Страдание и его роль в культуре
Шрифт:
Необходимо подчеркнуть, что сам Павел многократно и тяжко страдал: его бичевали, наказывали палочными ударами, он трижды попадал в кораблекрушения, мучился от голода, жажды и наготы, подвергался опасности при встрече с разбойниками и т. д. К тому же, по некоторым данным, он был тяжело болен и, возможно, подвержен эпилептическим припадкам. Такой его личный опыт не мог не отразиться на его особом отношении к страданию, на ощущении того, что он их претерпел во имя Христа. Это явственно звучит в его посланиях. Я не говорю уже о том, что далеко не все его проповеди находили отклик и одобрение, он часто бывал разочарован в своих слушателях. Но и это, как следует из посланий Павла, не только не поколебало его веру в Учителя, но еще больше привязывало к Нему и толкало на новые страдания ради единения с Ним.
Можно было бы смириться
Столь же непродуктивен, на мой взгляд, путь, указываемый христианством и состоящий в том, чтобы воспринимать страдание как законную кару каждого и пытаться преодолеть зло, отказываясь от материи в пользу духа, что и вообще малопонятно, тем более если считать, что в области духа господствует свобода, как предполагал Н. А. Бердяев.
Тяжко страдал из-за своей греховности, недостаточной преданности Творцу, своих духовных ошибок и блужданий Аврелий Августин. Однако вознося Богу в «Исповеди» наивысшую хвалу, признавая Его безусловным Повелителем мира, он тем не менее все время продолжал искать и сомневаться, находя в Боге (причем в Боге-Отце, а не в Боге-Сыне) и Его творениях разные противоречия. С ними он был не в состоянии разобраться, и в поисках выхода вступал в новые противоречия, а это приносило ему новые страдания. Вследствие этого вся «Исповедь» пронизана высоким эмоциональным накалом мятущейся и ищущей души. Сомнения Августина звучат в такой, например, фразе: «И для Тебя вовсе нет зла, не только для Тебя, но и для всего творения Твоего, ибо нет ничего, что извне вломилось бы и сломало порядок, Тобой установленный», причем все это следует за утверждением, что «все Бог наш «создал весьма хорошо»[43].
Христианская тема страданий глубинными корнями уходит в иудаизм, приверженцы которого всегда были гонимы и обижаемы, на них лежала печать отверженности, незаслуженной вытесненности на обочину жизни. Поэтому христианство, которое вначале настойчиво подчеркивало именно эту особенность и своей религии, получило широкое распространение среди низших слоев населения Средиземноморья. В отличие от иудаизма в христианстве не было столько боли, обиды и гнева, сколько в иудаизме. Однако постоянные призывы христианства к прощению врагов говорят как раз о том, что враги и преследователи оставались в фокусе внимания, истинные христиане должны были их прощать, но это не означает, что так же обязаны поступать высшие небесные силы. Поэтому есть основания думать, что иудаистская идея воздаяния сохранилась и в христианстве, но в весьма замаскированном и иносказательном виде. Воздаянию всегда должно предшествовать страдание.
Иудаизм и буддизм исходят из того, что страдания заслуживает сам человек, иудеи же все свои беды видят в греховности и неправедности богатых и чужаков, всех тех, которые верят в других, «неправильных» богов. Христианство, если иметь в виду не только священные тексты Нового Завета, но и (обязательно) сочинения отцов церкви и более поздних теологических мыслителей, тоже стояло на позициях греховности индивида. Но вместе с тем оно «предписывало»
В «Социологии религии» М. Вебер писал, что ни в одной религии мира нет единого Бога с такой неслыханной жаждой мести, как та, которую приписывают Яхве. Это, безусловно, так, но не следует забывать, что Яхве — Бог не только иудеев, но и христиан. Поэтому Он «должен» мстить притеснителям и врагам христиан, а также им самим. Об этом свидетельствует Откровение Иоанна Богослова, самая жестокая книга Библии, при этом не очень ясно, неистов там Яхве или Его Сын — Христос.
Одним словом, в мире всегда было много тех, кто заставлял страдать, и среди них были те, кто призывал к милосердию и прощению обидчиков. Право наказывать, мстить, убивать, разрушать всегда казалось естественным в концепции надмирного Бога, создавшего из небытия мир, которым Он правит. Идея мести понадобилась как раз для того, чтобы «исправить» ошибки и промахи единого и всесильного Бога. Можно сказать, что Мессия был спасителем не только людей, но и Бога, отсюда и страстная вера в Него, чтобы не пошатнулась вера в Бога, которая была стержнем и основанием всего мировосприятия.
Верховное божество Яхве может быть смягчено страданием, особенно если оно добровольное. Такое страдание способно обеспечить блаженство в мире ином. Но как бы ни страдал человек, иудео-христианство приводит его к мысли, что все его этические представления совершенно неприменимы к Богу. Он не может поступать справедливо или несправедливо, Его решения непостижимы для человеческого ума, равно как и Его цели. Он абсолютно суверенен. Поэтому проблему теодицеи вообще не следует ставить, если строго придерживаться приведенной здесь точки зрения. Можно всю вину возложить на человека, в том числе страдания, тяжкий труд, отсутствие любви, бедность и тиранию, даже болезни и смерть, если считать их следствием первородного греха либо врожденной греховности.
Культ страдания в христианстве в значительной мере сложился и по той причине, что оно само в первый период своего существования подвергалось жестоким гонениям, хотя, видимо, масштабы их позднее были преувеличены. Поскольку христиане страдали за свою веру, верность ей, страдание незаметно и спонтанно стало атрибутом этой религии. Страдания за нее стали нормой, в ранг святых возводились те, кто претерпел мучения и смерть за верность вере, невзирая на то, какие именно еще заслуги перед религией были у данных людей. При этом церковь утверждала, что посредством приятия страдания и смерти человек соумирал с Христом, а это давало смертному огромные преимущества в том смысле, что гарантировало воскресение и победу над смертью. Кровь мучеников христианства, особенно в ранний период его развития, была тем семенем, которое давало обильные всходы.
Таким образом страдание стало понятным и психологически близким способом, с помощью которого можно было попытаться решить многие проблемы. Поэтому христианская церковь, став господствующей, широко и повсеместно прибегала к причинению страданий в рамках инквизиции, в борьбе с инаковерием, инакомыслием и действиями, наносящими ей ущерб. Конечно, к виновным применялась жестокость, очень часто особая, неимоверная, изощренная. Образно говоря, христианство вначале получало мазохистское, а затем садистское удовлетворение в борьбе за свои интересы.
Окрепнув, став государственной, христианская церковь начала постоянно прибегать к исключительной жестокости и причинению невероятных страданий всем инаковерующим и инакомыслящим. Особенно в этом было активно католичество. Созданные им инквизиция и иные репрессивные церковные учреждения навсегда остались в исторической памяти человечества как одни из самых кровожадных. Никакая другая мировая церковь не прибегала к насилию жестокому, в таких масштабах и с такой последовательностью по отношению к своим «врагам», как католическая. Нет никакого сомнения в том, что в инквизиционных учреждениях работали не просто религиозные фанатики, но те, для кого само насилие, жестокость были смыслом их поведенческой активности. Их жертвы, конечно, не возводились в ранг великомучеников и святых, они были лишь безвинными жертвами религиозной нетерпимости, в современной терминологии — экстремизма, способом (спонтанным!) реализации жестокой агрессии, которая лишь ждет повода, чтобы злобно проявить себя. Здесь христианство начисто забывало, что оно есть религия любви, милосердия и прощения.