"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
По правде, Ковалев против обыкновения долго не мог уснуть – не столько из-за болевшей руки, сколько в мыслях о бешенстве. Он даже поднялся, собираясь одеться и пойти ловить собаку, но выглянул в окно, увидел, как ветер шлепает в стекло мокрым снегом, как тот скатывается вниз капельками воды, – и передумал. Обычно он не искал у себя смертельных болезней и решил, что старая ведьма напугала его нарочно.
* * *
Река знает и помнит все… Секунды счастья, часы отчаяния, дни скорби, годы тоски…
Легко распахнуть дверь в темный дом – не скрипнет, и шаг через порог дается легко, без трепета.
– Что пришел? – презрительно звучит голос старухи.
– Это ты! Ты! Старая ведьма! Ты Наташку!.. Убью!..
Зубы стучат от холода. Срывается голос с угрожающего на жалобный и жалкий.
– Ой ли? – Старуха хохочет глумливо, презрительно. – Не убьешь. Потому что не за этим ты сюда явился. Не за этим верную дорожку сюда почуял. Знаю я, на что ты надеялся.
В полумраке комнат и коридоров есть вторая дверь наружу – выход.
– Смешно тебе? – Верхняя губа поднимается в оскале, дрожит от напряжения, дергается…
– Раздевайся, дурак. С тебя вода на пол течет. Совсем раздевайся, к огню садись. Пока не помер.
Вспыхивает огонь в открытом очаге – как по волшебству, – манит спасительным жаром. Руки трясутся, не слушаются, пальцы крючит. Пустота в груди не дает дышать.
– Виноватого ищешь? – ворчит старуха. – Это оттого, что себя больше других виноватым считаешь.
Темные, сморщенные старушечьи руки набрасывают одеяло на мокрые плечи, скрещивают углы на груди – будто пеленают младенца.
– Не надейся, – коротко бросает старуха.
– На что?
– На то, зачем пришел. Вслед за ней, небось, бежал? Думал, догонишь?
– Думал. – Тяжело смотреть старухе в глаза. Безжалостные, как сама смерть.
Она качает головой: нет.
– Видишь дверь? Догнать догонишь, но назад ни сам не вернешься, ни ее не вернешь. Сказки это, что можно на ту сторону сходить и вернуться. Нельзя, нет обратного хода.
Догнать! Любой ценой догнать! Зачем возвращаться? Слишком пусто в груди, слишком холодно.
Две двери. Два выхода. Самому выбирать – старуха подсказывать не станет. Малодушно вернуться назад – бросить бесполезные попытки догнать, найти, вернуть. Малодушно пойти вперед – избавиться навсегда от пустоты в груди, разом избыть часы отчаяния, дни скорби, годы тоски.
Горячие слезы бегут по холодным щекам, бьются в пустой груди – согнуться, закрыть лицо руками, переждать боль… Огонь полыхает в очаге, жжет нестерпимо – вода плещется над головой. Черная, ледяная вода.
– Поплачь, поплачь. – Скрюченные старушечьи пальцы гладят по голове. – Не знаю я, как правильней, как легче, – но мне нравится твой выбор.
Разве выбор уже сделан? Разве нельзя его изменить? Выбор кончается тогда, когда за спиной закрывается
– Передай ей… Ты можешь, я знаю… Передать. Что я прощения прошу. За все. Она для меня одна была и будет. За то, что бросил ее. Не догнал. – Зубы стучат. И трудно выдавить из себя безжалостное, бесповоротное: – Не стал догонять.
Ледяная вода выпускает на поверхность, глоток воздуха рвет легкие, зажатые холодом, – мать кричит истошно, страшно кричит, по-звериному. Крик ее тонет в серой мороси, опускается на дно черного омута и холодными осенними ночами нет-нет да пронесется над водой тяжелым стоном… Река знает и помнит все. Но никому не расскажет.
* * *
Завтрак снова начался с разбирательства. Зоя Романовна предъявила Ковалеву скромный смартфон и спросила, не его ли это вещь. Ковалев покачал головой.
– А почему тогда симкарта оформлена на ваше имя? – последовал торжествующий вопрос.
– Мальчик попросил меня купить ему симкарту, я не увидел в его просьбе ничего предосудительного, – равнодушно пожал плечами Ковалев.
– Вам не показалось странной просьба семилетнего мальчика? – Зоя нарочито подняла брови.
– Почему семилетнего? Меня об этом попросил Селиванов. Не вижу ничего странного в желании пятнадцатилетнего парня иметь мобильный телефон.
– И вы не пожалели денег на эту покупку? Насколько мне известно, вы небогатый человек…
– Я могу себе это позволить, – уклончиво ответил Ковалев – наверняка детям не полагалось иметь карманных денег.
Зоя вышла из себя, но голос не повысила – впрочем, ярости своей не скрывала.
– Вам не пришло в голову, что и телефон, и деньги на симкарту мальчик украл?
– Нет, не пришло, – соврал Ковалев, но в подробности вдаваться не стал.
– А может быть, вы сами купили этот смартфон и подарили Павлику? Желая его подкупить, расположить к себе? – спросила воспитательница старшей группы.
Ковалев не сразу понял, на что она намекает, но сотрудники за столом зашептались, бросая на Ковалева косые взгляды.
– Я ничего Павлику не дарил, – фыркнул он, но по выражению лиц за столом догадался, что в это не особенно поверили.
– Я видела, как мальчик смотрел на вас во время музыкального занятия, – усмехнулась Тамара Юрьевна. – Откуда у ребенка возьмется интерес ко взрослому мужчине?
Инна покосилась на Ковалева и неожиданно наступила ему на ногу под столом – наверное, снова на что-то намекала. Впрочем, вовремя, – он с трудом взял себя в руки.
– Я не знаю, кто из сотрудников рассказал детям о том, что меня укусила собака. Но мальчик посчитал, что я прогнал волшебного волка, которого он так боится.
Ответ вызвал у Зои приступ раздражения – так перекосилось ее лицо.
– Он сам вам об этом сказал? – сыто улыбнувшись, переспросила Тамара – ну точно как кошка в сказке о глупом мышонке.