудь, Но я знал, в чем опасность, и дальше поскорей мы направили путь.

10

И в недоброе время достигли мы до Острова Башен Двойных, Из камней полированных башня и пред ней из цветов вырезных Возносилися обе высоко, но дрожали пещеры внизу, Ударялися башни, звенели и гремели, как небо в грозу, И гудели призывным набатом, точно яростный возглас громов, И раскаты проникли до сердца разгоревшихся гневом бойцов. И за башню камней разноцветных, и за башню цветов вырезных Меж бойцами резня разразилась, — и на Острове Башен Двойных Вплоть до вечера буря господня лишь смолкала затем, чтоб сверкнуть, И, оставивши много убитых, мы направили дальше свой путь.

11

Мы приплыли на Остров Святого, что когда-то с Брэнданом уплыл, Он на острове жил неотлучно и уж старцем-святителем был. Еле слышен был голос святого, словно голос далеких миров, И к ногам борода упадала белизною нагорных снегов. Он сказал мне: "Ты злое задумал. О Мальдун, ты живешь как во сне, Ты забыл, что сказал нам всевышний, — он сказал нам? "Отмщение — мне" [5] . Умерщвлен

был твой прадед, отмщен был, и за кровь пролита была кровь, И убийство сменялось убийством, и убийство свершалося вновь. О, доколе все это продлится? Нет конца помышлениям злым. Возвращайся же к острову Финна, пусть Былое пребудет Былым". И края бороды белоснежной мы лобзали, вздохнув от борьбы, Мы молились, услыша, как старец воссылал пред всевышним мольбы, И смирил нас преклонный святитель, и главу опустил он на грудь, Мы печально корабль снарядили и направили дальше свой путь.

5

"Отмщение мне". — Цитата из Евангелия (Послание к Римлянам, XII, 19).

12

И мы вновь увидали тот остров, и убийца на взморье стоял, Но мы мимо проплыли безмолвно, хоть на остров нас вал увлекал. О, устал я, устал от скитаний, от волнений, борьбы и грехов, И приблизился к острову Финна только с горстью угрюмых бойцов.

Перевод Константин Бальмонт

Слезы

О слезы, слезы, что в вас, я не знаю, Из глубины какой-то высшей боли Вы к сердцу подступаете, к глазам, Глядящим на желтеющие нивы, На призрак дней, которых больше нет. Вы свежи, словно первый луч, что глянул На корабле, любимых нам вернувшем, Вы грустны, как последний луч, вдали, На корабле, увлекшем наше счастье, Так грустны дни, которых больше нет. О странно-грустны, как в рассвете летнем Крик сонных птиц, сквозь сон поющих песню Для гаснущего слуха, в час, когда Горит окно для гаснущего взора, Так странны дни, которых больше нет. Желанные, как сладость поцелуев, Как сладость ласк, что мыслим мы с тоскою На чуждых нам устах, — и как любовь, Как первая любовь, безумны, страстны, Смерть в жизни, дни, которых больше нет.

