Стихотворения
Шрифт:
Вздохнули тут все новоторжане,
Словно беремя с плеч наземь сбросили.
Загудел вдоль по городу колокол,
Растворилися двери соборные,
Повалил Новый Торг к дому божьему,
А вперед Юрий - князь - ясным соколом.
Отслужили молебен с акафистом,
Ко иконам святым приложилися
И пошли ко дворам, словно с исповеди.
А с конем князя Юрия конюхи
В поводу уж давно дожидаются,
И давно удила конь опенивает.
И ступил
К своему другу милому, верному,
Ко служилому князю, подручному,
Семеону Мстиславичу Вяземскому.
2
Как у князя Семеона двор - море,
У Мстиславича - света широкое:
Что волной, его травкой подернуло.
Ворота у него и скрипучие,
Да гостям-то уж больно отворчивы;
В огороде кусты и колючие,
Да на ягоду больно оборчивы.
Красен двор - краше терем узорочьем:
Где венец, там отеска дубовая,
Где покрышка - побивка свинцовая,
Где угрева, там печь изразцовая;
Сени новые понавесились,
Не шатаются, не решетятся…
Только краше двора, краше терема
Сам - от он, Семеон - князь Мстиславович:
Знать, рожено дитя в пору - вовремя,
Под воскресный заутренний благовест;
Знать, клала его матушка
В колыбель багрецовую,
Раскачала родимая
От востока до запада.
Не обнес он и нищего братиной;
Сорокатого припер рогатиной;
У него жеребец куплен дорого -
Головою улусного батыря;
У него на цепи пес откормленный -
Взят щенком из-под суки притравленной.
Красен князь удалой, да не только собой -
И хозяйкой своей молодой:
Не жила, не была и красой не цвела
Ни царица одна, ни царевна,
Не светила Руси, что звезда с небеси,
Как княгиня Ульяна Андревна!
Самородна коса, не наемная,
Светло - русою сызмала кована,
Воронена тогда, как подкосье завилося,
Как сердечко в лебяжия груди толкнулося,
Как зажглися глаза синим яхонтом,
Молоком налились руки белые.
Хорошо в терему князя Вяземского:
Все у места, прилажено, прибрано,
Как к великому светлому празднику;
Вымыт пол, ометен свежим веником;
Слюда в окнах играет на солнышке;
Что ни лавка, то шитый полавочник;
Поставец серебром так и ломится;
А в углу милосердие божие:
Кипарисный киот резан травами;
Колыхаясь, лампада подвесная
Огоньком по окладам посвечивает;
А иконы - письма цареградского,
Все
Самоцветные камни на венчиках.
Стол дубовый накрыт браной скатертью;
За столом оба князя беседуют;
На столе три стопы золоченые:
В первой брага похмельная, мартовская,
Во второй - липец - мед, навек ставленный,
В третьей - фряжское, прямо из за - моря;
По стопам уж и чарки подобраны.
А княгиня Ульяна Андреевна
Под окошком стоит и красуется,
Зеленым своим садом любуется:
Развернулись в нем лапы кленовые,
Зацвели в нем цветочки махровые,
Зацвели и ало и лазорево,
Закадили росным, вешним ладаном,
На утеху певуньям охотливым,
Мелким пташкам лесным, перелетливым.
Говорит Юрий - князь:
"Не управиться:
Больно валит Литва окаянная,
Все к ночи, неторенной дорогою…
Как ни ставь ты настороже загодя
Уж на что тебе парня проворного -
Так и вырежет, так вот и вырежет,
Что косою снесет… как бы справиться?
Аль Москве отписать?.. Ох!.. Не хочется
Всяким делом Василию кланяться".
Говорит ему Вяземский:
"Что же, князь!
У меня бы и кони стоялые,
И дружинники в поле бывалые, Прикажи, осударь, мы уж выручим,
Будем бить, осударь, напропалую,
А Литву не отучим, так выучим.
Только где нам поволишь плечо размять?
Под Смоленском ли, аль под Опочкою?
Аль ходить, так ходить, и коней напоить -
Не Днепром, не Двиной, а Немигою?"
– "Ладно б, - молвил князь Юрий, задумавшись, -
Ладно б! Что ж мы и вправду хоронимся?
От Литвы, что от беса, сторонимся?"
– "Так прикажешь седлать?"
– "С богом, князь Семеон!
Выпьем чарку на путь на дороженьку.
А себя береги: ты покладливый,
Да уж больно под бердыш угадливый".
Оба выпили… Тут-то княгиня Ульяна
Андреевна
И подходит… кровинки в лице ее не было.
Молвит: "Князь Семеон, осударь мой Мстиславович!
Хоть брани, хоть казни - правду выскажу:
Боронись от обидчика - недруга,
Боронися от гостя незваного,
Коль идет, не спросясь, не сославшися,
Встреть беду, коли бог нашлет,
Только сам, осударь, за бедой не ходи,
Головы под беду, под топор не клади.
А меня ты прости, мой желанный…
Вот стучит мне, стучит словно молот в виски,
Кровь к нутру прилила, и на сердце тиски…
Ты прости меня, дуру, для праздника,
Хоть убей, да не езди ты в поле наездное…"