Страх (комедия)

Соколовский Михаил

Булгаков. Нет уж извините, Валентин Петрович! Мы говорим о поэте, а поэт бессмертен, даже когда он застрелился.

В квартире становится очень тесно, но Булгаков этого как будто не замечает.

Булгаков. Новый, необычный поэт Маяковский. Новые формы он ищет! А на деле – «взвейтесь» да «развейтесь». Сплошная конъюнктура. Очень хочет понравиться, а вся новизна состоит в знаменитой «лесенке»! С Пушкиным он на короткой ноге! Есть в этом что-то от Треплева, тот тоже всё новые формы искал и писал странные пьесы. И застрелился, помнится, так же, как и Маяковский. Только вы забыли прочитать, что у Чехова

пьеса о самоубийстве Треплева называется комедией! Комедия! Чехов предлагает нам посмеяться над тем, как ловко он расправился с искателем новых форм. Потому что новые формы не бывают сами по себе, они бывают только ради чего-то, ради нового смысла! Если нет смысла, то на одной форме далеко не уедешь! (Заметил Лямина с женой. Подходит, тепло жмёт руку). Коля, здравствуй, ты давно здесь? Наташа! Садитесь-садитесь! (Подмигивает Топлёнинову, ещё кому-то)

Ильф. Позвольте! Но Мейерхольд!

Петров. В самом деле! Он же поставил!

Булгаков. И провалился. И потом, что такое Мейерхольд? Такой же искатель новых форм на пустом месте… Нет, я не против, пусть ищут… Но при чём тут Мольер?! При чём тут Гоголь?

Ильф. Э-э, сказали мы с Евгением Петровичем!

Петров. Э-э, сказали мы с Ильёй Арнольдовичем!

Булгаков. Вот вам и «э-э»… Это же вы писали о некоем театре, в котором идёт новаторская «Женитьба», а? Там у вас звукооформители Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд шумово оформляют спектакль, играя на кружках Эсмарха. Очень смешно и точно!

Петров. Спасибо, Михаил Афанасьевич!

Ильф. Спасибо!

Эрдман (заново расставляя шахматные фигуры). Однако его ставят, а вас нет… Хотя он как и вы – попутчик!..

Булгаков. Бросьте! Никакой я не попутчик. Кстати! Вот ещё одно идиотское слово, которого я совершенно не понимаю. Попутчик! С кем попутчик? Чему попутчик? Что это значит? Что под этим проклятым словом скрывается?

Белозёрская. Господи, как же я всех накормлю? Груня, сбегай в магазин!

Булгаков. Так вот никакой я не попутчик!

Катаев. Ну, не хотите же вы сказать, что вы партийный писатель?

Булгаков. Писатель не бывает партийный или беспартийный. Я просто литератор – и всё.

Среди гостей мелькает чья-то огненно-рыжая голова с внимательными глазами.

Олеша (плачет). Володя, Володя… Ну, что он вам сделал? Он же был настоящий… настоящий… а вы все… на другой день после похорон… (пьёт) Веселитесь, в гости ходите… (плачет)

Гости едят, пьют, слушают. Топлёнинов взял в руки гитару, тронул струны… Встаёт Эрдман, выходит на середину сцены.

Эрдман. А вот послушайте басню (читает).

Однажды приключилась драма:

Бог, в белом венчике из роз,

Потребовал у Авраама,

Чтоб сына в жертву он принёс.

Зачем?

К чему? Все скрыто мраком.

Старик отец в слезах, но все ж,

Над милым сыном Исааком

Уже заносит острый нож.

И вдруг сюрприз: разверзлась туч громада.

И бог вопит: «Я пошутил, не надо».

С тех пор переменился свет.

И бога, как известно, нет.

Все смеются, кроме Олеши, он плачет, и Булгакова, он хмурится. Вдруг раздаётся резкий телефонный звонок, Любовь Евгеньевна подходит к телефону, снимает трубку.

Белозёрская. Алло? Да, слушаю… Минутку. Мака! Это тебя… Из Кремля.

Крики, смех, шутки, гомон замолкают, в абсолютной тишине Булгаков, стуча ботинками, подходит к телефону. Все следят за ним, прислушиваются.

Булгаков. Булгаков у аппарата. Да. Какой Сталин? Что за глупые шутки!

Булгаков бросает трубку. Все отшатываются, сделав синхронный глубокий вздох, смотрят на Булгакова со страхом. В следующую секунду, стремительно распрощавшись с хозяевами, все быстренько рассасываются. Даже Олеша, уронив стул, убегает за остальными. Квартира становится неестественно тиха и непривычно пуста. В наступившем безмолвии Булгаков переглядывается с женой. Любовь Евгеньевна слегка пожимает плечами, и тут телефон снова звонит, как кажется из-за опустевшей квартиры, громче и требовательней, чем в первый раз. Булгаков поднимает трубку.

Булгаков. Булгаков.

Голос. Не вешайте трубку. Это не шутки. Сейчас с вами будут говорить.

В левом верхнем «красном» углу сцены свет выхватывает кабинет вождя. Сталин стоит с курительной трубкой в одной руке и телефонной – в другой. Он в своём знаменитом френче, можно ясно разглядеть его рябое лицо.

Сталин (с заметным грузинским акцентом). Здравствуйте, товарищ Булгаков. Это Сталин с вами говорит.

Булгаков (оробел, но говорит с достоинством). Я узнал вас, Иосиф Виссарионович…

Сталин. Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь.

Булгаков. Я очень рад, Иосиф Виссарионович.

Сталин. А что, может быть, правда, отпустить вас за границу? Что? Мы вам очень надоели?

Булгаков. Вы? Мне? Да что вы! Я бы, конечно, хотел, но… Русский писатель… я думал в последнее время… (нашёлся, выпалил) не может русский писатель жить вне Родины.

Сталин. Я тоже так думаю. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами.

Булгаков. Да, да, Иосиф Виссарионович! Мне очень нужно с вами поговорить!

Сталин. Вы где хотите работать? В Художественном театре?

Булгаков. Да, я хотел бы, но мне там отказали.

Сталин. А вы подайте заявление туда, мне кажется, они согласятся.

Сталин кладёт трубку, свет гаснет.

Булгаков. Иосиф Виссарионович! Алло! Алло!