Страх

Христофоров Игорь

Наждак и Бугай

кровные братухи

навек

Слева от слова "навек" бугристым пятаком лежал след от прививки против оспы. Наверно, когда писарь-татуировщик в зоне начал выкалывать первую строку, он то ли сослепу, то ли спьяну не разглядел помеху. И теперь она темнела сучком на срезе дерева и портила композицию.

Тулаев осмотрел другое плечо, грудь, живот. Больше татуировок не было. Если, конечно, не считать две точки на пальце, замеченные еще в центральном посту. У Миуса на том же самом пальце синие точки

образовывали треугольник. Тулаев оторвал взгляд от куриной кожи Бугайца и только теперь понял, что это за точки. У Миуса они обозначали, скорее всего, число судимостей. Значит, и Бугаец дважды побывал за решеткой. Как же его взяли на лодку?

Новые, уже другие точки возникли перед глазами Тулаева. Те, что на стене в камере смертников упрямо лезли вверх, к вершине треугольника. Одной из этих точек был Бугаец. Другой - Дрожжин. А те контрактники, которых он набрал на лодку, почти наверняка, - остальными точками.

Треугольник замкнулся. Тулаев оказался внутри него. Еще не в плену, но уже на плененной лодке. А Прошка? Тулаев вскинул голову и вслушался в свои воспоминания. Нет, кошачьего голоса он не слышал. Значит, они не заметили Прошку. Но куда ж он тогда подевался?

16

Центральный пост благоухал сладким ароматом французских духов "Опиум".

В командирском кресле, служившем еще недавно адмиральским шезлонгом, черной богиней лежала Лариса. Ладони - под затылком. Левая нога согнута в колене. Правая небрежно переброшена через нее. Смуглая босая ступня с алыми каплями маникюра лениво раскачивается из стороны в сторону и мешает Дрожжину сосредоточиться. Ему очень хочется поцеловать эти капли, но еще больше хочется сорвать с Ларисы жесткий черный комбинезон.

Дрожжин знает то, чего не знает Лариса: кресло, на котором она так вальяжно развалилась, - гинекологическое. Нет другого предмета на лодке, над которым бы больше подтрунивали моряки. Когда лодки этого проекта строились на заводе, какой-то шустрый инженер-конструктор предложил вместо привычных авиационных кресел установить в центральном отсеке для командира гинекологическое кресло. Видимо, он находил удобным, что его спинка откидывалась. Единственное, что из кресла изъяли, - стойки под ноги. Хоть за это спасибо.

До появления на лодке Дрожжин видел Ларисы всего дважды. Сначала он принял ее за любовницу Зака. Наверное, потому, что она стояла за его креслом и выглядела влюбленной девочкой. Есть такая порода женщин, которые ищут свою судьбу среди стариков и больных. Наверное, им кажется в этом их поиске, а потом, возможно, и любви некое самопожертвование, почти подвиг. А поскольку нас очень долго учили ежедневно совершать подвиги, как будто нельзя в жизни обойтись без них, то находка подобного старика выглядит чем-то похожим на осуществление подвига.

Впрочем, Дрожжин, присмотревшись, понял, что Зак - вовсе не старик, хотя и выглядит лет на двадцать старше своих лет.

А при второй встрече он узнал, что Лариса спасает своего жениха из камеры смертников, и теперь иначе чем героиней он ее не мог и воспринять. Из жалкой глупой девочки она стала суровой мужественной женщиной, и он почувствовал, что если в группе есть такая могучая дама, то бояться нечего.

Дрожжин и без шантажа согласился на захват лодки. Да, в юности Миус выручил его, не выдав на суде. Но что это дало? В плюсе - две большие звезды на погоне и немного жизненного опыта. В минусе - неустроенность, развод, неопределенность, жуткое безденежье и полное, чудовищное отчаяние. Дорога терялась в вязкой, как битум, черноте.

Он потрогал нагрудный карман куртки. Пальцы приятно наткнулись на пластиковую карточку. Золотой "Master-Card". Пятьдесят тысяч долларов на счету. Для кого-то это и не деньги вовсе, но когда твоя месячная зарплата триста "зеленых", то с такой карточкой в кармане мир становится чуть лучше. А после завершения операции ему обещали пять миллионов долларов наличными. Ради этого Дрожжин готов был запустить ракету хоть на Луну.

– Зачистка окончена, - басом объявил в посту через динамик незнакомый голос.

– Соедини меня с ним, - не убирая ладоней из-под затылка, потребовала Лариса.

– Это там, у пульта, - показал в угол поста Дрожжин.

– А сотового телефона у вас внутри нет?

– Нет, - усталым охрипшим горлом ответил Дрожжин.

Ему надоели глупые вопросы, которых он наслушался за последние минуты. Половина людей в черном - группа захвата - ничего не понимала во флотской специфике. Им это еще можно было простить. А если такими же дубами окажется вторая половина группы - лодочные спецы?

Дрожжин обвел взглядом бритые затылки незнакомцев, сидящих на штатных местах механика, штурмана, боцмана, вахтенного офицера, командира дивизиона живучести, гидроакустика, и испугался того, что ему придется ими командовать. Ни имен, ни фамилий, ни кличек, если у них, конечно, были клички, он не знал. Его потрясло, что они и без его команд сноровисто заняли свои места и погрузили лодку на глубину ста метров, но дальше без него они обойтись уже не могли, а Дрожжин даже не предполагал, каким тоном с ними следует разговаривать: как обычно, резко-матерным, или помягче?

– Я слушаю тебя, Борода, - ответила рожку микрофона

Лариса.

– Докладываю об окончании зачистки.

В памяти Дрожжина возникло медное лицо со свирепой и тоже

медной бородой. После того, как он ударил его по кулаку,

сжимавшему пистолет, незнакомец посмотрел на Дрожжина

пронзительными карими глазами и ничего не сказал. Но лучше

бы все-таки сказал, потому что в сердце до сих пор было морозно от взгляда.

– Спецов расставил?
– по-командирски жестко спросила Лариса.