Страна, которой нет
Шрифт:
Потом он подумал, что начальство умеет задавать вопросы и экономить свое и чужое время – даже слишком хорошо, не по-человечески, по-рептильному. Никаких лишних движений. Единственное, что нужно уточнить – как давно армейская разведка знает, что аль-Рахман, Последний Талиб, в столице.
Три недели минимум.
– Что вам приказали вчера?
– Задержать у установленного нами "дупла" одного из людей Ажаха, настоящее имя неизвестно, связник, возможно младший командир, Хс, задержать с гарантией, но аккуратно, возможность вмешательства любых третьих лиц исключить.
– Кто пожелал с ним переговорить?
– Мы не знаем, господин. – Незаданный вопрос повис в воздухе, и капитан Беннани
– Бамбук – потому что высокий и худой?
– Да…
– Зачем же вы стреляли? – спросил Штааль Нуввару. Печально так спросил, безо всякой укоризны даже.
– Он возник.
– Лейтенант хотел было развести руками, потом вспомнил, где и перед кем находится, кто стоит за его спиной и почему ему сейчас лучше обойтись без жестикуляции.
– Мы его пропустили, тогда не поняли, как. И я, и наблюдатель, и капитан. Никого не было и тут он стал. Прямо перед моей засидкой.
Амар с омерзением осознал, что сочувствует армейцу – по крайней мере, с излишней легкостью помещается в его шкуру. «Он возник». Те, кто думает или задает вопросы в таких случаях, в Гильменде не выживают. Стреляй, потом разберешься.
– Далее.
– Я понял, что ошибся – вот через секунду понял, что ошибся… – Лейтенанту очень трудно, почти невозможно было говорить «без рук», с горя он вцепился в собственные штанины над коленями. – Решил, что это случайный прохожий. Он такой… в пестром.
Штааль перевел взгляд на Амара. Амар кивнул: да, все верно, Имран заходил домой – поужинал, поиграл с детьми и отправился на поиски Фарида, и переоделся тогда же.
– Я доложил, - это уже капитан. – Нам велели убрать тело, оформить как несчастный случай, а сами уехали.
О как, подумал Амар, и наплевав на субординацию и вежливость, встрял вновь:
– Где вы взяли координаты этого морга?
– Так нам скинули… - слегка пожал плечами капитан Беннани, явно не понимая, в чем причина интереса к такой ерунде.
– И вы? – спросил Штааль.
– И я сразу понял, что все очень плохо, - капитан поджал губы.
– Я не настолько службист, чтобы радоваться официальному разбирательству. И нужды операции важнее, особенно, если уже случился один теракт и, видимо, ожидается второй. Но нам приказали не спрятать тело, а легендировать и выбросить, даже не поинтересовавшись, кто это - и не отдав нам распоряжения хотя бы установить личность.
Врет. Что плохо, он понял раньше. А вот тут он осознал, что перед ним водораздел.
– Вы нашли документы и не доложили… - это не вопрос, это рассуждение вслух, волнообразное движение кистью в воздухе. Капитан и лейтенант следили за рукой, словно загипнотизированные. – Закончили, сдали рапорты и закрыли смену, а потом принялись искать способ соскочить. Хорошо. Мы продолжим чуть позже. По аль-Сольху ничего?
– Они его не видели, - ответил Амар.
– Сейчас вас проводят в отдельные помещения, - сказал армейцам Штааль, наклоняясь и вызывая на стол проекцию системы связи. – Там вы подробно запишете, обозначите на картах, зарисуете все подробности происшествия. Затем, так же подробно, запишете все по операции. После этого мы поговорим еще раз. Инспектор Хамади, вы останьтесь, - и опустился в кресло.
Когда дверь снова закрылась, Штааль, до того момента сидевший неподвижно, распахнул глаза, встал, медленно открыл дверцу серого пластикового шкафа, оказавшегося холодильником, достал бутылку без этикетки, два холодных стакана.
В стакане, конечно, оказалась вода. Без газа. Просто очень чистая очень холодная вода.
– Непостижимо.
– сказал Штааль, наливая еще.
– От начала и до конца. Привлечь террориста уровня и убеждений аль-Рахмана в собственную столицу, да что там, в любой крупный населенный пункт - и рассчитывать, что обойдется. Обеспечивать безопасность вот таким персоналом. Обеспечивать лояльность персонала... никак. Не могу понять.
Звучало, если Амар научился понимать начальство, почти жалобно. Для постороннего человека - скептическое сухое любопытство инженера.
Не надо об этом думать, хотел сказать Амар. Не надо, нельзя об этом думать, иначе попросту спятишь, попытавшись принять в себя бездну – ту, где дремотно-пасмурный день перед экзаменом вспухает, взрывается, выворачивается наружу стальными осколками, дымом, пламенем и горелой плотью, визгом сирен, обрывом всех передач, вертолетным гулом, безумным криком раненого; это называется исламский радикализм: распахнутая посреди мирного города оскаленная пасть жадного ифрита, алый язык, слизнувший сотни жизней. Это безумие и пустота, и больше, чем может вместить один человек – хаос пришел в твой мир, и прошел сквозь него, даже не заметив, и раздавил. Это нельзя принять и обуздать в своем рассудке, подчинить разуму...
Вместо этого он сказал:
– Можно ли узнать, кто вызвал этих двоих из Нар-и-Сарая?
– Думаете? – Начальство благодарно ухватилось за протянутую соломинку, и Амар усмехнулся про себя: господину Штаалю едва ли нужно рассказывать что-то про хаос, он и сам с ним знаком ближе некуда.
Вид у шефа был, как у человека, которому хорошенько влепило по мозгам адреналином, и не на пустом месте, а от осознания, что огромная куча дерьма перед ним – только вершина гигантского дерьмового айсберга.
– Мне кажется, кто-то отчаянно вопил о помощи на всех частотах все эти три недели.
Дорогой Адам,
Я тут немного разобралась в ситуации и теперь способна что-то объяснять окружающим даже в письменном виде. Началось все с того, что наш общий друг из Ксеновижн получил два заказа противоположного характера. Поскольку он, как ты понимаешь, не уполномочен сам принимать такого рода решения во внешней политике, он обратился наверх... и получил "добро" на оба. Из разговоров у меня сложилось впечатление, что там, куда он пошел за визой, эти заказы не показались взаимоисключающими, что, кстати, не так уж и глупо. Если подумать, то можно прикинуть пяток вариантов, в которых требования можно совместить... да и отказаться от одного, значит частично потерять контроль над ходом событий. Напоминаю, ни о каком убийстве речь не шла в обоих случаях. Так что Роджер взялся за два проекта - и только после этого совершил первую настоящую ошибку. Он решил снять всю возможную финансовую пенку с ситуации, а потому поручил работу двум разным отделам с непересекающимися рабочими аппаратами. Хотел быть уверен, что больше никто не сможет видеть всю картину. Что было дальше, я не узнаю до заседания комиссии по расследованию, но пока что кажется, что обе операции в результате привлекли исполнителей, у которых была своя программа, плюс неизбежные случайности, плюс возможные ошибки... Но для нас с тобой важно другое. В который раз, причиной очень опасного кризиса оказалось мелкое честолюбие и корыстолюбие кристально лояльного сотрудника. И вот эту дрянь не выявят никакие проверки и никакая химия. Сейчас это можно сделать очевидным хотя бы для конгресса. Я думаю - нам пора бить.