Страх
Шрифт:
Его скульптурное лицо чуть приподняло брови над толстыми дугами очков и сразу стало как-то глупее. То, что на захваченной террористами лодке оказался агент отдела "Т", уже родило в мозгу советника бодрый доклад президенту, что хоть какая-то работа по устранению теракта ведется. Как будто он сам только что заслал резидента на погружающуюся лодку, но не был уверен, что он не утонул, и теперь, узнав, что все-таки не утонул, ощутил гордость за предусмотрительность.
– Я могу об этом доложить президенту?
– спросил он.
– Нет, -
Он не хотел отдавать всю славу Тулаева советнику. Хотя, возможно, славы никакой и не было. У террористов - оружие, у Тулаева - ничего, кроме выучки вымпеловца.
– Откуда вы его взяли?
– будто прочтя его мысли, спросил советник.
– Из "Вымпела".
– Он долго там служил?
– Со второго набора.
– Значит, его готовили на террориста?
– На диверсанта в тылу вероятного противника, - со злостью ответил Межинский.
– Выходит, он в этот тыл и попал...
15
Хриплый вскрик "Внимание личному составу!.. А-а!.."
давным-давно рассосался по отсекам лодки, а Тулаев и особист
все еще вслушивались в воздух, будто в него попали и другие
слова, но воздух упрямо не пускал их к двум людям.
– Мы здесь одни?
– тихо, боясь вспугнуть эти трусливые, никак не прорвущиеся к ним слова, спросил Тулаев.
– Нет, - настороженно ответил особист.
– Там
кают-компания. В ней по тревоге остаются кок и хлеборез. Там
– доктор, - уже левее показал он.
– А внизу?
– Каюты мичманов и матросов. Но там никого нет... Знаете, идемте ко мне в каюту.
Особисту очень хотелось связаться с центральным постом. Но в его жизни уже была одна авария. Тогда он успел добежать до ЦП. Там царила неразбериха сродни дурному, неуправляемому митингу. Каждый что-то кричал, но никто не слышал других.
Тулаев проводил особиста до двери, послушал его нервный голос, пытавшийся вызвать на связь центральный пост, и сразу ощутил себя виноватым, точно именно из-за того, что он стоит невдалеке, из поста не хотят ответить. Он вернулся в коридор, посмотрел на трап, наклонно уходящий вниз, на следующий этаж лодки, и подумал, что подводники утаивают от него что-то важное. Но еще сильнее ему показалось, что внизу все-таки есть еще один люк в соседний, ракетный, отсек. Просто особист о нем не знает. Или знает, но молчит.
Он спустился по трапу, придерживая у бедра красную коробку ПДУ, осмотрел пустые мичманские и матросские каюты, но люка не нашел. Тулаев хотел возвратиться назад, но глаза наткнулись на еще один трап вниз. Лодка начинала казаться бездонной.
Уже медленнее обычного он спустился и под эту палубу, обвел взглядом двери, трубы и кожухи кабелей, тянущихся вдоль скругленного борта, и вскинул голову на крик.
– Дер-ржи его!
– потребовал рассерженный голос где-то
выше.
– А-ах!.. С-сука особистская!
– взвизгнул уже другой.
– Н-на!.. Н-на!.. Тварь сиксотская!..
Звук
– Дай я его замочу!
– Не дрыгайся!.. Потом всех скопом утопим! Тащи его в
эту... как он сказал?..
– В канат-компанию!..
– Во-во!..
– Че вы охинею несете?! В кают-компанию он сказал...
– Кто он?
– Ну, Дрожжин!.. Старшой тут!..
Фамилия старпома отбросила Тулаева к переборке. Он больно
ударился головой о металл, обернулся и невидяще посмотрел на
электрический пакетник. Глаза его были наверху, но были не
сами по себе. Им помогал слух. Кажется, один из говоривших
был Бугаец. На ходовой рубке Тулаев не обращал на него внимания, потому что сигнальщик вроде бы ничего и не делал. Тулаев вообще не понимал, зачем он торчит рядом с командиром. И только когда Бугаец перед погружением стал отвязывать веревки, крепящие андреевский флаг, стало ясно, чего же он так долго и упорно ждал. Там, на холодном стылом ветру, Бугаец произнес несколько слов, но Тулаев запомнил его плавный южный говор. Теперь этот голос требовал убить особиста. После густой порции матюгов его в этом переубедили.
На смену кирпичным каблучищам пришли еле слышимые шлепки. "Сандалии!" - вспомнил обувь подводников Тулаев и опустил взгляд на ступни. Черная дырчатая кожа сандалий, выданных ему на время похода, делала их узкими и по-детски маленькими. И шлепки наверху походили на шаги детей, шедших гуськом за воспитательницей детсадика.
– Всех привели?
– спросил самый громкий, самый жесткий
голос.
– Из тех отсеков - все.
– Посади их на пол.
– Тут не пол, а палуба, - вставил умный Бугаец.
– Я сказал: на пол!.. Та-ак, дальше... Штурмовой группе:
двое - сюда, двое - туда!.. Что там за комната дальше?!
– Это не комната. Это отсек. Дизель-генераторный, - снова ответил Бугаец.
– А что после него?
– Самый страшный - реакторный.
– Пугаться будешь на пенсии. Когда мемуары накатаешь... Что
после этого... реакторного отсека?
– Турбинный.
– Наши - там?
– Нет, в следующем уже после него... Он тоже - турбинный...
– Вот твою мать! Безразмерная, что ли, лодка у вас?.. Ладно! Хватит тусоваться! Всем - приготовиться, твою мать!.. По моей команде отдраишь люк...
– Есть, - охотно согласился Бугаец.
– Давай!
После тягучих секунд холодной, злой тишины что-то звякнуло, и голос-лидер заорал с яростью оперного баса:
– Всем - на пол! Одно движение - смерть! Лечь, с-сука!.. Я сказал, лечь!.. Сбивай его!
– А-ах!.. Мать твою!.. Да я вас, гадов!..
– Держи!.. Держи его!.. Все, отключили?!