Страна Незаходящего Солнца. Том I
Шрифт:
«Панцерфаустов» в стране не было, а его массово производимый аналог, гранатомет Тип 4, был заготовлен исключительно для обороны метрополии. Единственное, что оставалось Ямаде — смертники. Смертников в Манчжурии было много. В каждой дивизии действовали батальоны тэйсинтай, подготавливаемые специально для одной цели — уничтожить противника и погибнуть вместе с ним. Основным их вооружением была «мина на палке», обозначавшаяся в документах как «шестовая мина Ni-05» - это был кумулятивный заряд, которым полагалось ткнуть в броню танка и, в большинстве случаев, погибнуть вместе с ним. По своему применению и одноразовости она была схожа с «Панцерфаустом», но дальность стрельбы была равна нулю метров, и никаких способов инициации выстрела кроме прямого контакта с броней не было. Кроме этого, некоторые солдаты были вооружены минами Тип 99, и не были смертниками в классическом понимании этого слова, так как, по меньшей мере, имели какой-то шанс на выживание, ведь использование самого их оружия не предусматривало смерть, но она была крайне вероятна от окружающих обстоятельств. Им полагалось закреплять эти мины на уязвимые
Были и те, кому полагалось бросаться с гранатами под танки, кидать мины под гусеницы наступающей бронетехники, просто минировать все пути после отхода союзных сил и так далее. Борьба с бронетехникой стала довольно серьезной частью доктрины Квантунской Армии, так как не было никаких сомнений в том, что большевики будут использовать большое количество танков и бронеавтомобилей, ведь даже по свидетельствам немцев, последние два года русских танков и самолетов было едва ли не больше, чем можно было встретить обычной пехоты. И если пехоту японские призывники еще могли «перестрелять» в прямом бою, или просто нанести ей серьезные потери сражаясь на укрепленных позициях, то танки оставалось перебарывать только смертниками и насыщением частей пехотными ПТ-средствами. Но была сфера, где Ямада не мог ничего противопоставить.
Авиация. ВВС РККА были крайне многочисленны и обучены, они обладали уникальными образцами самолетов, производство которых давно было поставлено на поток и достигало невероятного размаха. Может, у них не было такой стратегической бомбардировочной авиации, как у США, но они были способны доставить огромное количество проблем на земле с помощью штурмовиков, таких, как «бетонный самолет» Ил-2, который было крайне трудно сбивать даже немецким летчикам, а говорить о японских недоученных смертниках на устаревших А6М2, на которых, в отличии от Ил-2, брони почти что и не было, излишне. Японские ВВС проигрывали русским абсолютно во всем — количество, качество, бронирование и вооружение, обученность летчиков, боевой опыт. Единственное, что оставалось делать Ямаде — полагаться на немногочисленное ПВО и стойкость укреплений. К тому, что скорее всего ко второй неделе боев станет невозможно передвижение крупных групп в дневное время суток без риска нарваться на авианалёт он уже был морально готов, надеясь, что необходимыми средствами противовоздушной обороны обладают резервы в Китае и Корее, или хотя бы будет прислано что-то из метрополии — находившиеся там «Фунрю-4» были крайне необходимы для продолжения обороны промышленности и городов от непрекращающихся американских налетов, пускай уже давно менее успешных и более осторожных.
Что было у Квантунской Армии при себе? Две тысячи самолетов. Цифра казалась довольно внушительной, но более половины можно было сразу отмести, ведь это были учебные самолеты. Из оставшейся тысячи абсолютным большинством были серьезно устаревшие образцы, закрепленные за пилотами-новобранцами, а то и вовсе техника камикадзе, у многих образцов которой при взлете отваливалось шасси за ненадобностью. По расчетам, которые провел Хикосабуро Хата, начальник штаба Квантунской Армии, а значит второй человек в командовании после Ямады, выходило, что в случаи идеальных условий, когда советская авиация не будет наносить превентивных ударов по аэродромам и будет только вступать в воздушный бой, инициированный японскими летчиками, то все равно к концу первой недели боев будет уничтожено до 70% боеспособных самолетов — выполнят свои задания смертники, погибнут самые малообученные, усредненный процент летчиков (взятый по статистике за все годы войны на Тихом Океане) будет надолго выведен из строя в связи с тяжелыми ранениями. К концу второй недели численность готовых к бою самолетов будет составлять двухзначное число, причем скорее округляемое к нулю, чем к ста. Короче, Ямада понимал, что не может полагаться на авиацию и превосходство в воздухе ему не светит.
Доступное ему ПВО тоже было очень скудным, в основном это были 20-мм зенитные автопушки или куда более достойные 75-мм орудия, но и у тех, и у других была своя проблема — их было очень мало. Основная часть оных была рассредоточена на крупных аэродромах, а выйти в поле или следовать за армией могло настолько мало орудий, что воспринимать их существование как какую-то угрозу авиации большевиков было бы очень глупо. К тому же, скорее всего они даже не успели бы принять участие в сражениях, будучи уничтоженными вместе с колоннами на марше или в ходе внезапных ударов по расположениям отдыхающих частей в ночное время. На самом деле, это касалось и тех орудий, что защищали аэродромы, но в целом Ямада считал, что большевики не смогут уничтожить их рейдом армейской авиации с приграничных территорий, т.к те находились на слишком большом удалении и русским пришлось бы устроить неоправданно рискованный рейд, а к моменту, когда русские доберутся до крупных городов и смогут сделать это без особых проблем, необходимость серьезной защиты аэродромов отпадет в связи с сильным уменьшением числа расквартированных там самолетов — например, аэродром в Харбине должен был потерять почти половину закрепленных за ним самолетов в первый же день, поскольку те принадлежали смертникам и закономерно должны были исчезнуть вместе с пилотами в ходе самопожертвования за Империю.
