Стоя в чужой могиле
Шрифт:
Когда рабочий день закончился, Ребус решил взять дело домой, а не оставлять на виду у Коуэна. Дома он вывалил содержимое коробки на обеденный стол в гостиной. Вскоре он понял, что не имеет смысла таскать его на Феттс-авеню и обратно. Найдя канцелярские кнопки в шкафу, он стал развешивать фотографии и газетные вырезки на стене над столом.
К концу недели к фотографиям Бриджид Янг присоединились фото Зоуи Беддоус и Салли Хазлитт, а бумаги заняли не только стол, но и часть пола и дивана. В лице Салли он угадывал черты Нины Хазлитт: те же скулы, те же глаза. В ее деле обнаружились фотографии с поиска, предпринятого несколько дней спустя после ее исчезновения: десятки волонтеров прочесывали холмы при поддержке спасательного
Ребус сидел в своей квартире, курил и размышлял, когда в дверь постучали. Он потер брови, пытаясь прогнать собиравшуюся между ними головную боль, вышел в коридор и отворил.
— Когда уже починят этот лифт?
В дверях стоял и тяжело дышал мужчина — его ровесник, плотного сложения, с выбритой головой. Ребус посмотрел через его плечо на два пролета, которые тот только что одолел.
— Тебе какого черта надо? — спросил Ребус.
— Ты забыл, какой сегодня день? Я уже начал за тебя беспокоиться.
Ребус взглянул на часы. Было почти восемь вечера.
У них вошло в традицию раз в две недели выпивать.
— Потерял счет времени, — сказал он, стараясь не показать, что извиняется.
— Я тебе названивал.
— Наверно, я выключил звонок, — объяснил Ребус.
— Главное, что ты не лежишь мертвый на ковре в гостиной.
Кафферти улыбался, хотя его улыбочки были страшнее, чем иные оскалы.
— Подожди здесь, — велел Ребус, — я сейчас надену пальто.
Он вернулся в гостиную и загасил сигарету. Его телефон лежал под кипой бумаг с выключенным, как он и подозревал, звуком. Один звонок был пропущен. Пальто лежало на диване, и он стал его натягивать. Эти регулярные выпивки начались вскоре после того, как Кафферти выписали из больницы. Ему сказали, что он в какой-то момент умер, и если бы не Ребус, то все для него на этом бы и закончилось. Но это была не вся правда, как подчеркивал Ребус. Тем не менее Кафферти настоял на выпивке, желая выразить благодарность, а спустя две недели — опять, а потом еще через две недели.
Кафферти когда-то заправлял в Эдинбурге — по крайней мере, в худшей его части. Наркотики, проституция и рэкет. Теперь он не то отошел на задний план, не то вообще вышел из игры. Ребус точно не знал. Он ведал лишь то, что Кафферти ему говорил, но верить не мог и половине его слов.
— Это у тебя что? — спросил Кафферти из дверей гостиной.
Он указывал на стену, превратившуюся в выставочный стенд, рассматривал папки на столе и на полу.
— Я же сказал тебе подождать снаружи.
— Брать работу на дом — плохой знак. — Кафферти вошел в комнату, держа руки в карманах.
Ребус никак не мог найти ключи и зажигалку… Куда они делись, черт побери?
— Убирайся, — потребовал он.
Но Кафферти изучал карту.
— А-девять — ничего себе, хорошая дорожка.
— Неужели?
— Сам ею пользовался, было время.
Ребус нашел ключи и зажигалку.
— Все, можем идти, — объявил он.
Но Кафферти не торопился.
— Все слушаешь старье? Пора снять… — Он кивнул на проигрыватель: игла уже вышла на выводную канавку пластинки Рори Галахера. [12]
12
Уильям Рори Галахер (1948–1995) — ирландский музыкант, автор и исполнитель.
Ребус поднял тонарм и выключил аппаратуру.
— Доволен? — спросил он.
— Такси ждет внизу, —
— Не твое дело.
— Как знать. — Кафферти опять одарил Ребуса своей улыбочкой. — Но, судя по снимкам, одни женщины. Это не в моем стиле…
Ребус уставился на него:
— Зачем ты ездил по А-девять?
Кафферти пожал плечами:
— Да так, всякий мусор выкидывал.
— Ты хочешь сказать — избавлялся от трупов?
— Ты когда-нибудь по А-девять ездил? Болота, леса да просеки, ведущие в самое никуда. — Кафферти помолчал и добавил: — По мне, так славные места.
— Там на протяжении нескольких лет пропадали женщины — тебе об этом что-нибудь известно?
Кафферти задумчиво покачал головой:
— Нет. Но могу поспрашивать, если хочешь.
На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Наконец Ребус молвил:
— Я подумаю об этом. — Потом он докончил: — Если окажешь мне услугу, мы будем квиты.
Кафферти хотел положить руку на плечо Ребуса, но тот увернулся.
— Давай уже поедем и выпьем, — сказал он, подталкивая гостя к выходу.
4
Домой он вернулся в половине одиннадцатого. Наполнил чайник и приготовил чашку чая, потом пошел в гостиную. Включил одну лампу и стереопроигрыватель. Ван Моррисон: [13] «Астральные недели». Его сосед внизу был стар и глух. Наверху жили студенты, которые особо никогда не шумели, разве что на редких вечеринках. За стеной гостиной… он понятия не имел, кто там жил. Да и знать было незачем. В том районе Эдинбурга, который он называл своим домом (в Марчмонте), население постоянно мигрировало. Много квартир сдавалось внаем, и большинство из них — на короткие сроки. Об этом и говорил в пабе Кафферти.
13
Ван Моррисон (р. 1945) — североирландский музыкант, автор и исполнитель песен.
«Раньше все друг о друге пеклись… Вот и правда: загнулся бы ты на полу у себя в квартире — сколько бы там пролежал, пока кто-нибудь не почесался зайти?»
Ребус возразил, что раньше было не лучше. Он повидал много домов и квартир, обитателей которых находили мертвыми в постели или любимом кресле. Мухи и вонь. Да куча счетов в почтовом ящике. Может, кому-то и приходила в голову мысль постучать в дверь, но дальше дело не шло.
«Раньше все друг о друге пеклись…»
«У тебя самого, Кафферти, наверняка были люди, которые стояли на шухере, пока ты закапывал тела?» — пробормотал себе под нос Ребус.
Попивая чай, он разглядывал карту. Сам он редко бывал на А9. Дорога эта была довольно поганая, только часть ее имела разделенные полосы для встречного движения. Полно туристов, многие с жилыми прицепами. Сплошные повороты и подъемы, за которыми ни черта не видно. Грузовики и автофургоны, с трудом вползающие в гору. Инвернесс находился всего в сотне миль к северу от Перта, но ехать приходилось два с половиной, а то и три часа. А когда ты добирался до места, то в довершение ко всему оказывался в Инвернессе. Радиодиджей, которого Ребус слушал, называл это место «Дельфиньей помойкой». [14] В Мари-Ферт действительно было несколько морозостойких дельфинов, и насчет помойки Ребус тоже не сомневался.
14
В 1990-е годы залив Мари (Мари-Ферт) стал местом туристского паломничества — сюда приезжали посмотреть на играющих дельфинов, однако у города Инвернесс были серьезные проблемы с канализационными стоками, откуда и родилось выражение «дельфинья помойка».