Стихотворения

Бедный Демьян

* * *

В годину тяжких бед умейте отличать Скорбь тех, кто иль привык, иль вынужден молчать. От диких выкриков и воплей неуемных Кликуш озлобленных и плакальщиц наемных!

1915

Брак богов

Когда, среди богинь метнувши жребий, боги Вводили жен в свои небесные чертоги, Суровый бог войны, омытый весь в крови, Взял в жены чуждую отраде материнства Богиню грабежа и гнусного бесчинства. Восторгов неземных и знойных чар любви Неиссякаемый родник найдя в богине, Бог неразлучен с ней поныне. С тех пор, однако, для страны, Охваченной огнем кровавого пожара, Изнемогающей от вражьего удара, Не так ужасен бог войны. Как подвиги его божественной жены.

1915

Колесо

и конь

В телеге колесо прежалобно скрипело. «Друг, — выбившись из сил. Конь с удивлением спросил, — В чем дело? Что значит жалоба твоя? Всю тяжесть ведь везешь не ты, а я!»

* * *

Иной с устало-скорбным ликом, Злым честолюбьем одержим, Скрипит о подвиге великом, Хвалясь усердием… чужим.

1916

Волк и овца

Волк тяжко занемог: Почти лишившись ног. Лежал он, как колода, Без ласки, без ухода. В такой беде, увидевши Овцу, Взмолился Волк: «Роднулечка Овечка, Остановись на два словечка! Ты видишь: жизнь моя приблизилась к концу. Ах, знаю, я — злодей, и нет мне оправданья! Но злость ко мне растет пусть в ком-нибудь другом, А ты, ты сжалишься в порыве состраданья Над умирающим врагом! Предсмертной жаждою томимый нестерпимо, Святая, кроткая, я об одном молю: Помочь мне доползти к реке, текущей мимо. Где я жестокие страданья утолю!» «Ужель, — Овца в ответ, — я сделаюсь виною Того, чтоб ты остался жив, Себя водою освежив И закусивши после… мною?»

1916

Геракл и Плутос

Покинув бренный этот мир, Обожествлен душой и телом, Геракл на небе первым делом Попал к богам на пир. Геракла боги обступили, С ним вместе чокались и пили, Вели душевный разговор, И хоть, подвыпивши, несли порою вздор, Геракл их слушал терпеливо, Всем крепко руки жал и кланялся учтиво, Ответив дерзостью Плуто'су одному. «Скажи, Гераклушка, — Зевс подошел к нему, — За что ты богача Плуто'са так обидел?» «За то, — сказал Геракл, — что в жизни я не видел Его друзей средь честной бедноты, Что все Плуто'совы приятели-любимцы Сплошь негодяи-лихоимцы И первые плуты!»

1915

Добряк

Расхвастался Медведь перед Лисой: «Ты, кумушка, не думай, Что я всегда такой угрюмый: Злость на меня находит полосой, А вообще, сказать не лицемеря, Добрей меня не сыщешь зверя. Спроси хоть у людей: ем мертвых я аль нет?» «Ах, кум, — Лиса в ответ, — Что мертвые?! Я думаю другое: Слух добрый о себе ты всюду б утвердил, Когда бы мертвецов ты менее щадил, Но… оставлял живых в покое!»

* * *

Смысл этой басенки не нов Для лицемеров и лгунов: Прочтут, поймут… и не покажут вида, Что их касается обида!

1915

Конь и всадник

Какой-то Всадник благородный, Покамест был он на войне, Не чаял, кажется, души в своем Коне: Сам по три дня сидит, случалося, голодный, А для Коня добудет и сенца И овсеца. Накормит вовремя и вовремя напоит! Но кончилась война, и честь Коню не та: Товарищ боевой двух добрых слов не стоит Иль стоит… доброго кнута! Насчет овса уж нет помину: Кормили вьючную скотину Соломой жесткой и сухой, А то и попросту трухой. В работе черной Конь в погоду, в непогоду: То тащит кладь, то возит воду… Но подошла опять война, И тощему Коню вновь почесть воздана: Оседлан пышно Конь, причищен и приглажен. Однако же, едва — суров и важен, В доспехи бранные наряжен — Сел Всадник на Коня, Конь повалился с ног И, как ни силился, подняться уж не мог. «Хозяин! — молвил он, вздохнув, — по доброй Ты обратил Коня в забитого осла, — Так не ищи ж во мне ты прежней прыти боле, — Нет прыти у меня: солома унесла!»