Перевод Константин Бальмонт

Улисс

Немного пользы в том, что, царь досужий, У очага, среди бесплодных скал, Я раздаю, близ вянущей супруги, Неполные законы этим диким, Что копят, спят, едят, меня не зная. Мне отдых от скитаний, нет, не отдых, Я жизнь мою хочу испить до дна. Я наслаждался, я страдал — безмерно, Всегда, — и с теми, кем я был любим. И сам с собой, один. На берегу ли, Или когда дождливые Гиады Сквозь дымный ток ветров терзали море, — Стал именем я славным, потому что, Всегда с голодным сердцем путь держа, Я знал и видел многое, — разведал Людские города, правленья, нравы, И разность стран, и самого себя Среди племен, являвших мне почтенье, Я радость боя пил средь равных мне, На издававших звон равнинах Трои. Я часть всего, что повстречал в пути. Но пережитый опыт — только арка, Через нее непройденное светит, И край того нетронутого мира, Чем дальше путь держу, тем дальше тает. Как тупо-тускло медлить, знать конец, В закале ржаветь, не сверкать в свершенье. Как будто бы дышать — уж значит жить. Брось жизнь на жизнь, все будет слишком мало. И сколько мне моей осталось жизни? Лишь краешек. Но каждый час спасен От вечного молчания, и больше — Весть нового приносит каждый час. Копить еще какие-то три солнца, — Презренно, — в кладовой хранить себя, И этот дух седой, томимый жаждой, Вслед знанью мчать падучею звездой За крайней гранью мысли человека. Здесь есть мой сын, родной мой Телемах, Ему оставлю скипетр я и остров, — Возлюбленный, способный к различенью, Неторопливой мудростью сумеет В народе угловатости сровнять И привести к благому ровным всходом. Он безупречен, средоточно-четок, Обязанности общие блюдя И в нежности ущерба не являя, Богов домашних в меру он почтит, Когда меня здесь более не будет. Свое свершает он, а я мое. Вот порт. На корабле надулся парус. Замглилась ширь морей. Мои матросы, Вы, что свершали, бились, размышляли Со мною вместе, с резвостью встречая И гром и солнце, — противопоставить Всему умея вольное лицо, — Мы стары, я и вы. Но в старых годах Есть честь своя и свой достойный труд. Смерть замыкает все. Но благородным Деянием себя отметить можно Перед концом, — свершением, пристойным Тем людям, что вступали в бой с богами. Мерцая, отступает свет от скал, Укоротился долгий день, и всходит Медлительно над водами луна. Многоголосым гулом кличет бездна. Плывем, друзья, пока не слишком поздно Нам будет плыть, чтоб новый мир найти. Отчалим и, в порядке строгом сидя, Ударим по гремучим бороздам. Мой умысел — к закату парус править, За грань его, и, прежде чем умру, Быть там, где тонут западные звезды. Быть может, пропасть моря нас проглотит, Быть может, к Островам дойдем Счастливым, Увидим там великого Ахилла, Которого мы знали. Многих нет, Но многие доныне пребывают. И нет в нас прежней силы давних дней, Что колебала над землей и небо, Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных, Ослабленных и временем и роком, Но сильных неослабленною волей Искать, найти, дерзать, не уступать.

Перевод Константин Бальмонт

Погребальная Песня

Бледные руки скрестивши на грудь, Спи! Совершил ты тяжелый свой путь. С листьев плакучей сребристой березы Каплют на гроб твой росинки, как слезы. Горе в груди не совьет уж гнезда; В дом твой стучаться не будет нужда. Грустно шумит над тобою дубрава… Спи! Отдохнуть ты купил себе право. Жизнь трудовая не даром прошла… Ратовал ты против мощного зла, Честно стоял ты за честное дело — Сердце враждой и любовью кипело! Спи! Над могилой зеленой твоей Птичка звенит в темной чаще ветвей; Мирного сна не встревожит шипенье Зависти черной и сильных гоненье! Пчелы, которых здесь манят цветы, Слаще поют, чем уста клеветы; Спи беспробудно под сладкие звуки, Накрест сложив свои бледные руки. В твой одинокий, цветущий приют Люди с своей суетой не придут; Только скользят по могильной ступени Солнца лучи да волнистые тени…

‹1861›

Перевод А. Н. Плещеев.

Леди Клара Вер-де-Вер

О леди Клара Вер-де-Вер! Простите! к вам я равнодушен, Не в силах вы меня пленить. От скуки сердцем деревенским Вам захотелось пошутить; Но как ни страстны ваши взоры, Не обожгут меня они. Не вы мне счастье подарите, Хоть двадцать графов вам сродни! О леди Клара Вер-де-Вер! Вы родословною гордитесь, Гордитесь именем, гербом; А мне до предков дела мало, Крестьянин был моим отцом. Нет! не разбить вам это сердце! Иная ждет его судьба; Ему любовь крестьянки доброй Дороже всякого герба. О леди Клара Вер-де-Вер! Я не такой ручной, поверьте, Каким, быть может, вам кажусь; И будьте вы царица мира, Я всё пред вами не склонюсь. Над бедным парнем для потехи Хотели опыт сделать вы… Но также холодно

