Страна падонкаф
Шрифт:
Сейчас на месте происшествия работает следственная группа, которая опрашивает возможных свидетелей преступления, орудия преступления изъяты».
Ну и хватит! Так нет же! Стройная инспектор Федорова из мухачинской полиции, стоя на фоне плаката с угрожающим полицейским лицом «Служа закону — служим народу!», продолжает кошмарить телезрителей:
«В ходе проведения комплекса неотложных следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий установлено, что местный житель совершил убийство, застрелив своего знакомого, а после совершения преступления покончил жизнь самоубийством…»
Сережа не смотрит зомбоящик. Он возвращается из сада домой. Переполненный «трумэн»
Сережа ждет поворота дороги в тридцать третий микрорайон. После поворота мертвые мобильники оживают. Место воскресения из мертвых! Мобильники начинают светиться, играть музыку, жужжать. Бесполезное становится снова необходимым. «Диалектика!» — это опять Яков Григорьевич Вишневецкий. Интересно, как там Марк? Нашли его друзья того типа в белой рубашке или нет?
Сережа все еще не знает, что Марк в больнице. Пока не пришел в сознание. Тело только дышит. И то с помощью прибора искусственного дыхания. Отец постоянно дежурит возле сына. С работы его отпустили. Вся аптека сочувствует.
Вот и долгожданный поворот. Территория тьмы кончилась. Сережа нетерпеливо достает свой сотик. Катя свой тоже. Кое-кто из пассажиров повторяет их движение.
Ну-ка, ну-ка, посмотрим? Катя разочарованно прячет телефон обратно в карман. Любимый не звонил. У нее, конечно, есть его номер, но любимый строго-настрого запретил ей самой звонить ему. А когда она однажды не выдержала и нарушила запрет, оказалось, что мобильник любимого отключен. Потом он отругал ее и объяснил, что отключает свой телефон, чтобы звонки не мешали ему работать. Катя догадывается, что у любимого есть другой номер, но она этот номер не знает. Успокаивает себя тем, что каждый имеет право на личное пространство.
А вот у Сережи есть непрочитанное сообщение. Мессага от Марка. Звучит почти как «Евангелие от Марка», но Сережа про Евангелие едва слышал. Он не очень религиозен. Сережа читает текст и хмурится. Вот балбес этот Марк! Еще обзывается. К сообщению прикреплена фотография. Уже интересно. Сережа показывает фотографию Кате. Та сразу узнает извращенца в белой рубашке. Сидит, гад, с подругой в «Заманухе». Значит, как приедем, сразу туда.
Леха тоже не обращает внимания на криминальные новости из Мухачинска. Ему некогда. Он собирается к Витасу. Леха бреет голову, чистит «гриндера» обувной щеткой и ставит на зарядку видеокамеру. Выпросил у знакомого на сутки. Сегодня Витас будет зарабатывать белые шнурки. Это круто! Круче крутого яйца! Леха признает, что пока не годится для серьезных дел. По честноку! Не созрел. Пока трезвый — не решается. А когда выпьет — уже не может. Физически. Конечно, отдубасить какого-нибудь замечтавшегося сиониста в очечках — это с удовольствием, но не более. Более — чревато! Если дело пойдет не так, то сидеть придется отдельно от Димаса. А Леха к Димасу привык. Скорефанился. Димас, кстати, сейчас на кладбище с матами копает могилу за литр водки. За литр чисто по дружбе. Все равно вместе выпьют.
А Витас нормальный пацан! Тихоня-тихоней, а вон что! Замочить черного… Тут надо иметь — как Леха где-то слышал по другому поводу, но понравилось и запомнил — горячее сердце, холодную голову и чистые руки. Правда, Леха не со всем согласен в этом списке. Ну, горячее сердце и холодная голова — более-менее понятно. Образное выражение. Допустим. Но для чего нужны чистые руки? Антисептика, что ли?
