Страна Рождества
Шрифт:
— Я не собираюсь смотреть на это дерьмо, — сказала Вик, швыряя папку ей в лицо. — Пошла вон с моего двора, сука сумасшедшая.
Рот у Мэгги открывался и закрывался, точь-в-точь как у большого старого карпа, кои в аквариуме, который был главной достопримечательностью ее маленького офиса в Тутской публичной библиотеке, о чем Вик прекрасно помнила, пусть даже никогда там не была.
Ярость Вик наконец вскипела, и она хотела ошпарить ею Мэгги. Дело было не просто в том, что она преграждала Вик дорогу к двери, не в том, что своим безумным лепетом она угрожала подорвать у Вик ее собственное понимание правды… украсть у Вик ее с трудом обретенное здравомыслие.
— Захвати эту хрень, когда пойдешь, — сказала ей Вик.
Она наступила на кое-какие из бумаг, обходя Мэгги и направляясь к двери. Она постаралась не задеть ногой грязную, выцветшую на солнце фетровую шляпу, лежавшую на краю нижней ступеньки.
— С ним н-н-не покончено, Вик, — сказала Мэгги. — Вот почему я хотела — надеялась, — что ты попытаеш-ш-шься найти его. Я знаю, я говорила тебе н-н-не возвращаться, когда мы впервые встретились. Но ты тогда была слишком маленькой. Ты не была готова. Теперь, думаю, ты единственная, кто м-м-может его найти. Кто м-м-может его остановить. Если ты еще знаешь, как это сделать. Потому что, если ты этого не сделаешь, боюсь, он с-с-сам попытается тебя найти.
— Я собираюсь найти только телефон, чтобы вызвать полицию. Меня здесь не будет, когда они появятся, — сказала Вик. Затем, обернувшись и глядя прямо в лицо Мэгги Ли, она сказала: — Я ВАС НЕ ЗНАЮ. Убирайтесь со своим сумасшедшим бредом куда-нибудь в другое место.
— Н-н-но, Вик, — сказала Мэгги, подняв палец. — Разве ты не помнишь? Я п-п-п-подарила тебе те сережки…
Вик вошла в дом и захлопнула дверь.
Уэйн, который стоял всего в трех шагах и, наверное, все это слышал, подпрыгнул. Хупер, находившийся сразу позади него, съежился, тихонько заскулил, повернулся и затрусил прочь в поисках какого-нибудь более благополучного места.
Вик повернулась к двери, прислонилась к ней лбом и глубоко вздохнула. Прошло полминуты, прежде чем она стала готова открыть глаза и посмотреть через глазок в передний двор.
Мэгги как раз распрямлялась над крыльцом, осторожно и с определенным достоинством надевая на голову свою грязную фетровую шляпу. Она бросила на входную дверь дома Вик последний несчастный взгляд, затем повернулась и, прихрамывая, пошла по газону прочь. У нее не было машины, и ей предстояла долгая, в шесть кварталов, прогулка по жаре до ближайшей автобусной станции. Вик смотрел на нее, пока та не скрылась из виду, — смотрела и бесцельно поглаживала серьги, что были у нее в ушах, любимые с детских лет сережки, пару фишек из «Эрудита»: Ф и У.
Когда через полчаса Уэйн вышел, чтобы прогулять Хупера — нет, вычеркивается, чтобы оказаться подальше от матери и ее концентрированно горестного настроения, — папка лежала на верхней ступеньке и все бумаги были снова аккуратно в нее вложены.
Он глянул через плечо в еще открытую дверь, но мать была на кухне, пила чай со льдом и думала выпить чего-нибудь покрепче. Он предполагал, что она думает именно об этом. Она все время посматривала на шкаф над холодильником, где ба держала джин, когда они с Вик еще выпивали. Его мать не пила после реабилитации прошлой зимой, а ба бросила это дело самым
Уэйн закрыл дверь. Наклонился, поднял папку, открыл ее и посмотрел на тонкую стопку распечаток. Предполагаемый серийный убийца. Вандалы-извращенцы. Исчезновение инженера компании «Боинг».
Сложив стопку бумаг вчетверо, он положил ее в задний карман шорт. Пустую папку сунул за живую изгородь, росшую вдоль фасада дома.
Уэйн не был уверен, что хочет просмотреть эти статьи; будучи всего двенадцати лет от роду, он еще не осознавал себя настолько, чтобы понять, что уже решил взглянуть на них, что принял это решение в тот миг, когда спрятал папку за изгородью. Он пересек лужайку и сел на бордюр. Ему казалось, что в заднем кармане у него лежит нитроглицерин.
Он посмотрел через улицу, на лужайку с увядшей, пожелтевшей травой. Старичок, который там жил, по-настоящему запустил свой двор. У старичка было забавное имя — Зиг де Зут — и полная комната игрушечных солдатиков. Уэйн забрел туда в день похорон ба, и старик любезно показал их ему. Он рассказал Уэйну, что когда-то очень давно его мать, Вик, раскрасила несколько его фигурок. «У твоей матери даже тогда была тонкая кисть», — сказал он с акцентом, как у нациста. Потом его добрая старушка-жена подала Уэйну запотевший стакан чая со льдом и кусочками апельсина, у которого был почти райский вкус.
Уэйн думал, не пойти ли снова посмотреть на солдатиков старичка. Там он укрылся бы от жары и отвлекся бы от распечаток в своем заднем кармане, на которые ему, вероятно, не следовало смотреть.
Он даже зашел настолько далеко, что поднялся с бордюра и приготовился перейти улицу, — но потом посмотрел на свой дом и снова сел. Матери не понравится, если он убредет, не сказав, куда пошел, и он не думал, что уже можно вернуться в дом и спросить разрешения. Так что он остался, где был, глядя на увядающую лужайку через дорогу и скучая по горам.
Однажды Уэйн видел оползень, не далее чем прошлой зимой. Они с отцом прибыли в какое-то место над Лонгмонтом, чтобы отбуксировать «Мерседес», соскользнувший с дороги в кювет. Семья, ехавшая в машине, была потрясена, но цела и невредима. Это была нормальная семья: мама, папа, двое детей. У девочки даже были светлые косички. Вот настолько они были нормальными. Уэйн с первого взгляда понял, что эта мама никогда не лежала в психиатрической больнице, а в шкафу у этого папы не висел бронежилет имперского штурмовика. Он догадался, что у этих детей были нормальные имена, вроде Джона и Сью, в противоположность именам, взятым из комиксов. На крыше «Мерседеса» у них были лыжи, и отец спросил у Лу, может ли он расплатиться карточкой «АмЭкс». Не «Американ Экспресс». «АмЭкс». Через несколько минут после встречи с ними Уэйн полюбил всю эту семью с необъяснимым жаром.
Лу велел Уэйну спуститься с насыпи с крюком и тросом лебедки, но когда мальчик подобрался к машине, с высоты донесся звук: раскалывающийся треск, громкий как выстрел. Все посмотрели через сосны на снежные вершины, на зазубренные края Скалистых гор, возвышавшихся над ними.
У них на глазах оторвалось и заскользило вниз белое полотнище снега размерами с футбольное поле. Это было в полумиле к югу, так что им ничто не угрожало. После первого треска, с которым оторвался оползень, они даже едва его слышали. Он был не громче низких перекатов отдаленного грома. Хотя Уэйн его чувствовал. Он воспринимался как легкое постукивание в земле под ногами.