Страницы моей жизни
Шрифт:
Ободренные таким успехом, члены кружка стали устраивать вечера регулярно, каждые две недели. Доклады читались на самые разнообразные темы: экономические, социальные, исторические, литературные, философские, но они всегда имели тесную связь с еврейской жизнью и с еврейским духовным творчеством. Говорили на собраниях преимущественно по-русски, хотя по желанию докладчиков им предоставлялась возможность говорить на идише, на французском и немецком языках, понятных почти всем слушателям.
С течением времени состав кружка разросся, и в него вошли многие весьма видные общественные и политические деятели, которых наша молодая организация привлекла к себе проявленною ею энергией, инициативой и идейным воодушевлением. Мы были рады принять в нашу маленькую, но дружную семью Л.М. Брамсона, Ю.Д. Бруцкуса, М. Зайдмана, П.А. Берлина, С.О. Португейса (Ст. Иванович) и многих других. Так как наш
С вступлением в кружок вышеперечисленных лиц работа в нем еще больше оживилась, и сфера его влияния намного расширилась. Так, например, мы поставили себе задачей путем докладов и собеседований разбудить хотя бы в некоторой части юной еврейской молодежи, родившейся или выросшей во Франции и совершенно отошедшей от еврейства, интерес к судьбе своего народа и внушить ей чувство национального самосознания. И эта задача, хотя в очень скромных размерах, нами была довольно успешно выполнена. Около 50 учащихся юношей и девушек были объединены в особую группу. Им читались доклады на еврейские темы, и доклады эти сопровождались оживленным обменом мнениями наших юных слушателей. И приятно было видеть, с каким огромным интересом эта юная аудитория выслушивала лекторов и с каким чувством благодарности она к ним относилась.
Сделали мы еще одну попытку в этом роде, но она дала менее успешные результаты.
Дело в том, что культурная комиссия при Федерации еврейских обществ в Париже организовала нечто вроде народных университетских курсов; слушать эти курсы могли все желавшие, но культурная комиссия имела в виду главным образом еврейскую молодежь. И вот наш кружок, чтобы распространить свое идейное влияние на слушателей этих народных университетских курсов, решил послать в федерацию своих лекторов. Питали мы даже серьезную мысль со временем взять руководство курсами в свои руки, но нас постигло немалое разочарование. То ли культурная комиссия не сумела организовать как следует такое интересное начинание, то ли курсы не сумели воодушевить широкую публику, но мне и моим ближайшим единомышленникам (ими были Португейс и Познер) приходилось выступать перед аудиторией в 25–30 человек, среди которой было немало пожилых людей и даже стариков. Я прочел около семи лекций на тему «Национализм и ассимиляция в еврейской истории» – тему, которая на собрании нашего кружка привлекла многочисленную публику, и должен сознаться, что когда я входил в аудиторию федерации – маленькую комнату, в которой я находил всего человек двадцать пять слушателей, мне становилось грустно. Я невольно вспоминал свои лекции в Харбине, где огромный зал был полон публики, вспоминал оживление, царившее в зале, напряженный интерес, с которым меня слушали. А тут я видел перед собою десятка два-три человек, и атмосфера была какая-то не уютная. Меня трогали несколько стариков с большими бородами, аккуратно посещавшие мои лекции, но я себя спрашивал, где же еврейская молодежь, которой было бы также полезно узнать, какой мученический путь проделал еврейский народ на протяжении тысячелетий, почему она отсутствует. И признаюсь, что я всегда возвращался домой после этих лекций в печальном настроении.
Зато работа нашего кружка продолжалась со все возрастающим успехом. Интересные темы, на которые читались доклады, удачный подбор докладчиков, серьезная и объективная трактовка самых острых вопросов и тщательно проводившаяся нами широкая терпимость к заявлениям оппонентов – все это делало наши собрания популярными, и люди шли к нам, чтобы узнать немало нового, чтобы отвести душу, высказываясь о том, что их глубоко волновало, а то и просто чтобы отдохнуть морально в атмосфере общего воодушевления, которая как-то сама собою создавалась особенно на некоторых наших торжественных собраниях.