Тетя Рая у себя грызет семечки и смотрит телесериалы. Все подряд. Они в воскресенье идут с самого утра. Дорогие иномарки, роскошные
Когда-нибудь у Лехи будет свой дом. Красивый, теплый, обязательно двухэтажный. И он там поселит своих родителей. Они тогда уже насовсем откинутся из тюряги. Будут старые, седые. Леха их уже не очень ясно помнит. Больше придумывает. Они всей семьей будут ходить в гости к тете Рае. На борщ и холодец. Тетя Рая лучше всех в мире умеет готовить борщ и холодец. И Димаса Леха возьмет к себе жить. Димас — самый близкий ему человек из пацанов. Леха подарит Димасу собаку. Димас любит собак с бородой. Шнауцеров. Ризен, миттель, цверг. Фу, гадство, язык сломаешь! Но Димас любит бородатых собак. У него всегда живет какая-нибудь такая псина. А то и не одна. Он их на улице подбирает. Несчастных. Потом лечит, кормит, возится с ними. И делает счастливыми. Айболит, блин!
Время! Витас, наверное, уже на говно исходит — где съемочная киногруппа? Леха весело кричит, закрывая за собой дверь:
— Пока, теть Рай!
— Не задерживайся допоздна, Лешенька!
Тетя Рая не знает, что Леха идет убивать. И никто из них не догадывается, что Леха домой не вернется.
Витас сидит на лавочке во дворе, где живет Мандинго. Нервно курит. Пыхает. Витас сидит давно. В доказательство целый полукруг окурков перед ним на земле. Не меньше пачки. В голове — один дым. Горло уже как пустыня Гоби — аж скрипит от сухости. Леха приветствует товарища:
— Зиг хайль!
— Зиг хайль!
— Ну что? Готов?
Витас неопределенно жмет плечами. «Как к такому можно быть готовым?»
— Черного видел?
— Да. Они всей семьей недавно вернулись домой. Наверно, из сада. С ягодами, огурцами… И с тяпками.
Леха окидывает товарища оценивающим взглядом.
— Слушай, Витас! Ты слишком напряжен. Расслабься.
— В туалет хочу. И жрать. Я тут уже часов шесть сижу.
Леха всегда готов помочь.
— Так сходи куда-нибудь. Я посижу-покараулю.
Витас засобирался. Затушил бычок, встал. Остановился на секунду.
— Ты видеокамеру принес?
— А как же! Сегодня я твой Голливуд-Болливуд!
Леха достает камеру из чехла. Включает. Наводит на Витаса.
— Улыбочку! Вас снимает скрытая камера!
Витас корчит недовольную рожу. Недовольно-зверскую.
— Все, хорош! Выключи пока.
Леха послушно выключает видеокамеру. Прячет обратно в чехол. Кто бы спорил…
— А куда ты кинжал пристроил?
Витас наклоняется к нему. Расстегивает молнию куртки. Показывает. Кинжал в ножнах удобно расположился в петлях, специально пришитых к подкладке.
— Видишь? Сегодня все утро провозился, пока сделал.
Леха осторожно потрогал кинжал.
— Ну ты гигант!
Витас выпрямился. Застегнулся.
— Ладно, смотри тут. Я быстро. Нужно сбегать, а то реально обоссусь. Подъезд черного — вон тот. Если что — я на связи. Звони.
Они едва не упустили черного. Такой косяк! Витас только вернулся облегченный и с удовольствием жевал гамбургер, а Леха отвлекся на какую-то девчонку. Она сидела на соседней лавочке и стреляла по сторонам глазками. Ну и попала в Леху. Пораженный этим взглядом в сердце, он принял мужественный вид, как и положено раненому арийцу. Девчонка мило улыбнулась. Как бы просто так, но Лехе. Он собрался мило улыбнуться ей в ответ, но к девчонке подбежала маленькая дочурка. Замурзанная и сопливая. С совком и ведерком для песка. Дите ткнулось молодой мамке в колени и заголосило. Е-мое! Нарожают, потом не знают, что с этим добром делать! Хоть обратно запихивай! Леха отвел глаза и вдруг резко толкнул локтем Витаса. От неожиданности тот подавился. Закашлялся. Выплюнул кусок недожеванного гамбургера.