Столик в стиле бидермейер
Шрифт:
– Андрей Шацкой.
Они переглянулись.
– Карина сказала ему про настоящие документы, это точно, – продолжила я, – поэтому он так резко и перестал скандалить. Эти документы каким-то образом связаны с семьей Зябужских, с их будто бы хранящимся в швейцарском банке наследством и с погибшей Анастасией. В конце концов, по легенде, папаша убил ее именно на этом столике. Может, несчастная успела что-то спрятать перед смертью?
– Звучит романтично, – усмехнулась Бобрыкина. – А почему вы так в этом уверены?
– Варя любила устраивать
– Ну и почему?
– А потому, что убийца похитил какую-то ценную книгу, – предположила я, – а на ее место поставил первую попавшуюся.
– И что за книгу он мог похитить?
– Думаю, это были рукописные заметки наследницы Зябужских о своей семье. Варвара мне про них много рассказывала, а показать так и не успела. И после я их нигде не нашла. Я была на поминках, Варину дочку спрашивала. Она мне разрешила в доме посмотреть, но их и там не оказалось. В той рукописи были фотографии, я это точно знаю, мне Варвара говорила. Андрей Шацкой собирался разводиться с Надей и жениться на другой. Никто… Почти никто его невесту не видел. Только Галя, его дочь. И то они случайно познакомились. Согласитесь, довольно странно, не представить будущую мачеху родной дочери. – Я сделала паузу, ожидая ответа.
– По-разному бывает, – вздохнула Бобрыкина.
– Так вот, он поступал так, именно чтобы никто не, знал, на ком он женится. Ведь в этом случае сразу очевиден был бы мотив…
– Мотив был бы очевиден, если бы обнаружились сами подлинные документы, – вставила Бобрыкина, – из тайника.
– Их копии были у Артема Сергеевича, – напомнила я, – и он вполне мог их обнародовать, хотя бы просто для того, чтобы устранить соперника. Думаю, антиквар тоже был бы не прочь поухаживать за богатой наследницей.
– Так, – вступила в разговор Вера. – Я явно что-то упустила. О каком наследстве идет речь?
Я сообразила, что упустила самое важное.
– О наследстве помещиков, владевших усадьбой, которую затопили при строительстве водохранилища, – объяснила я. – Папаша Зябужский, тот, что зарезал свою дочь Анастасию, оставил завещание, в котором лишал наследства ее ребенка, потому что тот был незаконнорожденный. Но может, там было и другое завещание? Или сведения об отце младенца? Я не знаю, но думаю, что-то связанное с этим. Иначе зачем ему за ней ухаживать?
– Влюбился, – ехидно заметил Павел.
– Ни фига! – вспылила я. – Я видела, как Андрей на Надю смотрит. Он явно по ней скучает, но при этом женится на другой. Галя еще удивилась, что эта невеста совсем не красивая. А тут на днях мы подвезли одну женщину, и Галя сказала, что она очень похожа на папину невесту. А еще раньше мне Варвара Федоровна, описывая последнюю из Зябужских, сказала, что она – вылитая Юлия Кривина, одна из ее читательниц. Вчера эта самая
Бобрыкина задумалась.
– То есть наследница Зябужских похожа на Юлию Кривину, и на нее же похожа та женщина, на которой собрался жениться Андрей Шацкой. Так?
– Именно, – кивнула я.
– И ты считаешь, что та девица, на которой собирается жениться Шацкой, и есть наследница? – спросил Павел.
Я снова кивнула.
– Согласна, так может быть, – подытожила Бобрыкина. – Это мотив. Мы тоже подозревали Шацкого, еще когда прорабатывали версию о письме Жоржа: он вспыльчив, решителен, достаточно силен, был заинтересован в письме… Только у него алиби: Шацкой в момент убийства Карины… да и вашей подруги библиотекарши находился совсем в другом месте.
– Как в другом месте? Кто это может подтвердить?
– Приятель позволял Шацкому пользоваться своим коттеджем. Этот дом находится по другому шоссе в охраняемом поселке. Точно известно, что он туда въехал и выехал только через сутки.
Я задумалась. У Андрея алиби? И такое железное. Да, это тебе не «пил с друзьями». Ком в горле растаял.
– Тогда не знаю, – с облегчением произнесла я. – Значит, Галин отец невиновен! Все к лучшему.
Бобрыкина кивнула, улыбнулась, словно прочла мои мысли.
– К тому же точно известно, что в вашу деревню он не приезжал, – добавила она. – Машина у него приметная.
– А что, на другой машине нельзя?
Она покачала головой:
– В ту ночь на перекрестке гаишники стояли. Они – делать нечего, останавливали всех. Андрея среди них не было. Это точно.
– Вы сказали, что патрульные не видели ни его машину, ни его самого?
– Да. Собираетесь придумать что-нибудь романтическое? Вроде того, что его тайно провезли в багажнике?
– Нет, – убежденно произнесла я, – не собираюсь. Я вообще даже и рада, что у него алиби. К чему Галине отец-убийца? Да и для бедной Нади еще одно испытание. С ней и так плохо… Спасибо, что выслушали.
Я вышла в коридор. Через минуту меня нагнала Бобрыкина.
– Катя! – окликнула она меня. – Вы сказали, что с Надеждой Шацкой плохо? Почему? Она же вне подозрений.
Я замялась. Ну как ей объяснить?
– Мне кажется, что у нее плохо с головой. Она видит призраков…
– Что?
– Именно так. Она говорит всякую чушь. Про погибшую Карину… и про того мальчика, в смерти которого ее обвинила… Его мать… Я пыталась с Татьяной поговорить – и только навредила! У нее случился сердечный приступ, и она… – я опустила глаза, – ну вы ведь в курсе.
– В курсе, – равнодушно произнесла следователь, – никто не вечен, не судите себя. Только что это меняет? Двадцать лет назад все было определено как несчастный случай.
– Надя не то чтобы винит в этом себя… Но ее мать, Анна Федоровна, думает, что это она. А характер у матери тяжелый. Она Надежду доведет… Надя уже и так на себя не похожа.