Сто тайных чувств
Шрифт:
Кван права. Ее новые волосы выросли щетинистыми, колючими, как у терьера. И когда она причесывала их, пряди потрескивали, а потом разом вставали от статического напряжения, словно нити накаливания перегоревшей лампочки. А Кван объясняла: «Все электричество, которое доктор пропустить через мой мозг, теперь бежит через мое тело, словно лошадка по ипподрому». Она утверждает, что именно по этой причине не может подойти ближе чем на три фута к телевизору, чтобы он не зашипел в ответ. Она не может слушать плеер, который ей подарил ее муж Джордж; она запросто заземляет приемник, прижав его к бедру, иначе какую бы станцию она ни пыталась настроить, только и слышит «жуткая музыка, бум-па-па, бум-па-па». Она не может носить часы. Как-то раз выиграла пару электронных часов в лотерею, но как только нацепила их, цифры начали мигать, словно фрукты на табло «однорукого бандита». Через два часа они остановились. «А у меня джекпот, — с гордостью объявила Кван, — восемь-восемь-восемь-восемь-восемь.
И хотя Кван не разбирается в технике, она может быстро устранить любую неполадку в схеме, будь то розетка или фотовспышка. Она уже не раз проделывала это с моим оборудованием (я профессиональный фотограф, а она даже на кнопку фотоаппарата нажимает с трудом). И все же именно ей удается найти неисправную деталь (батарейку, проводок), и потом, когда я несу свою камеру в ремонтную мастерскую в Сакраменто, выясняется, что она была права. Я была свидетелем того, как Кван на какое-то время реанимировала сломанный радиотелефон, просто приложив пальцы к узлам, предназначенным для подзарядки. Она не в состоянии объяснить подобные факты, и я тоже. Все, что я могу сказать — я видела, как это происходило.
Но наиболее странным, как мне кажется, является ее умение распознавать недуги. Пожимая руки совершенно незнакомым людям, она может сказать, страдали ли те когда-нибудь от переломов, даже если эти переломы срослись много лет назад. Она в мгновение ока определяет, был ли у человека артрит, бурсит, ишиас, растяжение сухожилий, а также все, что относится к болезням опорно-двигательного аппарата, которые она называет «горящие руки», «пылающие кости», «ноющие суставы», «дрожащие ноги», и многие из которых вызваны, по ее словам, потреблением горячей и холодной пищи в одно и то же время, подсчитыванием на пальцах разочарований в жизни, слишком частым покачиванием головой, сожалея о чем-либо, или накапливанием тревог между ртом и кулаками. Ей по силам исцелить любого прямо на месте; для этого вовсе незачем ехать в Лурд. [3] Многие, например, те, кто заглядывает в аптеку Спенсера, в соседнем районе Кастро, где она работает, утверждают, что ее прикосновение исцеляет. Большинство тех, кто покупает там лекарства, — гомосексуалисты, она называет их холостяками. Кван работает там уже более двадцати лет, и некоторые из ее давних пациентов заболели СПИДом. Когда они заходят, она растирает им плечи, попутно давая дельные медицинские советы: «Все еще пьешь пиво, ешь острое? Вместе, в одно и то же время? У!.. Что я тебе говорила? Ш-ш!.. Ты так никогда не поправишься!» Будто выговаривает нашалившей ребятне. Некоторые наведываются к ней каждый день, хотя им положена бесплатная доставка лекарств на дом. Я прекрасно знаю, почему они это делают. Когда Кван прикладывает руки к больному месту, ощущаешь легкое покалывание, словно тысяча крошечных фей вдруг пустились в пляс, а потом — словно поток теплой воды хлынул по твоим венам. Ты еще не здорова, но чувствуешь, как все тревоги улетают прочь, и ты безмятежно скользишь по спокойному морю.
3
Лурд — город на юго-западе Франции, в котором находится гробница, обладающая якобы исцеляющим даром.
Кван как-то сказала мне:
— После смерти холостяки Йинь навещают меня. Они называют меня «Доктор Кван», в шутку, конечно, — а потом застенчиво пролепетала по-английски: — А может, и из уважения тоже. Как ты думаешь, Либби-я?
Она всегда спрашивает меня: «Как ты думаешь?»
В нашей семье не принято распространяться о странностях Кван. Это заострило бы внимание на том, что мы все давно уже знаем: Кван чокнутая, даже по китайским стандартам, даже по стандартам Сан-Франциско. Большая часть того, что она делает, вызвало бы вполне обоснованное недоверие у всех нормальных людей (за исключением сектантов или тех, кто принимает психотропные препараты).
Но я уже не считаю ее сумасшедшей. Даже если это так, она совершенно безобидна, просто не стоит принимать ее всерьез. Она не поет, сидя на тротуаре, как тот парень на Маркет-стрит, который вопит, что Калифорния обречена и скоро мы все соскользнем в океан, словно тарелка с моллюсками. Она не из тех, кто подвизается в «Нью Эйдж»; [4] ей не нужно платить сто пятьдесят баксов за час только за то, чтобы она поведала вам, что у вас было не в порядке в прошлой жизни. Она расскажет это бесплатно, даже если вы ее об этом не просите.
4
«Нью Эйдж» — культурное движение на Западе; характеризуется принципиально новым подходом к традиционной культуре, с акцентом на духовных началах, мистицизме, окружающей природной среде.
