"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19

Денисова Ольга

Если Инна рассуждала без «странных фантазий», то Ковалев находил ее мысли здравыми.

Она замолчала, и он огляделся по сторонам – на развалинах возле моста сидел человек в ватнике и смотрел на игру Ани и Павлика. Инна проследила взгляд Ковалева, оживилась и помахала незнакомцу рукой – и тот ей ответил.

– Это ваш знакомый? – спросил Ковалев, прекрасно зная, что она ему ответит.

– Это дядя Федя. – На ее лице застыла светлая, романтическая грусть.

– Я должен вам поверить?

– Необязательно. Но я вас прошу, не ходите в его сторону – он сразу

же уйдет. Это не хтон, которого можно и нужно изловить. Пусть побудет с нами. Он не хотел уходить. Он был к этому не готов…

Ковалев увидел, что и Павлик махнул незнакомцу рукой, – Аня вслед за ним сделала то же самое.

– Зачем вы непременно хотите развенчать эту иллюзию? – спросила Инна с той же светлой грустью. – Почему бы вам не ощутить себя в прекрасной доброй сказке, где смерть теряет свою абсолютную власть? Где ваш отец может махнуть вам рукой и полюбоваться на свою внучку? Издали.

– Наверное, потому, что я не очень-то нуждаюсь в иллюзиях, – ответил Ковалев.

– Ваше желание их опровергнуть наводит на мысль о том, что вы нуждаетесь в их опровержении. Понимаете разницу? Немного поэзии, немного сказки – и жизнь становится красивей и интересней.

– И чем же эти сказки отличаются от Зоиной веры в чудеса?

– Между ними существенная разница: Зоя совершает поступки, исходя из своей веры. Поступок – это граница, где кончается сказка и начинается самообман. Впрочем, Зоя себя не обманывает, я уже говорила. Она не верит, а знает. Ведает. Она только со стороны кажется глупой фанатичкой, на самом же деле ее поступки вполне последовательны и подчинены логике ее знания о Боге. О том, что Ему нужно.

– Если ты говоришь с Богом – это молитва, если Бог говорит с тобой – шизофрения, – усмехнулся Ковалев, непроизвольно поглядывая в сторону развалин у моста.

– Психиатрия часто вторгается в область неизведанного, мистического. Никто еще не доказал, что бред шизофреника субъективен. Можете считать Зою шизофреничкой, от этого ничего не меняется – ни ее представление о христианском боге, ни ее поступки, ни их последствия. Но неужели вы не чувствуете, что ваша сила противостоит ее силе, сдерживает ее силу?

– Нет, не чувствую.

– А она чувствует.

– Я не враг ее богу по одной простой причине: я не верю в его существование.

– Вы каждым своим поступком утверждаете несостоятельность ее бога, необязательность ему служить. Зоя гнала хтона из санатория, она дважды встречалась с ним в корпусе, а в третий раз – на берегу. Между прочим, при помощи молитвы, которую ей читать не положено, – эта молитва считается сильнейшим магическим действием, читать ее опасно.

– Я не верю и в магические действия, – напомнил Ковалев.

– Не верьте. Вам в это верить необязательно. По мне, совершенно все равно, какую силу привлекать на свою сторону, – колдовство останется колдовством независимо от того, от чьего имени совершается. Но для верующих разница существенна: если наложением рук лечит батюшка – он святой, если темная знахарка – она ведьма. Так вот, Зоя трижды выступала против хтона, надо отдать должное ее мужеству.

И тут являетесь вы, бьете хтона по носу, запираете дверь – и инцидент исчерпан! Представьте, как ей обидно… Она бессмертной душой рисковала, не говоря о жизни.

– Никто не мешал ей запереть дверь, – хмыкнул Ковалев.

– Она хотела отправить хтона в преисподнюю, а вы – всего лишь прогнать из санатория. Понимаете, как ваш успех роняет ее бога в глазах того же Павлика? Как глупо она выглядит на вашем фоне?

– Знаете, если я захочу отправить кого-нибудь в преисподнюю путем чтения заклинаний, я тоже буду выглядеть глупее некуда.

– Вы не понимаете. Она потенциально способна это сделать, вот в чем дело. Она обладает необходимыми способностями, необходимой силой. Ее бог не так слаб и не так глуп…

Ковалев хотел было сказать что-нибудь едкое – о богах и колдовстве, – но тут к костру подбежали дети, соревнуясь, кто быстрей. Павлик победил.

– Пап, а кто этот дяденька, который на нас смотрит? – спросила Аня, кивнув на развалины под мостом.

– Это твой дедушка, – ответила за Ковалева Инна. – Папин папа.

– Да-а? – Аня открыла рот в радостном удивлении.

Но больше всего словам Инны обрадовался Павлик.

– Вы дяди Федин сын?

И Ковалев хотел было объяснить детям, что никто еще не доказал отцовства дяди Феди, и что человек в ватнике, скорей всего, просто похож на дядю Федю – спасателя, и вообще что все это сложно, неоднозначно, фантастично и прочее… Но, пожалуй, стало понятно, что для детей это игра, сказка, захватывающая история, внутри которой они вдруг оказались, и разрушить эту сказку Ковалев не решился. Ну в самом деле, это как объяснять ребенку, что Деда Мороза не существует, – придет время, и ребенок сам это поймет.

Отец Алексий сидел на диване в холле в окружении детишек от шести до десяти примерно лет – те со всех сторон облепили диван и поставленные напротив кресла. И декламировал батюшка вовсе не библейские притчи, а «Кошкин дом», – наизусть, в лицах, хорошо поставленным голосом и весьма артистично.

– Мы кошкины племянники, – пищал он жалобно и отвечал сам себе басом: – Вот я вам дам на пряники!

Дети слушали раскрыв рты. Аня и Павлик, конечно, тоже захотели послушать сказку, и Инна помогла им раздеться, отправив Ковалева к шкафчикам за детскими тапочками.

В эту минуту батюшка как раз напоминал доброго Деда Мороза (которого не существует), а не иеромонаха. И Ковалев ощутил вдруг его магнетизм – ничуть не меньший, чем у Инны. И… захотелось выяснить, почему его предполагаемый отец плевал этому человеку под ноги…

* * *

– Слушай, что я узнал, – начал Витька, отойдя подальше от корпуса, и достал сигареты. – Оказывается, мастер спорта – сын Бледной девы.

С каждым днем темнело все раньше, и сумерки наступали теперь не в конце, а чуть не в самом начале прогулки. Особенно под деревьями. Впрочем, Павлику больше нравилось гулять с Витькой здесь, почти в лесу, чем со своей группой в парке.