Страна Семи Трав(изд.1976)

Платов Леонид Дмитриевич

Она задохнулась, так как в этот момент перебиралась через поваленное дерево.

2

Я задумался над тем, какое влияние оказывает индивидуальность исследователя на решение той или иной научной проблемы. Здесь, как и вообще в жизни, многое, по-моему, идет от характера человека.

Принято считать, что ученые живут одним рассудком. Вздор, чепуха! Наука эмоциональна, глубоко эмоциональна.

Почему, например, Савчук с таким азартом

занялся выяснением этнического происхождения «детей солнца»? Потому ли только, что это лежало в плане подготовлявшейся им диссертации? Вряд ли! В истории самого северного народа Сибири было что-то увлекавшее Савчука, задевавшее не только его ум, но и сердце.

Я сказал об этом этнографу, когда мы, с трудом перебравшись через одну особенно крутую осыпь, присели отдохнуть.

— Пожалуй,— согласился он.— Мне не приходило это раньше в голову.

Помолчав, он добавил задумчиво:

— Беспрозванные…

— Какие беспрозванные?

— Такую фамилию носят некоторые наши сибиряки. (Вы ведь знаете, я сам отчасти сибиряк.) Мне приходилось встречать Беспрозванных, Бесфамильных…

— А я знала одного сибиряка— Безотчества,— перебила Лиза.— Так и в паспорте стояло — Иван Сергеевич Безотчества.

— Вот видите.Меня заинтересовало, как могли возникнуть такие фамилии. Стал расспрашивать. Оказалось, Беспрозванные и Бесфамильные являются потомками тех переселенцев, которые не хотели сообщать начальству свои фамилии. Иначе говоря, то были внуки и правнуки беглых ссыльных или крепостных, скрывавшихся от полиции… Быть может, интерес к «детям солнца» идет отсюда…

— Понимаю вас. Подумать только: целый народ, состоящий из таких вот Беспрозванных, Бесфамильных, не знающих родства!..

— Ну, родственников-то я как будто уже разыскал,— пробормотал Савчук.

— Я всегда говорила, что вы глубоко эмоциональный человек,— неожиданно объявила Лиза.

Савчук засмеялся.

— Что вы!.. Наоборот! Меня считают сухарем.

— Безусловно, несомненно эмоциональный!.. Так, впрочем, и положено ученому! Разве мы находились бы здесь, если бы это было не так?

Вдруг Бульчу, не проронивший ни слова после того, как мы покинули могилу Нырты, схватил меня за руку.

— Дым! — коротко сказал он, указывая вверх.

Мы подняли головы и увидели столб дыма, поднимавшийся над кронами деревьев.

По-видимому, костер был разложен на самом видном месте, на гребне горы.

Но минут пять назад никакого дыма там не было.

— Еще дымы! Вон, вон! — взволнованно сказала Лиза.

Проследив за направлением ее взгляда, я увидел второй столб, а еще дальше из-за деревьев медленно поднимался третий. Все три столба раскачивались от сильных порывов ветра и были хорошо видны на фоне светло-голубого неба.

— Сигналы?

— Да!..

Рот Савчука был плотно сжат, глаза прищурены.

Сомнений не было. Это «дети солнца», сопровождавшие нас, передавали по горам весть о нашем приближении…

— Что

же мы расселись тут?— сердито спросила Лиза.— Положение таково, что у нас один-единственный выход: идти вперед и вперед, не колеблясь, не останавливаясь!

Маленький отряд Савчука сомкнулся еще теснее.

Мы двигались теперь не по дну ущелья, а примерно посередине лесистого склона. Перед нами открывался значительно больший кругозор. «Детям солнца» труднее было приблизиться незамеченными и напасть на нас врасплох.

Мы шли, вполголоса перебрасываясь короткими фразами.

В этом проклятом лесу было очень странное эхо. Стоило произнести громко какую-нибудь фразу, как оно торопливо подхватывало ее конец и принималось повторять, коверкая на все лады, точно передразнивая.

Вначале это забавляло меня. Проворное, быстрое эхо весело прыгало с уступа на уступ, как горный баран. Потом надоедливая тарабарщина, не отстававшая от нас ни на шаг, стала раздражать и серьезно беспокоить.

Не проделки ли это «детей солнца», которые идут за нами по пятам, пытаясь запугать, остановить всяческими колдовскими хитростями? От Хытындо и ее подручных можно было ждать любой нелепой каверзы.

Но я остерегся высказать свои подозрения вслух. Не хотелось зря пугать Савчука, Лизу и Бульчу. И без того лица моих спутников выдавали их затаенную тревогу.

3

Река матово отсвечивала внизу. Она снова стала сравнительно глубокой. Каменистые перепады и мели, которые отняли у нас столько сил, остались далеко позади. Пожалуй, мы могли бы пройти здесь на своей лодке. Жаль, что пришлось оставить ее на пороге мертвого леса.

Вдруг я увидел на реке человека. Это было так неожиданно, что от изумления я остановился как вкопанный. Остановились и мои спутники.

Человек плыл посередине стрежня в маленьком челне и греб изо всех сил, проворно перебрасывая короткое весло из стороны в сторону. Голова его была непокрыта. Длинные волосы развевались по ветру.

Мы не успели опомниться от удивления, как из-за поворота показались еще три челна. От яростных ударов весел запенилась узкая горная река.

Это была погоня!

Человек с непокрытой головой пригнулся. Весло замелькало в его руках еще быстрее, сверкая на солнце, как крылья стрекозы.

— Стреляют! В него стреляют! — крикнул Бульчу.

Я увидел, как один из преследователей спустил тетиву лука. Стрела пронеслась над головой беглеца и нырнула в воду.

Расстояние между челнами все сокращалось. Один из преследователей, работая веслом с непостижимой быстротой, начал уже вырываться вперед. Он пытался обойти беглеца, прижать его к берегу, но тот удвоил усилия.

Тут лишь подумал я о том, что этим беглецом может быть Петр Арианович, и стремглав побежал со склона к реке. За мною с громкими возгласами последовали Бульчу, Савчук и Лиза.