Стоп-кран
Шрифт:
Переспрашивать мы не стали. Приняли к сведению как есть, ничего не поняв. Ибо ясно было, что затронута тема не одной лекции, а, возможно, и целого финансово-экономического курса. Что мы тогда могли об этом знать?
Белов, безусловно, заработал очки в тот вечер. С тех пор, каждый раз, когда мы отвозили денежку в Волгоградский райком, мы инстинктивно искали с ним встречи. Касались в беседах того или иного аспекта материальной стороны бытия, и Белов раскрывал его с неожиданной стороны. Умозаключения Белова традиционно отличались стройностью в своей простоте и логике. Он не случайно занимал должность
– Мы живём в дерзкую и динамичную эпоху, – увлёкся Белов. – Происходит смена технологической парадигмы. Посмотрите, сколько новейших технологий приходит в Россию: компьютеры и широкие возможности их использования, пейджеры и мобильная связь, минифотолаборатории «Агфа», «Кодак» и «Коника», копировальные салоны на базе оборудования «Ксерокс» и «Кэнон»…
– На Московском опытном заводе «Грамзапись» запустили первую в стране линию по производству компакт-дисков, – перебил я.
– Вот! – Белов доброжелательно кивнул и продолжил: – И приходят эти технологии сюда не потому, что пал железный занавес, а в силу того, что они реально новые и перспективные. Инвесторы во всём мире выбирают именно их, чтобы выгодно вложить свои активы.
– Сдаётся мне, что перспективность некоторых из них сильно преувеличена, – пожал плечами осторожный Серов.
– Мой коллега – обыкновенный торгаш, – Белов подмигнул Серову и плеснул в стакан виски на два пальца, – но я не теряю надежды, что однажды фирма «Неон» будет заниматься не тупой торговлей, а войдёт в число динамично развивающихся высокотехнологичных компаний. Я работаю над этим.
Десятилетия спустя я вспомнил об этой беседе. Что ж… Правы были оба. Компьютерная индустрия перевернула жизненный уклад. Породила многочисленные ответвления: компьютерную медицину, графику, цифровую музыку, массивы информации, и наконец, интернет. А вот, к примеру, завод по выпуску компакт-дисков не проработал и пятнадцати лет. Оборудование было демонтировано, помещения сданы под офисы. Причина банальна: конкуренция. Более сорока производств лазерных дисков появились в России после 1993 года. Частный бизнес инвестировал в современные компактные фабрики, допускающие применение дешёвого сырья. Громоздкий и дорогущий государственный завод, заточенный на огромные тиражи и японское сырьё, оказался убыточным. Фотобизнес тоже скатился с заоблачных прибылей до вялотекущего еле-живого состояния, когда проводили на пенсию плёнку. Цифровая фотография оказалась очень классной, доступной и гибкой, с точки зрения творческого самовыражения, но печатать эти снимки мало кто захотел, потому что достаточно было выложить картинки в интернет.
– Высокие технологии – тема, безусловно, любопытная, – согласился Серов, – но не каждому доступная. Нужны очень большие деньги, либо кредитная линия. Таких денег у нас пока нет, а кредитную линию получают только избранные.
– А назначают этих избранных в посольстве США, – подхватил Белов, – среди такой же матёрой комсы, как мы с коллегой.
– А в чём смысл? – полюбопытствовал притихший Костя.
– Американцы планируют полностью заменить в нашей стране правящую элиту, отодвинуть от власти красных председателей и директоров. И не абы кем, а вновь созданным классом собственников. И они активно набирают молодых предприимчивых…
–
Белов внимательно посмотрел на меня и… кивнул.
– …людей, готовых взять все достойные активы этого государства под свой контроль. Для этого и затеяна приватизация.
– А недостойные, но жизненно-необходимые? – тихо спросил Костя.
– Какие, например?
– Убыточный транспорт: малую авиацию, речной флот, электрички в малолюдных областях, – развил я мысль друга. – Да мало ли что существует не ради прибыли, а потому, что это необходимая социальная инфраструктура.
– Выкиньте из головы всякую социалку. Экономика будет оптимизирована. Убыточные производства закроют. Земли из-под них отдадут под застройку. Страну завалят импортом.
– Я вижу пару противоречий в ваших словах, – перебил Белова подозрительный Костя. – Во-первых, никаким комсомольцам никто в здравом уме просто так ничего не раздаст. А вот подставными фигурами их сделают запросто. Согласно документам, хозяин завода – Кравцов Иван Петрович, а по факту будет Ротшильд.
– Очень глубокая мысль, – поджал губы Серов, – скорее всего, так и будет.
– Во-вторых, закрывать будут и успешные производства.
– Почему?
– Чтобы расчистить поляну для того самого импорта. Транснациональным корпорациям не нужны местные конкуренты.
– Будут востребованы лишь квалифицированные рабочие руки, – кивнул я.
– Но в первую очередь зарежут стратегические отрасли, – невозмутимо закончил Костя.
– Да, парень, глубоко копаешь, – призадумавшись, согласился Белов. – Тебе бы прослушать курс экономики и права, подучиться на бизнес курсах, завести правильные знакомства… И прямая дорога в телевизор.
– Нам нужны молодые аналитики, – усмехнулся Серов.
– Ага. Начать и кончить, – пробурчал Костя. – Придётся получать два высших. Магистратура, аспирантура, курсы повышения квалификации. Полжизни в помойку.
Он вовсе не собирался связывать свою судьбу с пустой болтовнёй. Пусть даже и в телевизоре.
– Как скажешь, – подвёл итог Серов, – ты мне нравишься. Я буду рад с тобой сотрудничать.
Далее, подливая вискарь, Белов проявил себя ещё и в качестве бытового историка и социолога:
– Поколение, измолотое жерновами Октябрьской революции и гражданской войны, сменилось поколением, выбитым войной отечественной. А то, в свою очередь, сменилось поколением, траченным алкоголем и безнадёжной верой в светлое будущее… Им на смену явилось поколение с гипертрофированным стремлением к самоутверждению, к материализации и монетизации, легко презрев не только земные законы, но и христианские нормы морали.
– Моральный кодекс строителя коммунизма, – осмелился я поправить оратора.
– Какая разница, нормы морали одни и те же. Источник один – ветхий завет. Больше скажу. Мой прадед был священником. Про него говорили, что был честным человеком. А дед мой – коммунист с пятидесятилетним стажем, повторял: «Коммунист я честный и прямой, как прямая кишка». Сам слышал!
Надо было заржать, но не смеялось.
– Следующим придёт поколение законченных индивидуалистов и пофигистов, однако, уважающих индивидуализм и пофигизм соседей. Толерантность – бич грядущего общества.