Сто бед (сборник)
Шрифт:
– Как в школе?
– Все хорошо!
– Отлично. А теперь ешь сколько захочешь!
Он поднялся из-за стола и вернулся с тарелкой: четыре кремпиты, две тулумбы, две шампиты и две бузы [14] . Хозяин кафе Решо не переносил табачного дыма, поэтому Брацо курил на улице, глядя на меня через стекло. Когда я приступил к последней кремпите, у меня из глаз полились слезы и закапали на хрустящую корочку пирожного. Увидев, что я плачу, Брацо вернулся за стол. Что делать, да, я был еще мал… Я плакал впервые после госпитализации
14
Турецкие сладости, распространенные на Балканах, и напиток из кукурузной или пшеничной муки.
– Почему ты плачешь?
– У матери одноклассника рак!
– Краб? Упаси нас господь!
– Вообще-то, врачи точно не знают, но у моего приятеля тяжело на сердце, и мне его очень жалко.
– Еще бы. Ну ладно, на сегодня все.
Он вытер мне слезы своим галстуком, и это меня рассмешило.
– Ну вот, я больше не плачу… А ты…
– Что я?
– Обещай: сегодня вечером никакого «буль-буль»!
– Да брось ты! Я просто пройдусь пешком, подышу воздухом!
– Можно с тобой?
– Нет. А как же уроки?
Зачем ему каждый вечер уходить из дома, вместо того чтобы остаться с нами? «Буль-буль» интересовал его больше, чем я. Тут я прекрасно понимал Азру. Я высвободился из его объятий. Но не успел сделать и двух шагов, как его рука легла мне на плечо.
– Ты нас не любишь!
– А ты дерзишь, сынок!
– Тебе так кажется, – процедил я сквозь зубы и рванул по Сутьеской улице к улице Ключка.
Я прям бесился от злости и решил во что бы то ни стало прийти домой без него. Он изо всех сил старался догнать меня. На середине лестницы он ухватил меня за рукав:
– Стой, я больше не могу…
Его как будто подключили к чужим легким: из груди вырывались скрип и шипение. Понимая, как мне важно, чтобы он не оставлял меня и чтобы мы вернулись вместе, он взял меня на руки.
Отец открыл дверь, и нам стало не по себе от вида квартиры. Свежепобеленной, но пустой! Единственный положительный момент – по-прежнему стоящие в беспорядке вещи были накрыты пленкой. На руках у отца меня совсем разморило. Пока Брацо снимал с меня ботинки, я впал в оцепенение, глаза закрылись, и я уснул.
Вскоре после полуночи меня вдруг разбудил какой-то шум, как будто стекла входной двери разлетелись вдребезги. Тут же послышалось громкое ругательство. В трельяже, стоявшем на ночном столике, я видел, как, пытаясь войти в комнату, спотыкается в неустойчивом равновесии на неверных ногах отец. Его рассудок наотрез отказывался управлять тяжелым пузатым телом. Слишком большое количество выпитого потянуло его назад, и он закончил свой бег в кухне, рухнув на диван.
– Чертова побелка…
Он говорил медленно, как тот русский, что объявлял о взятии Берлина советскими войсками. Губы пытались произносить слова со скоростью, которую не позволял ему мозг.
– Почему… она не здесь… Азра… какой Песью…
Как полагается вести себя с пьяным в стельку отцом? Он одновременно силился
В приоткрытую дверь я наблюдал никогда прежде не виданную картину: стоя на коленях в полуспущенных брюках, опершись на диван, отец спал… Еда, которую ему наконец удалось поставить на конфорку, начала дымиться. Воняло горелой капустой. Поднять Брацо и уложить его на диван оказалось делом несложным, но, когда я снимал с него рубашку и брюки, я чувствовал себя так, будто вкалываю на молодежной стройке. Отец булькал, жестикулировал, отбивался. Мне показалось, он неважно себя чувствует. Усевшись на стул, я принялся следить за его грудью. Она неравномерно поднималась и опускалась…
Дышит или не дышит?.. Дышит или не дышит?
Меня клонило в сон. Голова свалилась на грудь. Вскоре кто-то постучал в дверь.
– Кто там?
– Это я, Недо. Открывай, Алекса… Как тетя?
– Доктор сказал, что операция прошла хорошо. Теперь ждут результатов анализов, тогда они смогут сказать, сколько ей еще оставаться в больнице. Знаешь, я попробовал эту штуку в горячей воде…
– Ну?..
Я прошептал ему в самое ухо:
– Короче… такие ощущения… сам знаешь.
Мы умолкли, потому что вдруг как-то странно забулькал Брацо. Потом наступила тишина. Недо бросился в кухню:
– Смотри, как пожелтел! Воды! Быстро!
Из коридора я заметил лежащего на диване отца: он задыхался, хрипел и не видел меня.
– Он сейчас помрет, Алекса! Звони в неотложку!
– Только этого не хватало… Но нет, Брацо, ты не можешь так со мной поступить! – сказал я.
Разрезав лимон на две части, Недо массировал его половинками отцовскую грудь. Перепоручив эту процедуру мне, он кинулся к телефону. Я не мог поверить: неужели мать и отец покинут дом в одни и те же выходные! Со своими диаметрально противоположными взглядами на значение географии и влияние среды на состояние человека! Я что есть мочи давил на грудь Брацо. Страх придавал моим рукам дополнительную силу, и я давил все ожесточеннее.
– Потише, Алекса. Поосторожней, сынок.
Недо позвонил в неотложку на Бразовой улице, там никто не ответил. Я отвел руки и спросил отца, как он. Брацо с явным беспокойством посмотрел на меня. Тревога гораздо отчетливей читается в глазах взрослых! Я боялся, как бы отец не отдал богу душу у нас на руках. Не выпуская телефонной трубки, Недо показывал мне, как следует резко надавливать на грудь, а потом таким же коротким движением отпускать. Наконец ему удалось дозвониться до службы сестринского ухода на Бразовой улице. Брацо терял сознание, а вместе с ним надежду остаться в живых. Его взгляд затуманился. Парализованный страхом, я не сводил с него глаз. Отец начинал отходить. Появился Недо.