Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам
Шрифт:
Везде история была одна и та же. Девушек выбирали, по словам судей, которые в итоге председательствовали на процессах, потому что они принадлежали к другой общине, были немусульманками и считались «легким мясом». Многие из мужчин привезли с собой из Пакистана и других мусульманских культур, где доминируют мужчины, представления о женщинах и особенно о женщинах без сопровождения или «незащищенных». Перед лицом такого отношения к женщинам в Соединенном Королевстве все части британского государства не смогли встать на защиту британских норм, включая верховенство закона. Самым добрым объяснением было бы то, что приток огромного количества людей из таких культур заставил власти занервничать, не зная, где провести свои собственные границы. Но дело было не только в этом. Каждый раз, когда случались скандалы с грумингом, выяснялось, что местные власти закрывали на это глаза, боясь вызвать проблемы в обществе или быть обвиненными в расизме. Британская полиция до сих пор не отошла от доклада Макферсона 1999 года, в котором ее обвинили в «институциональном расизме», и опасалась повторения этого обвинения.
Повсюду
57
«Innvandrere bak alle anmeldte overfallsvoldtekter i Oslo», Dagbladet, 15 апреля 2009 г.
58
«Норвегия предлагает мигрантам урок обращения с женщинами», The New York Times, 19 декабря 2015 г.
Очевидно, что эти и подобные случаи с бандами насильников — необычный и нерепрезентативный пример поведения иммигрантов в целом. Однако они должны быть самыми простыми нарушениями, которые только можно себе представить, чтобы их обнаружить, расследовать и наказать. То, что полиции и прокурорам потребовались годы, а в некоторых случаях даже десятилетия, чтобы обратить внимание на эту проблему, заставляет задуматься о том, что она вызывает глубокую тревогу. Такие случаи, как калечащие операции на женских половых органах (FGM), должны быть проще. Но западноевропейские общества годами пытаются справиться с этой проблемой даже на расстоянии. Другие, менее заметные или насильственные проявления, которые приносят с собой некоторые группы мигрантов, вряд ли когда-нибудь достигнут такой же степени проверки, если с подобными случаями будет трудно справиться. Если крупномасштабное групповое изнасилование детей требует более десяти лет, то сколько времени потребуется менее жестоким и ужасным примерам непристойного отношения, чтобы стать известными, если они вообще станут таковыми?
Это свидетельствует о том, что если преимущества массовой иммиграции, несомненно, существуют и о них все прекрасно осведомлены, то недостатки импорта огромного количества людей из другой культуры требуют много времени для признания. Тем временем, похоже, широкая общественность пришла к соглашению, что это не такая уж плохая сделка: если в Европе чуть больше обезглавливаний и сексуальных нападений, чем раньше, то, по крайней мере, мы также выигрываем от гораздо более широкого выбора кухонь.
Последнее обоснование или оправдание массовой иммиграции выходит за рамки разума и оправданий. Даже если все остальные аргументы в пользу этой политики будут развенчаны, этот останется. Это аргумент о том, что все это не имеет значения, потому что все равно ничего нельзя сделать. Все зависит от каждого. Это наша судьба.
В начале нынешнего кризиса я участвовал в дебатах в Афинах о том, какой должна быть политика Европы в отношении ситуации с иммиграцией. Представляя свои аргументы, я заметил, что другие присутствующие (включая греческого экономиста Антигону Либераки и французского политика и активиста Бернара Кушнера), скорее всего, скажут аудитории, что «ничего нельзя сделать». Только потом, когда Бернар записал свою заранее подготовленную речь, я увидел, что он вычеркнул первую строчку перед выступлением. Речь действительно должна была открыться словами о том, что Европа не может остановить поток, идущий в Грецию, и что «ничего нельзя сделать». Это знакомая фраза, хотя, когда к ней прислушиваются, более мудрые политики часто понимают, что она потенциально катастрофична. Тем временем ведущие политики, включая в 2015 году министра внутренних дел Великобритании Терезу Мэй, утверждают, что европейские страны должны попытаться повысить уровень жизни в странах третьего мира, чтобы предотвратить приезд людей сюда. Однако на самом деле, как показывают многочисленные исследования, массовая миграция начинается только тогда, когда уровень жизни повышается (хотя вряд ли до роскошного уровня). У по-настоящему бедных людей нет денег, чтобы подкупить контрабандистов.
