Still in Love With You

DaisyFlower

— Максон, мы могли бы поговорить? — в кабинет вошла мама. Я удивлённо посмотрел на неё, потому что не видел её уже несколько дней. Она была бледной из-за недостатка свежего воздуха и солнца. Щёки ввалились, а глаза нервно бегали по комнате.

— Присаживайся, — произнёс я, поднимаясь из-за стола и садясь рядом с ней. — Я рад, что ты вышла.

— Скоро коронация. Мне нужно появиться на публике, — она стряхнула несуществующую пылинку с рукава платья. Чёрный цвет только подчёркивал её бледность, но она не отважилась снять ещё с себя траур. — Я могу помочь чем-нибудь? — я снова удивлённо на неё посмотрел. Впервые за два

месяца она проявила хоть какой-то интерес. Её апатия беспокоила меня. После разоблачения отца и его смерти, она была сама не своя. Иногда, она словно вихрь носилась по дворцу, а в следующее мгновение расстроенно смотрела на меня и поднималась к себе.

— Я пытался контролировать подготовку, — скривился я. — Но всё же это не то, к чему меня готовили. Сильвия отругала меня и пошла всё переделывать.

— Отругала? — рассмеялась мама. — Кажется, этого не случалось уже лет пятнадцать.

— Да, — улыбнулся я, радуясь, что мама наконец-то смеялась.

— Дорогой, я хотела бы с тобой поговорить. — Она взяла меня за руку и грустно улыбнулась. — Это касается твоего отца. — Я напрягся и внимательно посмотрел на неё. — Я больше не могу молчать. Это терзает меня. Я не могу спокойно жить, скрывая эту тайну. Теперь, когда его нет, я могу рассказать, но я не знаю, как ты на это отреагируешь. Я боюсь, ты возненавидишь меня.

— Такого не может произойти, потому что я люблю тебя, — поспешил я оспорить её слова.

— Хотелось бы в это верить, — она отвела взгляд и прикусила губу. — Каким бы жестоким твой отец не был, я любила его. До поры до времени, — добавила она. — Я соврала тебе. Отчасти, я знала о некоторых денежных махинациях твоего отца. Я знала о любовницах и о тайных сделках, но я бы никогда не подумала, что он связался с южанами. Если во второе я не имела права вмешиваться, то первое могла искоренить на корню, но не стала. Твой отец любил красивых женщин.

— Это ужасно, — прошептал я. — Как ты могла такое позволить? Нет, я не хочу знать. Не важно, что ты хотела сказать. Просто забудь!

— Нет! Я скажу! — Она с силой сжала мою руку. — Как я уже говорила, я хотела остаться на насиженном месте. В конечном счёте, и у меня появились амбиции. Не осуждай меня. Я хотела жить красиво, не так, как раньше. Возвращаться домой совершенно не хотелось, поэтому пришлось терпеть. И я молчала. Твой отец ни о чём не подозревал, а я делала вид, что ничего не знаю. Иначе…

— Ты могла его приструнить. Ещё с самого начала! Он ведь не просто так выбрал тебя. За тем, что ты с юга, должно было быть что-то ещё.

— Да, он любил меня поначалу. Потом на смену пришло уважение. Он разочаровался, когда я не смогла родить ему сына с первой попытки, а потом и со второй. Он уверял меня, что не нуждается в наследнике, но всё же был расстроен, когда каждая попытка оборачивалась провалом. Твой отец был сложным человеком. Слова и действия часто расходились между собой. Он охладел ко мне. Я думала, всё изменится к лучшему, после твоего рождения. Лучше стало, но былое не вернулось. Он был нежен и добр ко мне, но полностью его внимание заполучить я больше не могла.

— Почему ты мне это рассказываешь? Зачем? Его больше нет.

— Это ещё не всё. Пусть это будет моя исповедь, — она вобрала в грудь побольше воздуха. — Моя любовь тоже постепенно прошла. На то была весомая причина. Я просто сама не заметила, как стала притворяться. Все

эти ужимки, эти нежные улыбки, поцелуи… Всё это была фальшь. Мы оба играли свои роли и справлялись с этим превосходно, — её руки задрожали, а голос дрогнул. — Одним поздним вечером я засиделась в Женском зале, а когда возвращалась услышала странный звук, доносившийся из комнаты Кларксона. Я приоткрыла дверь и увидела его с хлыстом в руке. А потом и тебя с исполосованной спиной.

По лицу матери потекли слёзы, и она с мольбой во взгляде посмотрела на меня. Внутри всё похолодело. Я был поражён настолько, что не мог вымолвить ни слова. Столько лет я ухитрялся прятать от неё свою спину, а она просто… знала. В ушах стучала кровь, оглушая меня, и я с трудом понял, что мама продолжила говорить.

— Кларксон заметил меня и выгнал тебя за дверь. Я тогда впервые повысила на него голос, за что и поплатилась шрамом на левом предплечье, — мама закатала рукав платья. — Ты как-то спросил меня, откуда он. А я соврала, что получила его в детстве, играя с мальчишками во дворе. — Я провёл пальцами по тонкому шраму, а потом отдёрнул руку. — Кларксон был так зол, — всхлипнула мама. — Он сказал, что это в целях воспитания, что он сомневается в твоём умственном здоровье. Я возразила ему, но он сказал, что если я хоть ещё раз вмешаюсь, он убьёт тебя. Это уже говорило о том, что он болен, но я ничего не могла поделать. Он истинный король, а я… Я была никем для него, — мама подавилась рыданиями. Следующие слова я еле различал сквозь потоки слёз. — Я отступила. Я позволила ему истязать тебя. Я знала о каждом случае. Он показывал мне окровавленный хлыст каждый раз, дразня меня и надеясь, что я сорвусь, но я терпела.

— Терпела? — процедил я. — А какого было мне?! — сорвавшись, прокричал я. — Шрам на руке? Хочешь посмотреть на мои шрамы?! — взревел я, стаскивая с себя пиджак, а потом и рубашку, оголяя спину. — Смотри, что он сделал со мной! Он искалечил меня. Твоего родного сына!

— Максон, прости меня, — взывала мама, бросаясь ко мне и падая на колени.

— Встань, — холодно произнёс я, отходя от неё.

— Прошу тебя, милый. Прости меня. Я боялась его. Боялась того, что он мог сделать с тобой.

— И после всего этого ты приходила ко мне и говорила слова любви, — прошептал я, отворачиваясь и не до конца веря в её слова. «Она знала! Она всё это время знала!»

— Максон.

— Замолчи, — прошептал я. — Молю тебя, замолчи, — простонал я. — Я не хочу ничего слышать. Просто уйди и дай мне побыть одному.

— Максон, дорогой. Мне пришлось закрывать на это глаза. Я делала это ради тебя.

— Ты ничем не лучше него! Уходи, пока я не сказал то, о чём буду потом сожалеть, — взмолился я. — Уходи. И не появляйся у меня на глазах до коронации. Приведи себя в порядок и выгляди подобающим образом. У тебя это прекрасно получается.

— Прости меня, — прошептала она и наконец-то покинула комнату. Я обессиленно рухнул на диван.

Снова тайны, снова ложь, снова эта позолоченная шелуха. Сколько можно? Родная мать и то подвела. Как она могла говорить, что любит меня, а потом наблюдать за тем, как отец калечил меня? Если бы она любила меня больше, чем трон, то никогда бы не позволила и пальцем тронуть меня. Я провёл рукой по лицу, отмечая, что ладони намокли. Я плакал. Плакал впервые за много лет. Меня предали! Предала родная мать! Как она могла?