Стихотворения

Бедный Демьян

1915

Усы да борода (Сказка)

У кузнеца, у дедушки Филата, Был двор и хата, А в хате на стене — Портрет, а чей портрет — не угадать в три года: То ль в бричке поп, то ль воевода На вороном коне, То ль… как-нибудь потом скажу наедине. Ну, словом, кто-то был когда-то намалеван, Да после дедом так заплеван, Что от лица почти не стало и следа: Едва виднелися усы да борода! У деда был такой обычай постоянный: К портрету подойдет и — тьфу ему в глаза! «Тьфу, разрази тебя гроза! Тьфу, сатана ты окаянный!» Случилось — сатана все это увидал, — И стало так ему обидно и досадно, Что он с досады похудал. «Постой же! — про себя ворчал нечистый. — Ладно. Посмотрим, так-то ль ты удал! Плеваться вздумал, а? Моя-де это рожа! Положим, на мою она и не похожа, — Но ежли ты ее считаешь за мою, Так я ж те поплюю!» Тут

дьявол подослал подручного к Филату. Явился к деду бес под видом паренька. «Не надо ль, дескать, батрака?» «Что ж? — молвил дед. — Возьму. А за какую плату?» «Задаром! Лишь, мое усердие ценя, Ты малость подучи кузнечеству меня!» Дед рад тому: «Изволь, учись, коли охотник!» Сам бабе шепотком: «Глянь, даровой работник!» Работник даровой У наковальни без отхода. Прошло каких-нибудь полгода, Дед не нахвалится: «Парнишка — с головой, И золотые руки!» Парнишка стал меж тем ковать такие штуки, Что дед, хоть чувствовал в руках немалый зуд. Хоть глаз не мог отвесть от мастерской работы, Одначе взвыл: «Ой, парень, что ты! Взлетим под суд! Эх, черт! Подделал же ты ловко! Пятак! Воистину — пятак! Ну ж, молодец! И как ты так?!» «Вот пустяки нашел! Какая это ковка?» — Стал несуразное тут малый толковать. — «Коль хочешь, я тебя могу перековать!! Переверну в горне налево да направо — Полсотни лет с тебя сниму!..» «Да ну? Такое скажешь, право! Никак и в толк я не возьму!» «Возьмешь!.. Вон старичок идет по косогору!.. Эй, старина! А старина! (Знал младший бес по уговору, Что „старичок“ был — сатана.) Слышь, дедушка, тебе помолодеть охота?» «Еще бы!» «Я тебя перекую в два счета». «Что ж, милый, помирать равно мне. Хочешь — куй. Ты парень, вижу я, удалый». Засуетился сразу малый: «Хозяин, дуй!» Едва не лопаясь от смеха, Пыхтит-кряхтит Филат у меха. А бес клещами старца хвать И ну ковать! Вертел в огне его проворно. Глядь, прыгнул из горна такой ли молодец: «Благодарим покорно! Ай да кузнец!» Филат, оторопев, не мог промолвить слова. А парень снова: «Хозяин, что ж? Ложись!» Очухался Филат: «Ох, брат! Кузнец и вправду хоть куда ты! Помолодеть бы я и рад, — Но, как война теперь, баюсь: возьмут в солдаты, А я… какой уж я солдат? Обидел я когда хоть муху? Таких, как я, да ежли в бой…» Озлился парень: «Шут с тобой! Веди сюда свою старуху. Пусть хоть ее омоложу!» «Старуху? слова не скажу! Старушка стала чтой-то слабой». Посеменил Филат за бабой: «Вот, баба, так и так, — пример тебе живой. Вернешь ты молодость свою, красу и силу. Помру, останешься такою ли вдовой!» Мотает баба головой: «Век прожила с тобой, с тобой пойду в могилу» «Да ты подумай, голова!» Дед не скупился на слова. Просил по-доброму сначала, Покамест баба осерчала, Потом, озлившись сам, забил ей в рот платок. Связал ее и в кузню приволок. Вертели, жарили в огне старушку Дарью, Пока запахло крепко гарью. Тут дед встревожился: «Чай, вынимать пора? Боюсь, не выдержит: стара! Слышь, парень, погляди: старуха-то жива ли?» А парня… Митькой звали! Исчез, как не бывал. Дед глянул, а в огне, Заместо бабушки, костей горелых кучка. Да недотлевшая онучка. Сомлел Филат: «Ой, лихо мне! Ой, лихо!» Прижался, съежившись, к стене И… захихикал тихо: «Хи-хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи-хи!.. Помолодел… Хоть в женихи!.. А бабка… Под венец такую молодицу!.. Сережки, Дарьюшка, сережки-то надень!..» Бедняк, отправленный в больницу, В больнице помер в тот же день. Не стало дедушки Филата! В пустом его дворе стоит, как прежде, хата, А в хате на стене Висит портрет, а чей — не угадать в три года: То ль в бричке поп, то ль воевода На вороном коне, То ль… как-нибудь потом скажу наедине. Ну, словом, кто-то намалеван, Да только кузнецом покойным так заплеван, Что от лица почти не стало и следа: Чуть-чуть виднеются усы да борода!

1915

* * *

Всю правду говорить — обычай пролетарский, Так потому скажу — какой уж тут секрет? — Что дедушка Филат так заплевал портрет — Чей? Ну, известно: царский!