Большую часть времени Кван ведет себя как все нормальные люди — стоит в очередях, торгуется, выгадывает на мелочах. «Либби-я, вчера я купить пару туфель в „Империя
Но как бы там ни было, Кван, несомненно, слегка не в себе. Иногда это забавляет меня, иногда раздражает. Но чаще всего расстраивает, даже злит, и злюсь я не на Кван, а на тот факт, что никогда не бывает так, как ты хочешь. Почему мне досталась такая сестра? Почему я досталась ей? Иногда я представляю, какими могли бы быть наши отношения, будь она хоть чуточку нормальней. Но, с другой стороны, кому дано право судить о том, что такое норма? Быть может, в другой стране Кван сочли бы вполне адекватной. Может, где-нибудь в Китае, Гонконге, к примеру, или на Тайване ей бы поклонялись. И в конце концов, наверняка существует такое место в мире, где у каждого есть сестра с глазами Йинь.
Кван сейчас около пятидесяти, тогда как я на целых двенадцать лет моложе ее — деталь, на которую она обращает особое внимание, стоит кому-то вежливо осведомиться, кто из нас старше. Когда мы бываем вместе на людях, она щиплет меня за щеку, напоминая о морщинах, которые непременно появятся, потому что я курю и пью слишком много вина и кофе — дурные привычки, которые она не имеет. «Не сдавайся, не останавливайся», — любит повторять она. Кван не отличается ни тактом, ни утонченностью. Все написано на ее физиономии, все напоказ. Факт в том, что никто и не догадывается, что мы сестры.
Кевин пошутил однажды, что коммунисты, мол, подсунули нам не того ребенка, решив, что, поскольку для американцев все китайцы на одно лицо, нам будет все равно. После его слов я представила, что в один прекрасный день придет письмо из Китая: «Извините, ребята. Ошибочка вышла». Кван по всем статьям не вписывалась в нашу семью! Наше традиционное рождественское фото выглядело как детская шарада «Найди противоречие». Потому что каждый год в самом центре красовалась Кван — в ярких летних платьицах, немыслимых пластмассовых заколках по обеим сторонам головы, со своей диковатой улыбочкой до ушей. По случаю мать устроила ее уборщицей в китайско-американскую забегаловку. И только спустя месяц она поняла, что еда, которую там подавали, оказывается, была китайской. Время не смогло ни американизировать ее, ни сделать хоть на йоту более похожей на папу. И, напротив, мне все твердят, что я — его копия, как внешне, так и внутренне. «Смотрите, сколько она ест, и при этом не прибавляет ни грамма, — не устает повторять тетя Бетти. — Ну точно как Джек!» Мама однажды заметила: «Оливия слишком скрупулезна. У нее папины „бухгалтерские“ мозги. Ничего удивительного, что она стала фотографом». Подобного рода реплики заставляют меня призадуматься, что еще я унаследовала от своего отца. Мрачное настроение? Посыпание фруктов солью? Навязчивый страх подцепить какой-нибудь вирус?
Кван — это мини-торпеда, всего пяти футов ростом, слоненок в посудной лавке. Где бы она ни появилась, ее повсюду сопровождают шум и грохот. Может надеть лиловый клетчатый жакет поверх зеленых штанов. Она громко шепчет сиплым голосом, будто у нее хронический ларингит, хотя на самом деле никогда ничем не болеет. Раздает направо и налево советы и рекомендации, высказывая свое мнение по любому вопросу. Не важно, о чем идет речь — о разбитой чашке или о разбитом браке. Всегда подскажет, где выгодней отовариваться. Томми как-то подметил, что Кван верит в свободу слова и общества, а также в бесплатную мойку машины плюс заправка полного бака. За эти тридцать лет ее английский улучшился только в том, что касается скорости, с которой она на нем болтает. И в то же время она уверена, что блестяще говорит по-английски, то и дело поправляя мужа. «Не „уворовали“, — говорит она Джорджу, — а „скрали“».
Несмотря на все эти несоответствия, Кван считает, что мы с нею очень похожи. С ее точки зрения, мы связаны некой космической пуповиной, наградившей нас одними и теми же врожденными наклонностями, стремлениями, судьбой и удачей. «Я и Либби-я есть одно целое, — сообщает она новым знакомым, постукивая меня по голове. — Мы обе родились в год Обезьяны. Кто старше? Угадай! Кто, а?» А потом примется тереться щекой о мою щеку.
Кван никогда не удавалось правильно произнести мое имя — Оливия. Для нее я навсегда останусь «Либби-я»; не просто «Либби», а именно «Либби-я», Ливия, страна Муамара Каддафи. [5] Соответственно, ее муж, Джордж Лу, его сыновья от первого брака и вся его многочисленная родня называют меня «Либби-я». Окончание «я» меня особенно раздражает. Это китайский эквивалент обращения «эй», вроде «Эй, Либби, поди сюда». Я спросила Кван, как бы ей понравилось, если бы я представляла ее всем «Эй, Кван». В ответ она шлепнула меня по руке, зашлась от смеха, а потом просипела: «Понравилось, понравилось». Так что, полагаю, «Либби-я» — это отныне и на всю жизнь.
5
Муамар Каддафи (р. в 1942 г.) — политический, государственный и военный деятель, глава Социалистической народной ливийской арабской джамахирии.