1915

Тофута мудрый

В далеком-предалеком царстве, В ненашем государстве, За тридевять земель Отсель, Средь подданных царя мудрейшего Тофуты Случилось что-то

вроде смуты. «Разбой! — кричали все. — Грабеж!» Шли всюду суды-пересуды: Порядки, дескать, в царстве худы, Насилья много от вельмож! Одначе Хоть бунтовали все, но в общей суете Верх брали те, Кто посильней да побогаче: «Чем лезть нам, братцы, напролом. Нарядимте послов — Тофуте бить челом; Проведавши от них о нашей злой обиде, Царь нас рассудит в лучшем виде». Но — то ли сам дошел, то ль расхрабрясь от слов Вельможи главного, злодея Протоплута, — Не допустил к себе послов Мудрейший царь Тофута. «Нелепо, — молвил он, — мне слушать их, занё Все, что известно им, известно также мне. А ежли что мне неизвестно, О том им толковать подавно неуместно!» Но черный люд не сдал: боролся до конца, Пока не выкурил Тофуту из дворца. И что же? Не прошло, поверите ль, минуты, Как власть, отбитую народом у Тофуты, Присвоили себе все те же богачи, Да так скрутили всех, хоть караул кричи, У бедных стали так выматывать все жилы, Как «не запомнят старожилы». Пошел в народе разговор: «Попали мы впросак!» «Того ль душа хотела?» «Эх, не доделали мы дела!» «От богачей-то нам гляди какой разор!» Потолковали, Погоревали И богачей смели, как сор. Жизнь сразу вышла на Простор! Я в этом царстве жил недавно. И до чего живут там славно, На свой особенный манер! Как это все у них устроено на месте И с применением каких геройских мер, Вы этого всего нагляднейший пример В Коммунистическом найдете манифесте.

1917

«Мест больше нет» [4]

Что Николай «лишился места», Мы знаем все без манифеста, Но все ж, чтоб не было неясности, Предать необходимо гласности Для «кандидатов» всех ответ, Что «места» тоже больше нет.

1917

* * *

Твердыня власти роковой.

А. С. Пушкин (о Петропавловской крепости).

«Власть» тосковала по «твердыне», «Твердыня» плакала по «власти». К довольству общему, — отныне В одно слилися обе части. Всяк справедливостью утешен: «Власть» в подходящей обстановке. Какое зрелище: повешен Палач на собственной веревке!

1917

4

Первый раз было напечатано в «Известиях Петроградского Совета», в номере от 5 марта 1917 г.

«Петельки»

Кадет дрожит, как в бурю лист, Кадет наводит новый глянец: Вчера лишь был он монархист, Сегодня он «республиканец». Кадеты — сколько там «голов»! Каких от них не слышишь слов! Посовещались полнедельки, В программе краску навели, Тут поскребли, там подмели… А как коснулося земельки — Давай выкручивать петельки!

1917

Я б хотел…

Я б хотел, чтоб высекли меня…

Чтоб потом, табличку наказаний

Показавши молча на стене,

Дали мне понять без толкований.

Что достоин порки я вполне.

Н. А. Добролюбов

Выхожу один я на дорогу. Вдалеке народный слышен гул. Буржуа в испуге бьют тревогу: «Заговор!.. Спасайте!.. Караул!..» Буржуа звериным воют воем: «Смерть ему!.. Распять его, распять!..» Мне грозит «их» Церетели боем, Отступил и забурлил опять: Загремел начальственно-солидно, Задымил казенным сургучом… Что же мне так больно и обидно? Страшно ль мне? Жалею ль я о чем? Не страшусь, пожалуй, ничего я, — И не жаль буржуев мне ничуть: Пусть они все изойдут от воя, Знаю я, что путь мой — верный путь. Богачам, конечно, я опасен: Порох сух и только ждет огня. Но чтоб всем был этот вывод ясен, Я б хотел, чтоб взяли в кнут меня. Но не так, как в оны дни пороли, Давши власть злым полицейским псам: Я б хотел, чтоб в этой чистой роли Церетели выступил бы сам, — Чтобы, всю таблицу наказаний Прописавши на моей спине, Дал он всем понять без толкований, Что достоин порки я вполне; Чтоб я мог, вновь натянув опорки, Всем сказать спокойно, не грозя: «Чтите власть… и ждите доброй порки: Управлять иначе — „им“ нельзя!!!»