Страх. Сборник
Шрифт:
Микульского хорошо знали в ресторане. Почтительно поклонился мордатый швейцар, метр, бросив гостей, устремился навстречу фотографу.
На эстраде появилась певица, высокая красивая блондинка с усталым лицом. Увидев Микульского, она послала ему воздушный поцелуй.
Микульский раскланивался со знакомыми, пробираясь к стойке бара.
Певица запела. Голос ее, низкий, чуть с хрипотцой, заполнял зал щемящей грустью.
Несколько пар пошли танцевать.
Один из офицеров, сидящих за столом, внимательно
Микульский выпил и заказал еще одну рюмку. Он стоял у бара, облокотившись на стойку, глядя куда-то за спину бармена. Казалось, он весь под обаянием голоса певицы, под обаянием старого довоенного танго.
Высокий человек в коричневом спортивном пиджаке, в бриджах и офицерских сапогах с высокими голенищами бросил на стойку деньги и пошел к выходу, протискиваясь через толпу танцующих.
Микульский допил рюмку, вынул из кармана платок, вытер губы.
Высокий человек подошел к дверям в гардероб, оглянулся и цепко, оценивающе оглядел зал. Толкнул дверь. В вестибюле ресторана гардеробщик натягивал плащ на подгулявшего посетителя. Двое офицеров надевали фуражки у треснувшего наискось зеркала.
Человек взял свою кепку, подошел к зеркалу. На одну минуту в мутноватой глубине его он встретился глазами с офицером, вышедшим за ним следом. Скользнул взглядом по вестибюлю. Заметил напряженные лица офицеров, двоих в милицейской форме у выхода, почему-то растерявшегося гардеробщика.
И вдруг он стремительно пересек вестибюль и прыгнул в окно. Зазвенело разбитое стекло.
Он мягко, умело упал на ноги в кривом, узком переулке и выдернул из кармана пистолет.
– Стой! – крикнул кто-то.
Человек выстрелил и, петляя от стены к стене, побежал по переулку.
– Стой!
Зарокотал за спиной мотор.
Он оглянулся, прижался к стене, двумя руками поднял тяжелый парабеллум.
Выстрел! Выстрел! Выстрел!
Машина вильнула, с грохотом врезалась в ворота арки.
Человек бросился дальше.
Один из офицеров поднял пистолет.
– Не стрелять! – крикнул капитан Токмаков. – Живым брать.
Он бежал мягко, пружинисто, постепенно нагоняя несущуюся по узкой улице высокую фигуру.
Человек оглянулся и выстрелил. Пуля ударилась рядом с капитаном в стенку. Кирпичная крошка полоснула болью по щеке.
Капитан пригнулся. Человек обернулся снова, вскинул пистолет.
Из подворотни выскочил комендантский патруль. Старший патруля, сержант, увидел человека в штатском, целящегося в офицера, и вскинул автомат.
– Не стреляй! Не…
На узкой улочке очередь прогремела необычайно громко. Человек выронил пистолет и рухнул на бок. Капитан подбежал к нему, перевернул лицом
Осенний ветер раскачивал над городом большие яркие звезды. Павлов и Токмаков сидели на бревнах в глубине двора райотдела и курили.
– Ну вот, Токмаков, – нарушил молчание подполковник, – я тебя не неволю.
– Так разве в этом дело, товарищ подполковник, – Токмаков встал, хрустко потянулся своим большим и сильным телом, – в другом дело.
– Ты прав. Значит, этот Сергей Симаков – дезертир, бывший уголовник, шофер из автобата. Знал его только человек, которого убили, – Недзвецкий…
Токмаков промолчал.
– Големба и Ромуз. Големба – в квартире, под контролем, Ромуз поведет тебя.
– Прикроете?
– А то. Как государственного деятеля. Легенда Сергея – сапожник. В Смолах он должен ждать связного. Ты видел, где спрятана угнанная им машина?
– Все видел.
– Пойдешь без оружия. В Смолах у развилки есть колодец старый, там мы спрячем твой ТТ и четыре обоймы. Понял? Документы готовы, и права Симакова, и справка из артели.
– А чего не понять?
– Ты вправе отказаться. Ты ведь не сапожник.
– Ночь-то какая. – Токмаков глубоко затянулся и бросил папиросу.
– Только Сергей этот блатной, весь в наколках.
– Есть и наколки…
Дежурный вскочил, увидев начальника и капитана.
– Редкое зрелище, – засмеялся Токмаков, – картинная галерея.
Он стащил гимнастерку.
– Вот это да! – ахнул дежурный.
На груди у капитана красовалась могила с крестом, на предплечьях затейливо переплетались кинжалы и змеи.
– Серьезно, – закачал головой Павлов, – штучная работа, где это ты?
– Я ж детдомовский, кололись от глупого шика. Не поверите, мне в сороковом путевку дали в Ялту, так я днем купаться стеснялся. Ночью бегал. А сапожничать и шить меня в детдоме научили.
– Быть по сему. Иди переодевайся.
Подполковник пошел к дверям.
– Витя, – повернулся к дежурному капитан, – у тебя гранаты есть?
– «Лимонки».
– Дай одну.
Повозка подъехала к развалинам часовни ровно в полдень. Токмаков соскочил на землю, хлопнул Ромуза по плечу:
– Ну, бывай, друг. Зоське скажи, чтоб не скучала, бимбер готовь, скоро вернусь! – громко крикнул он. И добавил шепотом: – Помни, ты под прицелом.
Ромуз стремительно развернул подводу и, нахлестывая лошадь, помчался к городу.
Токмаков огляделся, поднял мешок, подошел к часовне. Христос с отбитыми взрывом ногами печально глядел на лес, дорогу, на красоту осени.
Токмаков бросил мешок и сел, прислонясь спиной к нагретым солнцем камням. Он сорвал веточку и начал катать ее зубами.