он смотрит, Как на воротах ваши львы. О леди Клара Вер-де-Вер! Зачем тот день я вспоминаю, Когда, под тенью старых лип, Лежал недвижим бедный Лоренц. (Лишь две весны — как он погиб!) Вы завлекли… Околдовали… Вам не учиться колдовать; Но этот череп раздробленный Вам страшно было б увидать! О леди Клара Вер-де-Вер! Лежал он бледный. Мать рыдала… И слово горькое у ней Невольно вырвалось… Страданье Ожесточает так людей!.. Не повторяю я здесь, что слышать Пришлось мне в миг печальный тот… Да! мать была не так спокойна, Как Вер-де-Веров знатный род! О леди Клара Вер-де-Вер! За вами тень его повсюду, И на пороге вашем кровь! Вы сердце честное разбили… Когда бедняк свою любовь Решился высказать, улыбкой И взором нежным одобрен, Вы тотчас выдвинули предков… Удар был метко нанесен! О леди Клара Вер-де-Вер! С какой насмешкою взирает С небес наш праотец Адам На то, чем все вы так гордитесь, На эту ветошь, этот хлам! Поверьте, тот лишь благороден, Чья не запятнана душа… А ваши графские короны Не стоят медного гроша! О леди Клара Вер-де-Вер! Вы свежи, молоды, здоровы, А утомление легло На ваши гордые ресницы, На ваше гордое чело! Однообразно, бесконечно Идут для вас за днями дни, И вот вы ставите от скуки Сердцам наивным западни! О леди Клара Вер-де-Вер! Не зная, что с тобою делать, Вы умираете с тоски; Но неужель к вам не стучатся Рукою робкой бедняки? Войдите в хижины… начните Учить вы грамоте сирот, А уж на нас рукой махните, Мы — неотесанный народ!

‹1864›

Перевод А. Н. Плещеев.

Умирающий лебедь

Покрыта травою, пустыная, дика, Широко тянулась степная поляна, В одежде печальной седого тумана. С журчанием тихим катилась река. По ней умирающий лебедь несется, И жалоба громко его раздается. Ужь полдень; томительно ветер степной Шумит в тростниках, и скользя над волной Склоняет головку лилеи речной. Вдали подымалися синие горы, И снежных вершин их сверкали узоры; И бледен и холоден был небосклон; Плакучая ива росла одиноко, И слышался ветра в ветвях ее стон; Рябилися волны; над ними высоко Играючи ласточка вольно летит; И тиной канава покрытая спит, Болотную зелень прорезав далеко; И радужной краскою тина блестит. И странною радостью скрытой в печали Наполнил окрестности лебедя стон, То с полною ясностью слышался он, То тихим роптанием стоны звучали И к небу взлетал замирающий звук, И дикого лебедя гимн погребальный То трелился слабо мелодией дальней, То снова яснел приближаясь. Но вдруг Послышался песни ликующий звук, В слиянии смелых и странных созвучий. Так шумно народ торжествует могучий, При звоне литавры и арф золотых, И гул неумолчный восторгов живых Из тесной столичной ограды несется В долины, где пастырей песнь раздается, Когда отдохнув от работы дневной, Любуется пастырь вечерней звездой. И влажные мхи, и ползущие травы, И ветви плакучия ивы седой, И зыбь тростниковая тихой канавы, И берег звенящий, размытый волной. И цвет серебристый болотных растений В прудах и заливах пустыни немой, — Все залито было волной песнопений.

Перевод Е. Е.

