"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Ковалев тряхнул головой. Он же хотел расспросить об Ангелине и Зое… Но Коля рассказал еще с десяток историй о своем детстве, юности и последующей жизни, многие из которых были весьма фантастичны, а Ковалев так и не решился его перебить. Баба Паша досмотрела «Неуловимых» и собралась уходить.
– Гони ты его, Сережка! Он горазд по ушам-то ездить!
– Ой, да ладно тебе, Михална! – осклабился Коля. – Кто ему еще про наше житьё-бытьё расскажет? Вот я про Альку Быкову начал, да что-то перескочил…
Баба Паша, уже одетая, присела на краешек табуретки, будто на секундочку, и спросила вполголоса, сильно смущаясь своего любопытства:
– А она к тебе чего приходит-то? Чего ей от тебя надо?
Ковалев пожал плечами, тоже смущаясь.
– Бабка ее, Аксинья, в самом деле была ведьма, сто лет жила-маялась. Ведьме ж надо перед смертью силу кому-то передать, иначе ее земля не примет. А она Альке силу
Сказать бабе Паше, что все это мракобесие, у Ковалева не повернулся язык.
– И вот она к тебе ходит. Чего ходит? Может, порчу навести хочет. – Баба Паша поднялась. – Пойду я. И ты, Коля, не сиди долго, нечего.
Едва за бабой Пашей закрылась дверь, Коля налил еще по стопке, Ковалева же с души воротило от чистейшей воды первача, даже во рту стало солоно от звука разливаемой сивухи.
– Ерунду болтает. Федька-то ейный тож как будто ведьмак был и перед смертью, замечу, силу никому не отдал, – усмехнулся Коля, глядя на дверь. – Потому якобы земля его и не принимает. Скольким он людям уже на речке мерещился! Но ведьмак-то ведьмаку рознь, а Смирнов хороший был парень, только дачников не любил. Не любил-то не любил, а сколько народу спас! А дачников – больше всех. Наши-то пьют беленькую, но в воду пьяными не лезут, надоело давно. Это детишкам в речке плескаться кайфово, а я так в последний раз лет десять назад купался, хоть у меня речка во дворе прямо. Наши под забором замерзают больше или отравляются бодягой разной. А один знаешь от чего концы отдал? Прикинь, от подавления водкой! Так и написали в свидетельство. Дачник – другое дело, он нарочно сюда приезжает, чтоб нажраться и по пьяни утонуть. Вон, две недели назад приехали двое рыбу ловить, на резиновой лодке в самую середину заплыли. Не люблю я эти резиновые лодки, морока одна… Вот у меня лодка – непотопляемая!
Коля сделал отступление о свойствах резиновых лодок, между делом выпив стопку и налив следующую, деликатно не заметив, что стопка Ковалева осталась полной.
– Так я о чем? А, двое дачников! Утонули. Обои. Что-то там в лодке сломалось по ходу. Один камнем на дно пошел, а второй побарахтался еще, но до берега не доплыл. Дык, холодина! Кто неместные, городские особенно, думают, что в речке круглый год можно плавать, только не хочется. Так вот Смирнов будто доподлинно знал, кто тонуть будет и где. Столько их из воды повытаскивал! А когда сам утонул, так и некому стало их спасать, вот и топнут теперь. Не, ну ты представь! Еще пока спасательная станция была – понятно, он спасатель, ему положено. Но потом-то закрыли станцию! А он – все равно. Хороший был человек, царство небесное…
Коля выпил за упокой души дяди Феди Смирнова еще раз, приподняв стопку в знак того, что не чокается.
– Но тут вот какое дело… Человек-то был хороший, а покойник – тут другое совсем дело. Я его, конечно, не видал, но как-то ночью послышалось мне, что он ко мне в окно стучит. Выпивши был, мысли разные в голову лезут… Ну, думаю, вспомнит теперь, как я его в школе за уши таскал и мелочь отбирал на завтрак…
Коля громко хмыкнул, помолчал и с тоской посмотрел в темное окошко.
