Стоянка поезда – двадцать минут
Шрифт:
— Ох, как давно это было…
— У нас эту профессию можно получить, окончив политен.
— Что?
— Политехнический институту. В просторечье по-ли-тен.
— Мне показалось, что-то связано с политикой. Да, лаконично, — согласился с улыбкой Генрих. — Кстати, как обстоит с жильём в России?
— Строят больше в частном порядке. Коттеджи на земле. Но строят те, кто имеет деньги. А вообще жилищная проблема остаётся острой. Ветераны войны, например, до сих пор не обеспечены благоустроенным жильём, хотя принята государственная программа на уровне правительства.
Говоря об этом, да ещё и сделав уточнение, Катерина осеклась, ощутив
— Коммунальные квартиры в городах ещё остаются?
— Да, ещё встречается коммуналка.
— А мы с этим покончили к началу шестидесятых…
— К началу шестидесятых у нас массово начали строить «хрущёвки». Слышали о таких видах домов?
— Не только слышал, но и по роду своей профессии знаю. Это пятиэтажные здания. Либо кирпичные, либо панельные. С крохотной кухней и одной, двумя или тремя комнатами. Массовая застройка этим типом домов практически решила в Советском Союзе жилищную проблему.
— У моих родителей такая квартира. Они до сих пор помнят, сколько радости было, когда им выделили отдельное жильё. К тому же сразу трёхкомнатную, потому что в семье были разнополые дети. У меня к тому времени как раз братишка Валерка родился. Так что новоселье стало большим праздником. И это, действительно, так… Люди очень довольны были своей собственной квартире. Правда, всё шло по очереди, через профсоюзные комитеты, но это было своё благоустроенное жильё. С удобствами. Сейчас, конечно, в моду входят кооперативные квартиры. Но не все могут себе позволить такую роскошь. Не по карману.
— Я представляю, что такое кооперативные квартиры у вас на родине, — сказал Генрих. — Удовольствие, конечно, дорогое.
— Как ни странно, но спрос рождает предложение. Так называемые новые русские сплошь и подряд первым делом приобретают себе жильё на кооперативной основе.
— Но это объяснимо.
— Согласна. Особенно сейчас, в период всеобщей ваучеризации. Вы ведь в курсе этого процесса, который сейчас у нас в самой, скажем так, раскрутке?
— В курсе. Только, может быть, могу ошибиться, но настолько ли эффективен этот процесс для большинства населения?
— В том то и соль, что эффективна ваучеризация как раз для меньшинства. Я уже убедилась на собственном опыте и опыте моих родных и знакомых. Несколько ваучеров, выданных на руки, никакой погоды человеку не сделают. Погоду делают много ваучеров. Очень много. Поэтому у нас появились скупщики. Например, руководители некоторых предприятий скупают их оптом у работников своих коллективов и выгодно вкладывают.
— Но, чтобы выгодно вложить, надо знать, куда вложить, чтобы не прогореть?
— С этим действительно у нас проблема. Многочисленные фонды возникают и лопаются как мыльные пузыри. Это в телевизионной рекламе всё хорошо и прекрасно. Видели рекламу нашу российскую?
— Доводилось.
— Да и сложно простому человеку, работяге и не только работяге, но, подчас, и человеку с высшим образованием разобраться, что к чему. У меня такое мнение, что
В октябре 1992 года, в отделениях Сбербанка всем гражданам России начали выдавать приватизационные чеки стоимостью 10 тысяч неденоминированных рублей каждый — по одному в руки. Назвали всё это ваучерной приватизацией, но в историю России эти события вошли как крупнейшая афера ХХ века. И неудивительно, ведь в результате операции, в которой было задействовано практически всё взрослое население страны, обогатилась лишь небольшая горстка людей. Именно эти люди, а вернее, их мошенническим образом полученные активы стали фундаментом современной российской экономики и системы власти.
Первый проект закона о приватизации был разработан ещё в январе 1991 года. Закон назывался «О порядке приобретения гражданами имущества у государства». Суть законопроекта заключалась в том, чтобы граждане на свои накопления могли приобретать так называемые средства производства, недвижимость, землю и появившиеся впоследствии акции предприятий. В начале 1990-х, это было особенно важно: мы хотели предотвратить разбой и криминальный беспредел. Только такой подход мог содействовать созданию в России института частной собственности, ведь, чтобы ощутить имущество своим, нужно приобрести его за добросовестно и лично накопленные средства.
Однако правительство Ельцина от этого подхода отказалось. За отказом от предложенной программы по приватизации стоял целый ряд причин. Здесь было и непонимание Ельциным сути проблемы, и мощное стремление к криминальному обогащению узкой группы лиц, лично связанных с членами правительства и окружением президента. В итоге, Ельцин пошёл по пути, предложенному американцами. В результате их рекомендаций была проведена одномоментная либерализация (освобождение). Произошло это буквально в один день — 2 января 1992 года, в условиях стопроцентной государственной собственности, сверхмонополизированной экономики и нулевой конкуренции. Это было не «освобождение цен», а освобождение от контроля советских монополий. В результате в декабре 1992 года годовая инфляция составила 2600 процентов. Сбережения граждан были полностью уничтожены. И тогда естественным образом встал вопрос о том, как проводить приватизацию, если все накопления населения уничтожены гиперинфляцией. И власть пошла по мошенническому пути. «Реформаторы» и их советники исходили из того, что российский народ после десятилетий советской власти ничего, кроме уравниловки, не понимает. Поэтому, считали «реформаторы», достаточно будет создать видимость того, что между 150 миллионами граждан России можно поровну разделить почти всю собственность страны стоимостью, по оценке того времени, 1 триллион 400 миллиардов рублей.
Таким образом, всем российским гражданам раздали по одному ваучеру. Эти бумаги обладали ограниченным сроком действия в течение трёх лет с момента выпуска. Каждый приватизационный чек имел номинальную стоимость, равную 10 тысячам неденоминированных рублей. Предполагался обмен этих ваучеров на акции российских предприятий. Но вместо этого ваучерная приватизация превратилась в игру в напёрстки. И люди обоснованно почувствовали себя обманутыми. За исключением небольшого числа «красных директоров», скупивших за бесценок ваучеры у своих работников, а также мафиозных чиновничьих и криминальных групп, владельцы ваучеров оказались и без сбережений, и без собственности.