Страх во тьме
Шрифт:
– Не смейте ТАК говорить, вы!..
Голосок неизвестной девочки дрожал от обиды и едва сдерживаемых слёз.
– А то что, укусишь меня? Ладно, лапушка, этот разговор бесконечен. Хватит об одном и том же... Давай лучше поиграем! Твоему любимому папочке необходимо расслабиться после долгого тяжёлого дня. Ну, иди же ко мне!..
– Нет!
– Ты что, боишься меня? Я же не хочу тебе ничего плохого, прелесть моя. Просто поиграем, как в прошлый раз.
– Не надо, пожалуйста...
– Ну что же ты... Постой, не вздумай убегать от меня, тебе же хуже будет. Ты что, забыла,
– Ну, пожалуйста, сэр, не трогайте меня, пожалуйста, - девочка шептала с отчаянной мольбой, всхлипывая и запинаясь. В её дрожащем голосе сквозил такой ужас, что я покрылся мурашками. Что этот подонок собирается с ней делать?
– Лучше ударьте меня, избейте, только не касайтесь меня ТАМ...
– Хорошо. Хорошо, я сказал. Не буду. Это ты будешь касаться меня. Как я тебя учил. Ты способная девочка, должна была запомнить.
– Я не хочу!
– А кто интересуется твоими желаниями?
– удивлённо хрюкнул мужик.
– Главное, что я хочу и хочу сильно. Покажи ручки, милая, не прячь их, разомни пальчики. Ой, какие у нас хорошие пальчики...
– Прошу вас, не надо, по...
– А ну хватит! Хватит ныть, маленькая стерва! Будешь делать то, что я тебе говорю и точка. Иначе я сверну твою цыплячью шейку!..
– Я в-всё расскажу мистеру Стокману...
– Попробуй и увидишь, что произойдёт. Я из тебя ремней настригу, ДОЧЕНЬКА. Расскажет она, ишь...
Я почувствовал, как холодная ярость застилает мою обычно рассудительную и трезвую голову, низводя до уровня дикого животного. Кроме шуток. А я ещё собирался распить с НИМ чарку! Остро захотелось сломать хребет этому доброхоту. И тут послышался какой-то шорох и вжиканье «молнии»...
– Приступай, малышка, доставь папочке удовольствие. Поработай ручками...
Больше сдерживаться я не мог. Ну, вы меня понимаете. Я слегка отклонился назад и со всей силы ударил ногой в дверь. С грохотом выстрела мортиры дверь распахнулась, едва не слетев с петель. В помещении было жарко, как в бане. Кухня была просто огромна и ярко освещена свисающей с выбеленного потолка люстрой. Помимо полыхающего камина, нескольких жаровен и газовых плит, кухня вмещала целую вереницу столов, забитых соответствующей утварью. По стенам развешаны сковородки, кастрюли, всевозможные черпаки и прочая, прочая. Рядом с огромным кухонным шкафом была ещё одна дверь, не иначе ведущая в продуктовый подвал.
От жара и аромата булькающих на слабом огне котелков и кастрюль, точнее, их содержимого, у меня невольно закружилась голова. Да-а, кухонька впечатляла, что говорить. Но где же наш замечательный повар? А вот и он! Наш старый добрый повар. Между камином и плитой гипсовым изваянием замер жирный, как боров, толстый, небритый тип с тройным подбородком и совершенно дикими заплывшими глазками. На лысеющей светловолосой башке - белоснежный колпак, белая, заляпанная жиром куртка и спущенные до колен штаны довершали облик толстяка. Грязный фартук каким-то чудом держался на гиппопотамьей талии. И это урод для нас готовит?
– Ты, что ли, не доедаешь?
– хмуро обратился я к этому жиртресту. За колоритной тушей повара едва угадывалась маленькая фигурка стоящей на коленях девочки.
–
– наконец, смог выдавить повар. Все его подбородки гневно затряслись.
– А ну, пошёл вон с моей кухни, пока я тебе все рёбра не пересчитал!
– Штаны подбери сначала, - с отвращением процедил я.
– Боров...
– Ах ты, сволота!
– взвыл толстяк.
– Да я же тебя сейчас расплющу...
– Я не маленький ребёнок, как ты мог заметить, извращенец поганый.
– Ну всё, хиляк, ты нарвался на ОЧЕНЬ крупные неприятности.
– Не сомневаюсь, - усмехнулся я, недобро сощурясь. Занервничал наш повар, забеспокоился, вон как забегали его свинячьи глазки. Понимает, что его маленькая тайна может стать достоянием широкой общественности.
– Всё, мразь, сейчас ты у меня получишь!
– заорал, сотрясая воздух, толстяк. Я испугался, как бы ни оборвалась от такого истошного вопля люстра.
На ходу подтягивая штаны, брызжа слюной, повар ополоумевшим мамонтом ринулся на меня. Я без труда уклонился от набычившегося толстяка и вдогонку от души отоварил детинушку ботинком под жирный зад. Размахивая руками, как лопастями вертолёта, путаясь в собственных штанах, повар с шумом горного обвала врезался в шкаф с посудой. Прочнейшая черепная коробка выдержала столкновение, хрупкие сосновые доски - нет. Взревев от боли и отчаяния, повар с трудом восстановил равновесие и, угрожая пудовыми кулаками, вновь набросился на меня.
– Эк, тебе неймётся, - крякнул я, встречая толстяка смачным ударом кулака в челюсть.
Воинствующий сотрудник ножа и вилки словно наткнулся на непрошибаемую стену. Во все стороны брызнули рубиновые капли крови, звучно хрустнули зубы... Поскользнувшись на кафельной плитке, устилавшей весь пол кухни, повар грузным кулем свалился под стол, надрывно харкая. Я потряс отбитыми костяшками пальцев, мрачно наблюдая за стонущим негодяем.
– Поднимайся, ублюдок, наш разговор ещё не закончен.
– П-пошёл ты...
– прохрипел толстяк, кое-как воздев себя на окорокоподобные ноги.
– Ну, держись, падла!
– Ты чертовски однообразен, мой щетинистый друг.
Издав рёв кастрированного хряка, повар схватил со стола острозаточенный мясницкий нож.
– Ух, а это уже кое-что новенькое, - оценил действия неприятеля я, отходя на свободное пространство.
– Пришью, сучара!!!
Оскалив остатки зубов, размахивая здоровенным тесаком, повар храбро попёр на меня. Зрелище не для слабонервных! Я услышал, как в углу испуганно вскрикнула девочка, видимо посчитавшая, что её неведомому спасителю придется туго. Пригнувшись от просвистевшего над головой клинка, я поймал себя на мысли, что просто мечтаю сломать что-нибудь этому жирному дегенерату. Поставив блок под следующий неуклюжий выпад, я заломил разящую десницу толстяка, выворачивая её под весьма болезненным углом. Из побелевших пальцев повара выпал нож. Натужно хрипя, боров пытался освободиться от моего стального захвата. Ха, не тут-то было. Я швырнул детинушку на стол, ударив мордой о металлическую поверхность, и протащил неподъёмную тушу по столешнице, сметая тарелки, чашки и кастрюли, переливающимся водопадом хлынувшие на пол.