Сто тысяч заповедей хаоса
Шрифт:
– А помнишь, все говорили, что я на папу похожа? И ты кивала, соглашалась!
– Да! Помню. И соглашалась. Потому что действительно была похожа. Ты у него многое переняла. Манеру говорить, интонации. Лоб рукой подпирала, когда читала – уморительно было смотреть.
– И что же ты? Все годы с папой жила без любви?
– Я очень его любила, Майя! Очень! Ближе человека у меня и не было. Кроме тебя, конечно. Я стремилась сделать его жизнь удобной, уютной. Он столько лет до нас с тобой жил один. Все потерял, всю семью. Сын, жена… И потом – ничего. Сына арестовали в начале пятидесятых.
– Но платонически! Как же?
– Что – «как же»? А как иначе? Заводить романы с аспирантами мужа? Как ты себе представляешь? За добро ко мне, к тебе – платить грязью? Чтоб над ним смеялись, а меня презирали? Это не моя история. Вот, собственно, и все.
– Ты хочешь сказать, что у тебя вообще никого не было потом? – я спросила и тут же сама себе изумленно ответила, что никогда не видела рядом с мамой мужчину. То есть – коллеги, да, конечно. Но вот чтобы почувствовать: этот человек что-то особенное значит в ее жизни… Не было этого. Впрочем, я принимала это, как само собой разумеющееся. Мама – моя. Мама любит только меня. И свою работу.
– У меня никого не было потом, сама же знаешь, – сказала мама.
– Я только сейчас об этом подумала. И только сейчас удивилась. Мамочка!
– Ничего, Майка! Я счастлива. У каждого же свой путь. У меня – такой.
Андрей Борисович давно подвинул свой стул вплотную к маминому и сидел, держа ее за руку.
– А что же вы? – обратилась я к нему. – Как же вы? Не искали? Не спрашивали, родился у вас кто?
– Я писал письма. Ни одно письмо не дошло. Они возвращались! С пометкой, что адресат выбыл. А телефона у твоей мамы в квартире не было, когда мы с ней прощались. Я жил, твердо убежденный в том, что мы не увидимся больше никогда. Через десять лет я женился. Родился сын. У меня есть сын. Он не знает ни одного русского слова. Жена упрекала меня, что я мало им занимался. Она права. Я работал. Очень много работал, увлеченно. И я потерял семью в результате. Ему было четырнадцать, когда его мать подала на развод. Уехала с ним в другой штат. Вот – история моей личной жизни.
– Но потом же – все стали ездить. Возвращались, встречались. А у вас… столько лет прошло… У вас не было вопросов?
– Я создал семью и запретил себе думать о прошлом. Иначе я кончился бы. Это все, что я могу сказать.
– Понимаешь, – вступила мама в наш диалог, – женщине, если у нее остается от любимого ребенок, жить легче. И забыть уж никак не получится. Женщина в более выигрышном положении. Мне ты ежедневно напоминала об Андрее. И это тоже огромное счастье.
– Вступилась, – улыбнулся растроганно Андрей Борисович, положив ей руку на плечо и прижимая к себе.
– Это он еще внука своего не видел. Егор – полная твоя копия, Андрюша. Что вполне закономерно: он похож на Майку.
– И как же потом вы встретились?
– А это – судьба. Можно сказать – случай. Но какой уж тут случай? Помнишь, я зимой летала в Монреаль на
– Я прилетел на конференцию. К моменту нашей встречи я уже свою миссию выполнил и назавтра должен был улетать в Калифорнию. Спускался я на лифте на завтрак, – добавил Андрей Борисович.
– И вы сразу узнали друг друга? С первого взгляда?
– Сразу! – ответили оба.
– Я не поверила своим глазам. Просто смотрела.
– А я говорю: «Ты? Это не сон?»
– И мы как раз уже спустились. Я нажала на кнопку своего этажа. И мы поехали вверх.
– Обнялись и поехали, – уточнил Андрей.
– И чего? Ты прогуляла свой симпозиум? – поразилась я, хорошо зная собственную маму.
Родители мои засмеялись.
– Не смогла прогулять. Мы вместе отправились. У меня в тот день доклада не намечалось. Я только зарегистрировалась. По расписанию – экскурсия, обед, знакомство… В этом можно было не участвовать.
– А если бы ты все-таки отказалась от этого симпозиума? – задала я совершенно дурацкий вопрос.
– Но я же полетела. Реальность – такова. Остальное – из области удивления свершившемуся чуду. Нам полагалось встретиться. И нас столкнули нос к носу.
– Кто?
– Высшая сила. Люди дают разные названия этой силе, помнишь, как папа об этом говорил?
Я кивнула. Мне сделалось хорошо и спокойно на душе. Очень хорошо и – почти спокойно. На высшую силу можно полагаться! Смотри-ка!
…Зазвонил мой мобильник, отрывая от такого захватывающего разговора. Я жестом показала своим: секундочку, мол.
– Алё!
– Старая карга! – послышалось из трубки.
Как же это было неуместно сейчас! Как привет нечистой силы. Я разозлилась.
– Знаю, знаю: жить мне остался двадцать один день! И чё? Я сама считаю. Можешь больше не сообщать. Отдохни.
Я услышала, как мой «собеседник» хмыкнул в ответ. И отключился.
– Маечка! Что это было? Какой двадцать один день? – испуганно недоумевала мама.
– Прости, мам, это у нас игра такая. Ерунда полная.
– С кем игра? У тебя все в порядке со здоровьем? Почему двадцать один день?
– С одним идиотом игра. А со здоровьем все более чем: посмотри на меня. У тебя же глаз наметан.
Мне не хотелось тратить время на ерунду. Мне нужно было продолжение рассказа о них, разлученных в юности государством и соединенных судьбой.
Я упивалась их рассказом. Тем, как мой отец перенес после встречи с мамой отлет в Калифорнию на неделю. Как он вглядывался в мои и Егоркины фотографии. Как они думали, рассказывать мне или нет. Но главную новость мне еще предстояло услышать:
– Майка! Мы сегодня расписались. Вот этот праздничный стол – это угощение по случаю нашей свадьбы, – призналась мама.