– И вот откуда бы ему знать, кто когда утонет? А я тебе скажу. Тут все завязано на науку эзотерику. Много ерунды болтают, но что-то такое все же есть… Я вот фильм видел про это, не какой-то там художественный, а настоящий, документальный. У нас уже давно, еще при Сталине, был специальный НИИ, который все это изучал. В тот НИИ по всей стране собирают экстрасенсов, и они потом в ФСБ работают, в спецподразделении под названием «Омега-три». Три – это эзотерическое число. Вот я и думаю, что Смирнов был экстрасенсом, это по наследству передается, кстати. К нам из этого НИИ однажды тоже приезжали, но Смирнов ни в какой Омеге служить не хотел и простачком прикинулся. А до революции они были мельники, а мельники всегда в народе считаются ведьмаками, потому что с водяным заключают договор. На той стороне мельница стояла, сейчас от нее одни пеньки остались. Это я смутно, но помню, как ее ломали – когда новый мост строили. Мне вот дедка рассказывал, как хотели прадеда Федькиного раскулачить и мельницу отобрать. Свои-то его не трогали, опасались, что завещает водяному, а кто водяному завещанный, тот в тот же год и утонет. В общем, темные люди. Приехал чекист из области, наганом размахивал и бумагой. Но мельник его хорошо так встретил,
И тут Коля, наполнив стопку, неожиданно закольцевал тему:
– Так вот, Мишаня Смирнова потому и боялся. Мишаня человек-то не злой, хороший и понимающий. Это Зойка чокнутая верунья, все про нечистую силу болтает, а Мишаня знает, что Смирнов доброе дело делал. Хоть ведьмаком звался, а поступал-то по-божески, людей жалел и спасал. А что его, Мишаню, не любил – так, видно, было за что, Мишаня ему это по-христиански прощал. А с освящением реки тут какое дело… По-православному выходит, что если речку освятить, то Смирнов вместе с другой речной нечистью в ад отправится, а Мишаня считает, что несправедливо это. Ну, про ад это Мишаня так думает, а тут опять эзотерика замешана. В святой воде есть мельчайшие частицы субстанции, которую по-латыни называют агиазма, что в переводе означает «серебро».
Ковалев хотел сказать, что «агиасма» скорей всего греческое слово, серебро по-латыни называется иначе и в святой воде присутствует не «некая субстанция», а ионы серебра, но не смог вставить в Колину речь ни слова.
– Так вот, эту агиазму очень не любят потусторонние существа. Ну, серебряные пули потому из серебра и делают, там тоже есть агиазма. И если их агиазмой сбрызнуть, они этого не любят очень и обижаются. Вот ты «Бежин луг» читал?
Ковалев кивнул и хотел уточнить, что было это в далеком детстве, но снова не успел.
– Я вот тоже читал. Недавно, да. Ивана Семеновича Тургенева. Сестра приезжала с внуками. «Дядь Коль, почитай да почитай»… Ну, у меня детские книжки на чердаке валялись, я и достал. И я тебе скажу, это классика, да… Мелкие и до половины не дослушали, а мне так интересно стало! В жизни книжек не читал, а тут – прям за душу взяло. За три дня прочитал! Вот там был момент такой, с русалкой. Где она смеялась-смеялась, а потом заплакала, когда мужик крест на себя наложил. Обиделась. А тут – целая речка. Есть кому обижаться…
Коля вздохнул, и Ковалев наконец-то вставил:
– Кому?
– Да мало ли есть потусторонних существ в речке-то? Тут и русалки тебе, и водяные, и утопленники… Я вот фильм смотрел…
И Коля, между делом глотнув первача, рассказал о русалках с рыбьими хвостами, которых ученые давно уже нашли и заспиртовали в специальных банках, но придавать гласности этот факт не спешат, чтобы не вызвать паники среди населения. И еще несколько историй об утопленниках, которых видели по берегам рек, – и не какие-нибудь сплетни от дуры Николаевны или бабы Коблуковой, а научные факты из документальных фильмов. С пространным рассказом об американских эзотериках, которые все это снимали на видео и измеряли специальными приборами.
– Я вот тебе расскажу по секрету, и мамка твоя приходила… – продолжал Коля, основательно захмелев. – Теть Надя моей матери, царство небесное, рассказывала, она врать-то не будет. Неверующая была ну совершенно. А на годовщину собрались они у теть Нади: моя мать, Михална с Федькой, Лукьяниха еще – соседи, в общем. Теть Надя лишку выпила, что скрывать, – горе-то какое, у ней ведь своих детей не было, она Наташку как дочку родную любила, дом вот тебе оставила, не кому-то там… Так вот и рассказала. Проснулась она ночью, как девять дней справили, и слышит, как в той вот комнате, – Коля мотнул головой в направлении спальни, – будто кто-то поет. Тихонечко, тоненьким голосом. Она мать Наташкину будить не стала, пошла посмотреть. Заглядывает – а там Наташка над твоей кроваткой наклонилась, качает кроватку и поет. Вся беленькая, в том халатике, в котором утонула. Не страшная совсем, несчастная. Услышала, что кто-то смотрит, и просит, чтобы ребеночка, тебя то есть, от нее не увозили. Говорит, приходить будет, чтобы ты по ней не скучал. И так слезно просит, ручки ломает, плачет… Теть Надя, на что неверующая, топнула ногой и говорит: «Сгинь-пропади». Наташка и пропала. Теть Надя плакать… Потом объяснила все по-научному: что от горя виденья у людей случаются, потому что очень они не хотят с покойными расставаться, особенно если безвременно человек погиб. Но я так думаю, что тут опять наука эзотерика нужна, чтобы все такое разъяснить. Вот если б тогда можно было прибором специальным все это померить, неизвестно, что бы он намерил. И с Федькой, я думаю, то же самое происходит. Чего бы Николаевне его на речке видеть? Она, может, скучала по нему? Да ни разу не скучала! А видала ведь, от страха чуть умом не тронулась и всему Заречному ходит рассказывает.