Эдвард Грей

Эмму Морланд из ближней деревни Я повстречал на тенистой аллее. "Ты не женат ли? — она спросила, Свободно ли сердце Эдварда Грея?" Так говорила мне Эмма Морланд; Горько рыдая, ответил ей я: "О Эмма Морланд, любовь отныне Не властна над сердцем Эдварда Грея". "Эллен Адэр меня любила, Ослушавшись отца и мать. На хладном холме у могилы Эллен Нынче мне привелось рыдать". "Робость Эллен я счел гордыней, Бежал за море, ее кляня; Мною, безумцем, владела злоба, А она умирала ради меня". "Жестоки, жестоки слова мои были! Жестокий удар готовил себя я! "Столь вздорной гордячке, — ей объявил я, Не затронуть сердце Эдварда Грея!" Ныне в отчаянье прошептал я, Рухнув на дерн, что свеж и зелен: "Я раскаялся в каждом слове; Отзовись, молю тебя, Адэр Эллен!" Тогда же углем на замшелом камне Я начертал, подняться не смея: "Здесь покоится тело Эллен Адэр, И здесь же — сердце Эдварда Грея".

перевод Светлана Лихачева

Леди Клер

Оделся лилиями дол, Синела даль небесных сфер. Лань белоснежную привел Лорд Рональд в дар для леди Клер. Держу пари, разлада тень Не омрачила встречу ту Ведь отделяет только день От свадьбы юную чету. "Его не знатность привлекла, Не вотчины моей размер Я, только я ему мила", Так радовалась леди Клер. "Что это был за кавалер?" Старушка-няня говорит. "Кузен мой, — молвит леди Клер, Нас завтра брак соединит". Она в ответ: "Господь всеблаг! Вот справедливости пример! Лорд Рональд — лорд твоих земель, А ты, дитя, — не леди Клер". "О нянюшка, твои уста Не в лад с рассудком говорят!" "Все — истина, — клянется та, Ты — дочь моя, как Бог есть свят! Дочурка графа умерла В младенчестве, не утаю. Я крошку предала земле, А графу принесла свою". "Не след так поступать, не след, О мама! — дева молвит ей. Чтоб обойден был столько лет Достойнейший среди мужей". "Ах, детка, — няня говорит, Не выдавай секрета зря! Лорд Рональд все себе вернет, С тобою встав у алтаря". "Коль нищенкой родилась я, Я не приму на душу ложь. Прочь, дорогая кисея, Прочь, бриллиантовая брошь!" "Ах, детка, — няня говорит, Будь мудрой, сохрани секрет!" "Узнаю, — молвит дочь, — чужда Мужчинам верность — или нет!" "Что верность! — няня говорит, Среди мужчин земля в цене!" "Он все получит, — молвит дочь, Пусть это стоит жизни мне". "Но поцелуй родную мать, Что ради дочки солгала!" "Ох, мама, мама, — молвит дочь, Как эта мысль мне тяжела! Но нежно я целую мать В залог прощенья и любви. А ты объятья мне раскрой И дочку в путь благослови". Она оделась в грубый холст, Отринув имя леди Клер, И, с белой розой в волосах, Пошла вдоль рек, холмов и шхер. Лань, что дремала в уголке, Бела, как вешних лилий цвет, Приникла к девичьей руке И резво побежала вслед. Лорд Рональд вышел на порог: "О леди, что за маскарад! Той, что прекрасна, как цветок, Пристал ли нищенский наряд?" "Наряд простого полотна Смиренья должного пример. Та, что в лачуге рождена, Не вправе зваться леди Клер". Лорд Рональд к ней: "Оставь игру! Я — твой, в делах и на словах! Лорд Рональд к ней: "Оставь игру! Твои слова внушают страх". И пред лицом его она Не опустила ясных глаз. Не дрогнув, встала перед ним И няни повторила сказ. Тут звонко рассмеялся он, К ее щеке прильнув щекой. "Раз мне благоволит закон, А ты — обойдена судьбой, Раз ты обойдена судьбой, А я — наследный лорд и пэр, Ты завтра станешь мне женой И примешь имя леди Клер".