Также предпринимаются попытки придать этой точке зрения видимость академической респектабельности. В последние годы в академическом дискурсе
Прежде чем указать на неразорвавшуюся демократическую взрывчатку, стоящую за этим утверждением, стоит подумать, что в нем правда. Конечно, распространенность мобильных телефонов, средств массовой информации — особенно телевидения — в странах третьего мира и снижение стоимости путешествий в последние десятилетия означают, что желание и возможность путешествовать у людей по всему миру как никогда велики. Но если глобализация действительно сделала невозможным предотвращение поездок в Европу людей со всего мира, стоит отметить, что эта глобальная проблема не затрагивает другие страны. Если причина кроется в экономической тяге, то нет причин, по которым Япония не должна сейчас переживать беспрецедентную волну иммиграции с Запада. В 2016 году эта страна была третьей по величине экономикой мира, если судить по номинальному ВВП, опережая Германию и Великобританию. Но, конечно, несмотря на то, что Япония является более крупной экономикой, чем любая другая в Европе, она избегает политики массовой иммиграции, проводя политику, которая останавливает ее, отговаривает людей от пребывания в стране и затрудняет получение гражданства, если вы не японец. Независимо от того, согласен ли кто-то с политикой Японии или нет, эта страна показывает, что даже в наш век гиперсвязи современная экономика может избежать опыта массовой иммиграции и показать, что такой процесс не является «неизбежным». Таким же образом, хотя Китай и является второй по величине экономикой мира, он не является местом назначения для просителей убежища или экономических мигрантов в масштабах Европы. Игнорируя вопрос о том, желательно это или нет, очевидно, что даже самые богатые страны не должны неизбежно становиться точками притяжения для мигрантов со всего мира.
Причина, по которой люди хотят приехать в Европу, заключается не только в ощущении богатства и работы. Европа стала желанным направлением и по другим причинам. Не последнее место среди них занимает знание того, что Европа, скорее всего, позволит прибывшим остаться на континенте после приезда. Среди причин, по которым люди стремятся в Европу, важное место занимает уверенность в том, что ее государства всеобщего благосостояния позаботятся о прибывших мигрантах, а также уверенность в том, что, сколько бы времени это ни заняло и как бы плохо ни заботились о мигрантах, они все равно получат лучший уровень жизни и лучший набор прав, чем где-либо еще, не говоря уже об их родных странах. Существует также мнение — как лестное для европейцев, так и правдивое — что Европа более терпима, мирна и гостеприимна, чем большинство стран мира. Если бы в мире было много таких континентов, то европейцы могли бы наслаждаться своим статусом одного щедрого общества среди многих. Если же сложится мнение, что Европа — единственное место, куда легко попасть, где легко остаться и где безопасно находиться, то в долгосрочной перспективе внимание к континенту может оказаться не столь лестным, как в краткосрочной перспективе. В любом случае приезд мигрантов в Европу не является неизбежным. Они приезжают потому, что Европа сделала себя — по хорошим и плохим причинам — привлекательной для мигрантов со всего мира.
Очевидно, что что-то можно сделать. Желательно это или нет, но если бы Европе пришлось ограничить поток, она могла бы принять меры, чтобы выглядеть и быть на самом деле — в целом ряде аспектов — менее привлекательной для движущегося мира. Она могла бы принять более суровый облик, возвращать людей, которые не должны здесь находиться, прекратить предоставлять социальное обеспечение вновь прибывшим и в будущем принять политику социального обеспечения по принципу «первый пришел — первый обслужил». Если миграция вызвана соблазном, то необходимо найти способ избавиться от этого соблазна. Об этом неприятно думать, и не в последнюю очередь потому, что это затрагивает одно из представлений о себе, которого так любят придерживаться европейцы, и в долгосрочной перспективе может даже изменить это представление о себе. Но путь может оказаться не таким опасным, как опасаются некоторые. Мало кто будет спорить с тем, что Япония — варварская страна, которая придерживается строгих миграционных правил. В любом случае, идея о том, что то, через что проходит Европа, невозможно остановить, опасна не только потому, что она не соответствует действительности, но и потому, что она чревата неприятностями.
На протяжении многих лет в Западной Европе проблема миграции занимает одно из первых мест в списке общественных проблем. Опросы общественного мнения в каждой стране неизменно показывают, что эта проблема почти полностью волнует население. Если на протяжении многих лет большинство населения испытывает озабоченность и ничего не предпринимает для ее решения, то проблемы и недовольство, безусловно, накапливаются. Если в ответ на это не просто игнорировать озабоченность, а утверждать, что с ней невозможно ничего поделать, то начинают рождаться радикальные альтернативы. В лучшем случае такие опасения будут выражены в избирательных урнах. В худшем случае они выплеснутся на улицы. Трудно представить себе какую-либо другую проблему, тем более занимающую столь высокое место в списке общественных проблем, на которую можно было бы ответить «ничего нельзя сделать».