"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Издеваться? Да как вы смеете! – Глаза Зои сузились в щелки. – Мы действуем в интересах ребенка и только в них!
– Вы действительно сумасшедшие, если уверены, что действуете в интересах ребенка… – Ковалева перекосило. – На минутку оставьте свои… странные фантазии о существовании Бога в сторонке и посмотрите на происходящее с точки зрения здравого смысла. У мальчика…
Зоя не дала ему договорить.
– Минуточку. Воздержитесь от оскорблений. Не надо называть веру странными фантазиями,
Ковалев проигнорировал ее слова.
– У мальчика астма, в молельной комнате его душит – и вы на полном серьезе считаете, что крещение должно избавить его от аллергии? Вы предпочтете накачать его стероидами, убивающими иммунитет, чтобы совершить над ним средневековый обряд? Мне кажется, я попал не в детское лечебное учреждение, а на шабаш ведьм!
– Да что вы понимаете! – воскликнула «Ириша» басом. – Крещение поможет Павлику стать здоровым!
– Это говорит педиатр? Или я что-то путаю? – Ковалев посмотрел на нее в упор.
– Безбожнику никогда не понять верующего! – Она укоризненно покачала головой.
– Нормальному человеку трудно понять логику душевнобольного… – не очень-то деликатно заметил Ковалев.
– Придержите язык! – Зоя снова не повысила голос, но прозвучали ее слова как окрик.
– Подайте на меня в суд за оскорбление чувств верующих – может, меня посадят…
– Это называется хамством, а не оскорблением чувств верующих. Я одернула вас однажды, но вы проигнорировали мое замечание. И хамства я точно терпеть не буду! Вы здесь на птичьих правах и быстренько вылетите вон!
Вообще-то она была права насчет хамства, но извиняться в ответ на угрозу не хотелось.
– Хорошо, я выскажусь деликатней. Я думаю, что навязчивые попытки окрестить Павлика вредят его здоровью, а то и жизни. Поскольку я не компетентен в педиатрии и не доверяю точке зрения верующих педиатров, то считаю своим долгом поставить в известность об этом тех, кто уполномочен защищать права ребенка. Такая формулировка вас устраивает?
– Суть ваших слов от формулировки не зависит. Донос будет доносом, как его ни назови. – Зоя приподняла подбородок.
– Я не подметное письмо собираюсь писать, а официальное заявление. Можете считать это доносом. Можете называть мое предупреждение шантажом. Но я сделаю это совершенно точно, если узнаю, что Павлика заставляют войти в молельную комнату.
– Хорошо, – внезапно согласилась Зоя. – Мы проведем обряд крещения в другом месте.
– Если это вызовет у мальчика приступ удушья, я сделаю, что обещал, независимо от того, где это произойдет.
Зоя, как и другие воспитатели, выходила из-за стола раньше врачей, и после ее ухода Ковалев повернулся к «Ирише».
– Ирина Осиповна, я действительно высказался в ваш адрес слишком резко. Извините меня, я вовсе
– Слишком резко… – хмыкнула «Ириша» басом и посмотрела на Ковалева с материнской снисходительностью. – Погорячился, значит? Ладно уж, живите… Что вам, кстати, сказали в больнице?
– Сказали, все нормально. И тоже советовали показать собаку ветеринарам.
– Теперь вам точно придется ее изловить, – заметила Инна с издевкой. – Но я думаю, семь уколов нанесут вам меньший ущерб, чем поимка собаки.
– Девочка, – назидательно начала «Ириша», – любая вакцина несет угрозу здоровью, просто меньшую, чем сама болезнь. А потому без нужды лишние уколы делать не следует.
– А если собака его загрызет? – засмеялась Инна ей в ответ.
– Глупости болтаешь, – фыркнула докторица. – Здоровый парень, удавку псу на шею – и к ветеринарам. А боится не справиться – пусть Сашку попросит помочь.
Ковалев не нарушил традиции оставаться за столом с Инной наедине, когда остальные разошлись, и медленно цедил компот из стакана.
– Блеск! – сказала она. – Просто блеск!
– Это вы о чем?
– О Павлике Лазаренко. Я от вас не ожидала.
– Я не хочу бегать за ним по берегу еще раз. И обвинений в педофилии не хочу тоже.
– Никто не заставляет вас бегать за ним по берегу. Вы можете просто закрыть глаза на его крещение – это же не ваши проблемы.
– В детстве меня учили защищать слабых.
– Всех учили, но почему-то никто этого не делает. По крайней мере, себе в ущерб.
– Вы плохо думаете о людях.
– Я думаю о людях так, как они того заслуживают, – ответила Инна со свойственной ей неопределенностью, двусмысленно, – ее слова вовсе не предполагали, что люди заслуживают осуждения.
– Не вы ли рассказали мне, как Саша и… дядя Федя спасали детей в ледоход? Может, я вовсе не такая редкая птица? К тому же Зоя тоже считает, что действует в интересах Павлика.
– Зоя думает не про Павлика, а про свою бессмертную душу. Я не знаю, какой на ней грех, но каждый крещенный с ее подачи ребенок приближает ее к искуплению.
– А мне показалось, что ее волнует не бессмертие души, что она искренна.
– Разумеется! Она тоже уверена, что искренна. Но ее цель – избавление от чувства вины, а не благополучие Павлика. Впрочем, тщеславное желание слыть защитником слабых ничем не лучше. Не обижайтесь, наши тайные желания не делают хорошие поступки плохими, а плохие – хорошими. Но в последнее время принято оправдывать дурное искренностью или слабостью, а доброе осуждать за якобы полученную выгоду.
– Пап, на тебя ночью напал волк? – спросила Аня не столько с сочувствием, сколько с любопытством.