Страна, которой нет
Шрифт:
Город за спиной иногда давал обстановку, но на деловые вопросы толком не отвечал, отмалчивался. Мост, допустим, взорвали – но какой-то «воздух» у округа еще был, натовцы Балыкесир почти не долбали, сельскохозяйственный район, дыра... «Воздух» был, но Рахим на него не рассчитывал. Развал, разор, немного страха перед натовскими беспилотниками, регулярно валившими военную технику всех сторон без тени избирательности, но главное – апатия. И тупой усталый испуг, не позволяющий ни сдать город, ни обороняться всерьез. Разозлишь ведь сопротивлением, будет хуже. В такие минуты Рахим почти понимал мятежников.
Показавшаяся машина была полицейской легковушкой,
Человек, который вылез из машины, и теперь быстрым решительным шагом направлялся к Рахиму, ни фанатика-самоубийцу, ни приманку собой совершенно не напоминал. Невысокий, жилистый, пыльный и какой-то излишне обыкновенный. Если бы этот тип не был в штатском… впрочем, перебежчики из «полиции безопасности» у мятежников тоже имелись наверняка. В последнее время, к ним как-то вообще много бежали. Какая теперь разница? Разница, впрочем, была: в условиях сдачи. Надо было собраться, встряхнуться и думать о деле, а не получалось перешагнуть через усталость и сверло в затылке.
– Здравствуйте, - переговорщик остановился как раз вовремя. – Я - Алтын.
Алтын и Алтын. И имя распространенное, и фамилия, и даже у этого их главного позывной «Золотой». Интересно, кого в Турции больше – золотых или милосердных? Рахим представился. В конце концов, в такой обстановке секреты особенного смысла не имели.
– Я думаю, что вы осведомлены о составе нашей группы…
– Осведомлён, - вяло кивнул Рахим. С каждой секундой разговора ему все больше хотелось уйти прочь, забиться в какой-нибудь подвал и там отоспаться за всю последнюю неделю. За месяц. За всю жизнь.
– И как давно?
– спросил назойливый мятежник.
– Примерно последние восемнадцать часов.
– Я догадывался. И именно поэтому хотел с вами поговорить.
– О чём же? – было трудно быть вежливым, хотя необходимость и заставляла. Незваный гость раздражал. Будил. Пробивался через апатию, словно приставучий слепень, теребил…
– А вы как думаете? Я могу долго объяснять, почему вы не сможете остановить на этом рубеже даже авангард нашей группы, и даже если бы очень хотели. Вы и сами это понимаете. Но вы не бросили заставу, узнав о приближении превосходящих сил противника. Почему?
– Не хотел, - пожал плечами Рахим. За прошедшие ночь и день он и сам не раз задавал себе этот же вопрос.
– Прикрыть город у вас не получится.
– продолжал зануда.- Что бы вы сделали, если бы ваши солдаты захотели разойтись, а не сражаться?
– Ничего...
– удивляясь собственному раздражению ответил Рахим.
– Пусть бы уходили.
Дурацкий вопрос. Будто он мог задержать людей. Будто он стал бы это делать. Хотят жить. Это естественно. Мысли скрипели как пыль, как песок.
– Но они не ушли. Не оставили вас одного, не взбунтовались, не арестовали и не перебили офицеров,
Рахим кивнул. Он не льстил себе. Просто здесь была какая-то задача, какой-то смысл, вернее, тень прошлого смысла. А за спиной... за спиной тоже, наверное, что-то существовало, но поверить в это было тяжело, неудобно. И не хотелось.
Хотелось ему дать переговорщику в челюсть, чтоб заткнулся, наконец – но никак нельзя было. Тогда он просто уставился на Алтына в упор, внимательно разглядывая. Лет, пожалуй, плюс-минус сорок. Аккуратно выбрит с утра, постригся, может, вчера – по вискам шли и скрывались за ушами светлые полосы кожи. Глаза на тусклом от пыли обветренном лице на удивление яркие, с явной безуминкой. Последующие слова переговорщика подтвердили это впечатление:
– Я категорически против того, чтобы разбрасываться такими людьми, как вы и ваши подчинённые. То, что ваши солдаты плохо вооружены и неважно обучены, это, в конце концов, не очень важно. Навыки можно приобрести, а оружие найти. Главное, всё же, сами люди. Поэтому я не предлагаю вам оставить службу. Я предлагаю вам служить тому делу, которому стоит служить.
Рахим попытался издевательски вздернуть брови и покивать – и обнаружил, что голова только что совершенно прошла.
Эпилог: «Отпуска нет на войне»
Александр Бреннер, посредник
Генерал Бреннер смотрел запись, меняя ракурсы, и в который раз думая, что очевидец - самый худший свидетель. Очевидец занят собой, своими сиюминутными выводами и оценками, он - даже если что-то понимает в том, как организован мир вокруг - все равно попадает в ловушки восприятия. Все равно. Поэтому лучшие военные мемуары написаны по сводкам и учебникам. А в самых лучших личная память - только окраска для вкуса. И он, Бреннер, никак не исключение из этого правила. Сидел в той же комнате и не видел ни черта. Не понимал, что невменяемый заключительный оратор, сволочь белая, просто не держится на ногах, вымотан так, что моторика полетела. Отечность легкая - воды много пил и не спал. И еще глаза чем-то залил перед входом, чтобы красноту скрыть. И даже не притворялся. Почти. Просто позволил нам прочесть усталость как испуг. Впрочем, не нам, в гробу он нас видал, а всем своим паукам и паучищам, мол, не своей волей я на этом месте оказался, это его солнечное величие так пошутить изволили, а я, ничтожный, в ужасе трепещу, но повинуюсь. Убедительно бы выглядело, если бы он моргать не забывал.
Интересная вышла поездка... Интересная в том самом значении, в котором использовал это слово бывший русский президент. То есть, яд, сарказм и черный пессимизм относительно подоплеки и перспектив интересного события. Хуже только “интересненько”. Неделя в Дубае была бы даже интересненькой, если бы итоги не оказались сравнительно терпимыми. Хвосты обрублены, счета подбиты, и не так-то уж все и плохо. В плюсе длинный перечень всего, от неплохих завязок с Ренье и XCI до полного порядка с аль-Сольхами и даже Усмани. Солнечный-Золотой-Великий тоже оделил вниманием, да и новые контакты аль-Рахмана в записной книжке тоже не помешают. На счетах все очень неплохо. Заказов на посредничество на три года вперед. Куча мелких сделок на поставки и проверки у Вальтера в органайзере. В минусе - Тахир; и никак не скажешь, что покойник был невинной жертвой, и вообще для пакистанского президента финал достаточно закономерный. Терять старых соратников, неплохих и даже симпатичных, порой приходится, и тут уж ничего не попишешь. Это жизнь, это политика, это война - Большая Игра навылет. Тут бы выпить за помин и пожать плечами, если получится, или, если не получится, отомстить.