Со временем деятельность нашего кружка разрослась и окрепла, она завоевала такие широкие симпатии среди довольно широких кругов русско-еврейской интеллигенции, что мы решили преобразовать его в общество с утвержденным уставом, и в 1937 году мы образовали такое общество, переименовав его в Объединение русско-еврейской интеллигенции. Во главе этого общества стал избранный всеми его членами комитет, и в 1938 году в этот комитет входили следующие лица: А.С. Альперин, П.А. Берлин, Л.М. Брамсон, Ю.Д. Бруцкус, Р.М. Гринберг, С.М. Зайдман, Л.М. Жосефсон, Ст. Иванович (С.О. Португейс), М.А. Кроль, К.С. Лейтес, А.И. Лурье, С.В. Познер, В.Ю. Расин, С.М. Соловейчик, И.Я. Фишер и В.М. Шах. Пишущего эти строки почтили честью и выбрали председателем комитета, а К.С. Лейтес
Помню, как мы праздновали 75-летие С.М. Дубнова. Большой зал был полон публики. С речами выступали: Гранд-Рабэн (Главный раввин. – Прим Н.Ж. ) города Парижа Жюльен Вейль, ученый историк Аншель, пишущий эти строки, Л.М. Познер. Настроение у всех приподнятое. Мы чествуем нашего славного историка, который так много поработал, чтобы дать русскому еврейству тщательно составленную всеобщую историю еврейского народа, начиная с древнейших времен до самого последнего времени. На его истории, написанной к тому же очень хорошим языком, воспитывался целый ряд поколений еврейской интеллигенции, и юбиляр, несмотря на свои 75 лет, еще продолжал работать с молодою энергией и редкою душевной свежестью. Это ли не праздник.
Легко себе представить, с каким радостным чувством мы посылали отсутствующему юбиляру наши горячие пожелания, чтобы он еще многие годы хранил свою душевную бодрость и продолжал свою плодотворную работу.
В другом настроении протекали три траурных вечера, устроенных нами в разное время в память умерших выдающихся еврейских общественных деятелей: М.М. Винавера, А.И. Браудо и Г.Б. Слиозберга. Все трое оставили глубокий след в истории еврейской общественности в России. Некоторым из нас они были близки как личные друзья и соратники в тяжелой борьбе за еврейское равноправие, борьбе, которую с величайшим упорством вел авангард еврейской интеллигенции в России. Каждый из них имел свои большие заслуги перед еврейством, и наша организация считала своим долгом посвятить памяти каждого из них особый вечер.
Собрания эти происходили при переполненных залах, и этот необыкновенный наплыв публики свидетельствовал об исключительном отношении собравшихся к тем, которые нас покинули навсегда, но которые отдали столько душевных сил служению своему многострадальному народу.
Как все поминальные вечера, эти собрания носили печально-торжественный характер, но в речах, произносившихся на них, не было уныния, наоборот, в них звучали бодрые ноты. Чувство печали почтительно уступало место гордому сознанию, что умершие оказались достойными сынами своего народа и что их жизненный путь составляет яркую страницу в истории еврейской общественности в России. И еще одной особенностью отличались эти три поминальные вечера. Представители русской передовой интеллигенции выразили желание вместе с нами почтить память М.М. Винавера, А.И. Браудо и Г.Б. Слиозберга, и их участие придавало нашим собраниям особый характер: оно свидетельствовало, что русские люди также высоко ценили ту роль, которую умершие прямо или косвенно играли в истории общероссийской общественности.
На вечере, посвященном памяти М.М. Винавера, с обстоятельными докладами выступали П.Н. Милюков и князь Оболенский. Первый дал подробную характеристику М.М. Винавера как политического деятеля и влиятельнейшего члена конституционно-демократической партии, а второй подробно обрисовал роль покойного в Государственной думе. Пишущий эти строки дал общую характеристику Винавера как политического и общественного деятеля, знаменитого адвоката и ученого-юриста, а Г.Б. Слиозберг в пространном докладе остановился на той огромной работе, которую выполнил покойный в качестве еврейского общественного деятеля в тех многочисленных организациях, в которых он принимал участие. И образ Винавера встал перед публикой, сосредоточенно слушавшей доклад, во весь рост.
На собрании, устроенном в память Г.Б. Слиозберга, председателем был избран П.Н. Милюков, который в обстоятельном докладе обрисовал покойного как общественного деятеля и человека. Остальные докладчики – Л.М. Брамсон, С.В. Познер, В.И. Гершун, Р.М. Бланк – делились воспоминаниями о покойном как о человеке, общественном деятеле и неутомимом заступнике за евреев – несчастных жертв жестоких ограничительных законов и административного произвола в самодержавной России. И присутствовавшие на собрании узнали то, что очень многим было уже известно. А именно, в лице Г.Б. Слиозберга смерть унесла большого человека-еврея, горячо любившего свой народ, преданного ему всей душою, жертвенно ему служившего всю свою жизнь.