Страна Семи Трав (илл. В. Юдина)
Шрифт:
Я улегся по-другому. Было не очень удобно на узеньком клеенчатом диване, хотя вообще я неприхотлив. Черт бы побрал эти жесткие валики!
Нет, сон не шел, хоть умри!..
Ну что ж — Русанов? Или кто-либо из участников его экспедиции на «Геркулесе»?
Русанов всегда импонировал мне. Он был русским патриотом, революционером, социал-демократом, долго находился в царской ссылке, мечтал о перестройке Крайнего Севера России, изучал Новую Землю, ратовал в печати за использование малых притоков Печоры (что осуществилось в наше время).
В
Но больше всего сил отдал Русанов решению грандиозной государственной задачи — прокладке Северного морского пути. Он и погиб на полпути к цели, споткнувшись о порог, выдвинутый далеко к северу, — Таймырский полуостров.
Нам, советским полярникам, трудно представить себе условия, в которых Русанов предпринял свою дерзкую попытку.
Достаточно сказать, что у него не было рации. Зимуя во льдах, Русанов даже не знал, что началась первая мировая война.
В таких условиях ни Русанов, ни кто-либо из русановцев не могли спастись, проникнуть в глубь полуострова. Чутье путешественника подсказывало мне это.
Но если не Русанов, то кто же?..
Постепенно очертания предметов — стульев, стола, кровати, на которой спал Савчук, — начали проступать во тьме. Вот так! Скоро рассвет, а мне так и не удалось заснуть.
Безмятежный храп Савчука начал раздражать меня.
Правда, он храпел не так, как некоторые, в ужасе просыпающиеся от собственного храпа, — нет, вполне пристойно, с деликатными переливами, паузами и трелями.
Но меня возмущал сам факт. Как? Этот человек спит, а я не могу сомкнуть глаз?! Он рассказал о загадке, которая мучила его, и успокоился на этом! Сбросил бремя догадок на мои плечи и в изнеможении повалился на подушки, чтобы тотчас же захрапеть самым эгоистическим образом!
В своем негодовании я забывал, что завтра — точнее, сегодня, потому что уже светало, — Савчук отправится на край света для того, чтобы разгадать волновавшую нас обоих загадку.
Не желая больше слышать этого наглого храпа, я оделся, на цыпочках вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. В коридоре я устроился на широком подоконнике.
Нет, не Русанов «закольцевал» гуся! Кто же тогда, кто?!
Я полез в карман за папиросами, без которых не умею думать. Пальцы наткнулись в кармане на что-то холодное. А, компас-брелок!
«Безделушка», — сказал Савчук. Как бы не так!
Сколько раз получал я нагоняй из-за этого компаса. Как часто люди, не знавшие его истории, принимались укорять меня за то, что я со студенческой скамьи не расстаюсь с ним ни на суше, ни на море.
Знакомые девушки, притрагиваясь к нему мизинчиком, лепетали:
— Талисман? Как интересно!.. — И кокетливо щурились: — Итак, Алексей Петрович, вы верите в талисманы?
Я отмалчивался: я не любил впутывать компас в свои отношения с девушками.
Талисман
Несколько лет компас провисел на стене в бревенчатом доме полярной станции на Земле Ветлугина, охраняя зимовщиков от всяких бедствий. Теперь я забрал его, так как он принадлежит мне, Андрею и Лизе и мы решили пользоваться им «в черед».
Я положил компас на подоконник. Как в детстве, хотелось чуда. Хотелось, чтобы магнитная стрелка, дрогнув, повернулась и замерла, указывая направление, по которому надо идти, в котором надо искать загадочный народ — «детей солнца».
— «Дети солнца» живы во мне! — заявил Савчук.
Но нечто в этом роде мог сказать и я.
Когда-то жил — и умер — человек, подаривший мне старомодный брелок в виде компаса. И он был «жив во мне», хотя гибель его удостоверена очевидцем, а некролог о нем напечатан в «Географическом вестнике».
Много раз в воображении я сопровождал его в толпе других ссыльнопоселенцев, идущих по широкому тракту. Перебирался с ним из Якутска в деревеньку, названную Последней, потому что дальше к северу уже не было деревень. Торопливо помогал ему увязывать вещи в пасмурное утро бегства, которое кончилось для него трагической гибелью.
А что, если?.. Нет, это, конечно, невероятно. Самая невероятная догадка из всех! Хотя…
Я закурил новую папиросу, чтобы собраться с мыслями.
Перед умственным взором моим поднялось из-за плеча Русанова бледное широкое лицо. Светлая, почти соломенного цвета прядь падала на лоб, не очень высокий, но просторный и крутой. Глаза смотрели на меня через старомодные овальные очки с бесконечно добрым выражением, немного устало.
Только сейчас я подумал о том, как много общего с Русановым было во внутреннем облике этого человека.
Так же, как Русанов, он находился в царской ссылке, деятельно изучал Арктику, прокладывая путь для следующего поколения исследователей — для нас, советских полярников.
Так же мечтал о преобразовании Крайнего Севера России, заглядывая далеко вперед, через десятилетия.
И так же таинственно исчез, как в воду канул, в безмолвных просторах Ледовитого океана…
3
В окне светлело. Все явственнее проступали силуэты деревьев. Начали поблескивать крыши домов на противоположной стороне улицы.
Я продолжал неподвижно сидеть на подоконнике, держа компас-талисман в руке, любуясь Москвой, мало-помалу светлевшей, наливавшейся красками. Похоже было, будто капнули водой на переводную картинку. То, что в сумерках казалось тусклым, серым, сейчас, омытое свежей утренней росой, медленно прояснялось, оживало.
«Жив во мне…» Как должен я поступить, если он жив на самом деле? Если это его голос окликнул меня, прорвался издалека, из недр Арктики?..