1917

«Баталисты»

Посвящ. военным «беллетристам» — А. Федорову, В. Муйжелю и им подобным.

На все наведена искусно позолота. Идеи мирные, как шелуху, отвеяв, Бытописатели российского болота Преобразилися в Тиртеев. Победно-радостны, нахмурив грозно брови, За сценкой боевой спешат состряпать сценку: С еще дымящейся, горячей братской крови Снимают пенку!

1915

Куплетисты

На сияющей эстраде В Петербурге — виноват — В дивном

граде Петрограде Пел нам нежно бюрократ: «Знаем, знаем с давних пор мы, Ох, как нам нужны реформы, Но… всему же свой черед: Успокойтесь наперед!» Было худо, стало хуже. Миновало десять лет, — Бюрократ на тему ту же Декламирует куплет: «Входит жизнь в иные нормы. Ох, как нам нужны реформы, Но… позвольте погодить: Дайте немца победить». Что нам делать с куплетистом? Отвечать, как прежде, свистом? Но в тяжелый час потерь Не до свиста нам теперь. Куплетист (пусть он с талантом) Нас избитым «вариантом» В изумленье не поверг. Знаем: если ждать упорно, И упорно, и покорно, То получим всё, бесспорно… «После дождика в четверг».

1915

«Предусмотренные»

За 1914 год мин. вн. дел получило от штрафов и административных взысканий 1 186 274 рубля. Печать дала 194 760 р. По смете на 1916 г. предполагается получить штрафов на 1 200 000 р.

Много, много их, «злодеев»: Сам М. Горький, Л. Андреев, Короленко, — кто еще там? — Все стоят под «общим счетом» В черной рубрике прихода «Сметы будущего года». И пигмеи и гиганты, Все грядущие таланты, С новизною, с левизною, «Предусмотрены казною». Плод святого озаренья, Гениальные творенья, Коих нет еще и в плане, «Предусмотрены заране». Публицист, в статье задорной Ты идешь дорогой торной! Я, сатирик, в басне, в сказке Подчинен чужой указке И живу на белом свете — «Предусмотренный по смете»!

1915

Закон и «Правда»

По распоряжению судебных установлений отменен арест 18 и 19 №№ газеты «Правда» за 1913 год.

«День», 20 ноября 1915 г.

На белом свете «Правда» Жила во время оно. Была на свете «Правда», Но не было Закона. И вот Закон обрелся. Но… что ж мы видим ныне? Закон-то есть, да «Правды» Давно уж нет в помине!

1915

Столп отечества

В Иркутске содержатель домов терпимости (он же церковный староста и председатель черносотенного «Союза русского народа») Нил Зверев обратился к высшему учебному начальству с жалобой, что учащиеся якобы ведут себя неблагопристойно в церкви во время богослужения, позволяют себе разговоры, шум и другие компрометирующие поступки.

«Биржевые ведомости», 22 ноября 1915 г.

«Дилехтор?.. Хор-рошо!.. Учителя?.. Прекрасно!.. В шеренку вас да всех разделать под орех!.. Дают вам денежки напрасно: В учебе вашей всей не сосчитать прорех… На гимназистов я глядел намедни в храме. Не то сказать — подумать грех Об этом сраме: Замест того чтоб, павши ниц, Молиться им пред образами, У них шушуканья, смешки… Едят глазами Моих… девиц! Да шутку под конец какую откололи!.. Оно, положим, так… искус… У Шурки, скажем, аль у Поли На всякий вкус — Всего до воли. Опять же Дуньку взять: хоша По пьяной лавочке с гостями и скандалит, А до чего ведь хороша! Не сам хвалю — весь город хвалит!»

* * *

Читатель, это не секрет: Перед тобой доподлинный портрет Нравоблюстителя — иркутского Катона, Носившего значок «за веру и царя!», Союзного вершилы, главаря И содержателя публичного притона!

1915

Похвалы

«Едут быки»

Член городской управы Ф. А. Лузин получил снова телеграмму об отправке партии скота со ст. Великокняжеская. На этот раз будто бы отправлено 300 быков.

«Раннее утро», 26 апреля 1916 г.

«Быки-то!» «Господи!» «Ур-ра!» «А говорят еще: мы обеднели мясом!» «Да шут ли нам война!» «Да с этаким запасом!..» «Взгляни на этого: гора! Цены, чай, нет быку такому!» «Слыхал?» — хваленый бык сказал быку другом; «Слыхал. Но лучше б не слыхал». «А что?» «Все было бы спокойней: Я не охотник до похвал. Так отдающих явно… бойней!»

1916

Басни Эзопа

Плакальщицы

Лишившись дочери любимой, Антигоны, Богач Филон, как должно богачу (Не скареду, я то сказать хочу), Устроил пышные на редкость похороны. «О матушка, скажи, как это понимать? В смущенье молвила сквозь слезы дочь вторая. — Сестре-покойнице ужели не сестра я И ты — не мать, Что убиваться так по ней мы не умеем. Как эти женщины, чужие нам обеим? Их скорбь так велика И горе — очевидно, Что мне становится обидно: Зачем они сюда пришли издалека При нас оплакивать им чуждую утрату?» «Никак, — вздохнула мать, — ты, дочь моя, слепа? Ведь это — плакальщиц наемная толпа. Чьи слезы куплены за дорогую плату!»