Но, вернемся на границу…
***
Хэчиро пытался уснуть в своей будке, хотя это и считалось нарушением устава, но ему уже было как-то наплевать. Сейчас его больше раздражало то, что уснуть он как раз таки не может, и мешает ему не внезапно проснувшаяся совесть или страх перед наказанием, а непонятный, усиливающийся монотонный звук, напоминавший какое-то беспрерывное
Хэчиро кое-как встал, протер глаза, повесил винтовку на плечо и вышел из будки. Вроде бы, на уходящей вдаль дороге никто не ехал — не было ни света фар, ни каких-то движущихся фигур. Начальник из Манчжурии вроде бы не ехал. Немного постояв на дороге и потянувшись, сонный солдат решил проверить своего единственного на данный момент находящегося поблизости подчиненного, рядового солдата-пулеметчика Тао, призванного в начале года маньчжура. По уставу, тот должен был сейчас сидеть в своем ДЗОТе и наблюдать в амбразуру, ну или хотя бы совершать обход по крайне небольшой территории своего укрепления. Судя по каким-то шарканьям и шагам, доносившимся из этого укрепления, он действительно делал это, но Хэчиро все же захотел уточнить, не смотрит ли его солдат десятый сон, тем самым подрывая обороноспособность страны и ставя под угрозу безопасность границы — сам Хэчиро хоть и провел последние два часа в полусознательном состоянии, смотря в одну точку и раз в несколько десятков минут приходя в себя, он не считал себя спавшим, ведь чутко слышал гудение и иногда открывал глаза. С мыслью о том, что сделать со своим подчиненным, если тот действительно спит на посту, он тихо спустился в ДЗОТ.
В ДЗОТе был не спавший, а стоявший с ножом солдат. В маскхалате с сеном и подобного цвета материалами, одежде в адаптированном под степи камуфляже «амеба» и с перемазанным какой-то сажей и глиной лицом. А нож свой он занес над ничего не подозревающим спящим рядовым Квантунской Армии, тем самым пулеметчиком Тао, расположившимся, вытянувшись на приставленном к стене стуле. У Хэчиро ушло не больше двух секунд чтобы окончательно проснуться, снять с плеча винтовку и с громким криком «Банзай!» броситься на диверсанта в штыковую, сразу прижав его к стене и проткнув штыком между ребер. От громкого крика и начавшейся возни Тао мгновенно очнулся и спрыгнул со стула, побежав к выходу из ДЗОТа, но тут же упал, в аффекте не заметив лежавшей у него под ногами недособранной пулеметной ленты, которую он же вручную снаряжал несколько часов назад и бросил там. Между тем, борьба разведчика с Хэчиро продолжалась. Пережив удар штыком между ребер и даже не издав никаких звуков кроме приглушенного рычания, диверсант всадил нож в руку старшины. Он прошел хорошо и глубоко, чуть не задев кость и остановившись где-то на половине введенного лезвия. Пораженный приступом лютой боли, Хэчиро ослабил хватку и диверсант оттолкнул его, от чего японец отошел назад и свалился на спину. Между ними образовалось расстояние, едва ли достигавшее двух метров. Но этого было достаточно.
Хэчиро второй рукой передернул затвор винтовки и навел оружие на верхнюю часть туловища врага. В последний момент перед выстрелом он не смог крепко удержать оружие в руках, и с громким хлопком пуля отправилась вниз — почти между ног диверсанту, чуть левее его детородного органа. Диверсант сразу сложился пополам и зажал рану рукой, но хлынувший оттуда поток крови брызнул сразу до противоположной стены, после чего продолжил быстро выливаться на пол, превращая укрепление в кровавую баню в прямом смысле. Когда Хэчиро с опорой на стену кое-как встал, он обнаружил, что его рана тоже сильно кровоточит, и весь рукав формы уже пропитался красной жидкостью, хотя она не брызгала из него, а лишь медленно вытекала. Так же он понял, что Тао уже нет в укреплении. Даже не заметив, как диверсант пытался подкатиться к нему с ножом, старшина выбежал на улицу с винтовкой, забрызгав стены на лестнице каплями крови.
На улице рядовой, как мог, отбивался от другого диверсанта с ножом лопатой, до этого стоявшей на краю внешней стены ДЗОТа и использовавшейся ранее для непосредственного его создания. Лопата была намного длиннее ножа, и разведчик даже не мог подойти к маньчжуру, но это ему и не требовалось — сделав вид, что он отступает, напуганный беспорядочным маханием лопатой, диверсант выхватил из кобуры «Наган» с глушителем. Раздался выстрел.
Слишком громкий для револьвера.
Диверсант заорал и выронил пистолет — 6,5х50 мм патрон «Арисаки» образца 1905 года пробил его запястье на ведущей руке. Воспользовавшись тем, что всего на секунду диверсант оказался дезориентирован и растерян от боли, Тао приблизился и с большим размахом ударил его лопатой по голове. Хорошо наточенное полотно лопаты разорвало ему кожу на голове и разрезало глазное яблоко, после чего было остановлено носовой костью врага, так же треснувшей от переданной ей инерции. Получив такой серьезный удар, диверсант, кажется, испытал сильное сотрясение и мгновенно отключился, истекая кровью в двух местах, после чего безвольно свалился в сторону. Хэчиро израсходовал и третий патрон, выстрелив потерявшему сознание противнику в шею. Пуля прошла через подбородок и застряла, собственно, в шее, разорвав тому сонную артерию, из-за чего большая струя крови потекла и у него. Оба диверсанта были совершенно точно обезврежены. Теперь, когда угроза была отражена, оставалось выяснить, что вообще произошло. Но начать следовало с другого.